а через всесильного ключника архиепископского, Пимена, друга Марфы Борецкой,
надеялся Феодосий добиться согласия своенравной великой боярыни. Но для
этого надобно было, чтобы, во-первых, Пимен, целиком поглощенный заботами о
нависшей над городом московской грозе, согласился помочь Зосиме, а
во-вторых, чтобы больной Иона захотел принять этого просителя с далеких
северных островов. Позвонив в колокольчик, Феодосий велел служителю подать
дорожное платье и приготовить лодью.
Глава 3
соскакивали с узорных седел. Подбегавшие слуги на лету хватали повода.
Опередивший всех молодой Берденев поддразнивал разгоряченного Федора
Борецкого, дурачился:
человека не задавил!
пору грозитце!
бросил им подскакавший Дмитрий и спешился, сильно и ловко спружинив на
мускулистых ногах.
брат выставиться хочет опять?
сбивали пыль с одежды, обмахивали пучками перьев воротники и рукава.
храпели, еще не остыв после скачки, пробовали взвиваться на дыбы.
посадники и дети посадничьи, а с ними избранная молодежь из житьих, прочих
землевладельцев Великого Новгорода - собиралась нынче у Борецких.
Олена Борецкая. Младшая Марфина дочь не красавица была: девушку портили
слишком широкие плечи и слишком густые, не по лицу "мужские" родовые брови.
Впрочем, румянец во всю щеку и молодость исправляли дело.
огладила взлохмаченные волосы старшего брата и - скороговоркой, вполголоса:
пожурил негромко:
стала следить среди входящих стройного темноволосого молодого боярина с
продолговатым лицом и умными глазами. Григорий Тучин подымался не спеша,
пропустив вперед себя нетерпеливого во всем Федора Борецкого с Берденевым.
Олене он поклонился учтиво и строго. Девушка, вскинув подбородок и раздув
ноздри, ответила небрежным кивком и, вильнув косою, исчезла.
разом улыбнулись друг другу и стали по обе стороны двери, пропуская
входящих. Василий, здороваясь, черными быстрыми глазами внимательно
оглядывал гостей, проверяя про себя, все ли званые прибыли. Он особо
улыбнулся Ивану Своеземцеву; с Олферием, сыном Немира, понимающе
переглянулся; Никите Есифову дружески сжал руку; Григория Тучина
приветствовал легким, но почтительным наклоном головы... Пропустив всех,
подошел к Дмитрию. Снизу вверх внимательно поглядел в лицо другу, сощурился:
здесь, с Юрием в шахматы режутся, Тучина ты привез, Телятевы приехали,
Михайловы ждут. Наши все, словом. Из плотничан Иван Кузьмин не будет, батька
плох, но с ним все уже обговорено, и в Литву поедет. Да еще Овиновых пока
звать не стал... Славлян мало!
прибавить еще!
Василий.
недостанет... Ну, пойдем!
конях, урожае, соколиной охоте. У шахматного стольца барсом протянулся в
резном кресле удалец в рудо-желтой огненной рубахе, друг Борецкого и
Селезнева, Иван Савелков. Напротив него сидел юноша писаной красоты.
воротом, умащенные благовониями темные волнистые кудри мягкой волною
ниспадали почти до выреза тончайшей, в сборах, отороченной кружевом нижней
рубахи. От длинных ресниц падала тень на матовой белизны щеки, чуть тронутые
летним загаром. Изящной рукой с длинными ухоженными ногтями он лениво
переставлял точеные из рыбьего зуба фигуры. То был Юрий Иванов, сын славной
вдовы Настасьи, прусской великой боярыни, соперницы Борецкой, обосновавшейся
на Городце. Оба были хорошие игроки, но играли вполглаза, баловались, ожидая
запоздавших.
Юноши в Новгороде, подобно знатной молодежи далекой Флоренции, стали
завивать волосы, кудри свободно спускались до плеч, на широкие, откинутые на
спину цветные воротники. Лишь у стариков волосы по-прежнему лежали на спине,
свитые в плотный жгут. Иные из щеголей, напротив, подстригались коротко,
подвивая концы локонов, чтобы кудрявились венцом под околышами круглых
русских шапок, знаменитых по всем берегам Варяжского моря и до Дании. Только
на Москве, перенятое от татар, начинало входить в моду бритье головы (в
походах да в поле обовшивеешь с долгими-то волосами!) и твердые стоячие
воротники-козыри. Но и там пока еще больше ценилось новгородское платье и
прически.
Савелков потянулся, расправил плечи, повел руками - ух! Засиделись,
ожидаючи! Вскочил прыжком, пошел навстречу входящим. Юрий тоже встал с
ленивым изяществом. Шумные приветствия, удары по плечам, хохот наполнили
горницу.
Федора, которого в перерывах продолжал поддразнивать. Федор уже начинал
фыркать - легко закипал от пустяка. Был он ниже брата Дмитрия, хотя тоже
широк в плечах, и при семейном сходстве, - оба бровями, взглядом походили на
мать - был темновиден, смотрел как-то исподлобья, бегал зраком, часто
раздувая крылья носа, и тогда что-то дикое гляделось в нем. Ему и впрямь
мало стоило стоптать кого конем или рубануть сплеча, а в гневе он становился
неистов, за что и получил прозвище "дурень". Не хватало Федору и ума братня,
больше сердцем чуял, чем разумом. Что ляжет ему на сердце добро, а не ляжет
- долой, и знать не хочу.
слуги подносили закуски и легкий мед. Хмельного хозяин не велел давать, к
серьезному разговору нужны ясные головы. Все были знакомы по
родству-кумовству, но так, чтобы враз всем собраться, редко случалось, и
потому речи, шутки и смех не утихали. Борецкий с Селезневым-Губой и сами не
торопились начинать. Василий взялся тягаться с Савелковым на пальцах, и то
огненная рубаха перетягивала, и тогда остолпившие борцов друзья подбадривали
Василия Губу, то клонилась вперед, и тотчас зрители начинали поощрять
Савелкова. Селезнев все же перетянул, изловчась, нежданным рывком, свалил
противника на себя:
свою он лишь расстегнул. Голубая рубаха с негустым серебряным шитьем очень
шла к его продолговатому сдержанному лицу с темной бородкой.
скоро в монахи пойдешь со своими-то попами, уговорят! Что жена молодая
делать будет!
Своеземцев.
духовных. Ты к ним почасту ходишь. Что это, в самом деле серьезно?
что мы тут говорим и делаем.
народ у нас на Славне о них почти не знает... Что могут они?
блеск и роскошь, что останется? У них нечего отнять, разве книги!
считают, что жизнь духа главное, а плотское - тлен, и на деле следуют своей
вере.
утверждения духа приходится ломать букву. Они утверждают, что такова вся
жизнь, "не умрет зерно, - не произрастет". Новое разрушает старую оболочину
Шилова Юлия
Белоусов Валерий
Русанов Владислав
Сертаков Виталий
Орловский Гай Юлий
Громыко Ольга