- и скороговоркой: - Домашка твоя идет!
подняв глаза, увидел Домашины сведенные брови.
растирал грудь, шею и плечи, чувствуя, как у Домаши, лившей воду, дрожали
руки. Прикидывал - видала ай нет?
ненавистью глядя на кудрявую голову Олексы. - Сына родила! Приехать не
успел!>
свежую рубаху - взамен мятой, ночной - простую, белую, с шитьем. Так ходил
по дому. Было полуобнял Домашу.
девка, Оленица, зашла подтереть пол, натужась, унесла лохань. Расчесал
волосы Олекса костяным гребнем, еще раз усмехнулся, тряхнул головой, надел
чулки вязаные, узорчатые, и так, в чулках, пошел к матери, на ту половину.
слюды: в одну сторону - улица, кровли теремов, верхи Ильинской церкви над
ними (птиц-то, птиц! весна), в другую - свой двор, сад. Увидел парня,
слезающего с коня, - никак свой, из обоза? Но не стал ворочаться: к матери
шел.
натоплено по-зимнему, жарко. Большие образа серьезно глядели и в
трепещущем огне лампадок, казалось, поводили очами, слушая беззвучную
молитву матери. Опустился на колени Олекса, чуть позади. Вздохнул, сложил
два перста, стал креститься.
сердце чисто созижди во мне. Боже, и дух прав обнови во утробе моей, не
отверзи мене от лица твоего и духа твоего святаго не отними от мене... -
произносила Ульяния одними губами. Не услышал, скорее догадался: о
прибытии молится.
строго:
холодную светелку - не увидел бы кто из девок, - уродуя губы и вздрагивая,
сидела над ларцом своим, перебирая бусы, колтки, мониста, памятки, милые
сердцу, и драгоценности, без мысли откладывая свое, дормашнее, от дареного
Олексой. Рука наткнулась на потемневшие свитки бересты - письма. Наудачу
развернула одно - с трудом: береста слежалась, не хотела раскатываться,
стала читать, шевеля губами:
гривну серебра собою, прошай у матери. Поедуть дружина, Савина чадь. Я на
Ярославли, добр, здоров и с Радьком...> Добр, здоров! Ожидала, честь свою
берегла, вс° для него!
Прошел опять переходами, в сенях встретил гонца. У парня прыгали губы:
Ярославова прихвостня. Чувствуя бессилие и оттого ярея еще больше:
сбираю... Ты ли... ты ли... Вскую, господи! Яко тати нощные... пия кровь
человеческу, разоряя на ны, грешныя... Казни, казни! Не лицезреть мне очи
ликоствующих, ни уста злобствующих... Аз ли не страдах! Ни в трудах, ни в
возданиях не оскудевает десница... Люди добрые, помогите мне на злодея
этого!
нацарапанные, кривые буквы:
Седлилка роскаже. Буде сам и с кунами не умедлив. А цто свеиске возы
поворотили еси Неревский конець Зверинцю, и том кланяюся>.
вытесняла бурная радость. Ай да Радько! Главное спас! Ну, умен!
опоясаться и натянуть сапоги, мимо складов, мимо торга, вверх по Рагатице,
к городским воротам, выручать задержанный обоз.
толпой повозничан - сверх платы им выкатили бочку пива, и сейчас повозники
шумно гуляли, - взмокший, измазанный и снова веселый Олекса шепнул Радьку:
потоках седины, пустил улыбку в каменные морщины обветренного до черноты
лица.
за городом, тамо и домницы ихние, а уж кому надо, опосле, без повозного,
завезут в Неревский конец (кому надо - Дмитру). А виру берут со всех, так
и в торгу дороже стало, я узнавал. Тут мы, что потеряли на сукне да
протчем, то и выручим, самое худо, ежели полугривны недостанет. А коли
боярин Жирох железо купит, с него можно теперя и лихву взять! Вот как.
глаза утонули в хитрых морщинах.
поклонился в ноги:
Радьку.
доурядит с повозниками.
рассчитывал Олекса мужиков. В этом он был мастер, Радька за пояс затыкал.
Зато сперва всегда норовил угостить пивом... Под конец даже руки поднял:
никого, даже новой девке и той досталось на рукава. Государыне матери,
Ульянии, - ипского сукна, волоченого золота и серебра, чудского янтарю.
Жене, Домаше, особый подарок - ларец немецкой работы. Открыл замок -
ахнули девки, Любава поджала губы. Достал веницейское зеркало в серебряной
иноземной оправе, взглянул мельком с удовольствием, прищурясь, в блестящее
стекло: волнистая бородка, волосы кудрявятся. Повел темной бровью: на
красном от весеннего загара лице особенно ярки голубые глаза, - подал с
поклоном. Зарозовела Домаша приняла подарок, потупясь, ушла. Переглянулся
с матерью, неспешно вышел следом.
продам за все сокровища земные. Мне за тебя заплатить мало станет жизни
человеческой. Лебедь белая! Краса ненаглядная, северное солнышко мое!
Вишь, я обозы бросил, к тебе прилетел? Мне и в далекой земле надо знать,
что ты ждешь и приветишь. А про то все и думать пустое, суета одна!
грудь.
зеркало.