через шесть столетий слилось с великой Россией? Догадываем ли мы, что
Тимур, создавший из небытия Тохтамыша, заложил первый камень грядущего
устроения великой страны?
величественном Самарканде. И долго скакать коню отсюда до холмистой,
укрытой лесами земли руссов! И никто еще не ведает ничего, ибо грядущего
предсказать невозможно, потому что творят грядущее деяния людей, а деяния
еще не свершены.
многотерпеливого эмира эмиров готовился к новому, четвертому одолению на
враги, из Белой Орды прискакал украдом Урук-Тимур. Когда-то захваченный в
плен и пощаженный Урус-ханом сподвижник Тохтамыша, он ныне сбежал от
Тимур-Мелика с доброй для Тохтамыша вестью: этот неудачный Урусов сын
проводит дни в пьянстве и развлечениях и уже надоел всем эмирам, которые
теперь ждут Тохтамыша, дабы посадить его на престол Белой Орды.
положиться, что они удержат молодого монгольского хана в его, Тимуровой,
воле. Их имена: Али-бек-конгурат, Урук-Тимур и Ак-Буга-бахрин.
совершилось впоследствии и что очень помогло восстающей России утвердить
свою государственную независимость.
по праву наследования объединивший Синюю и Белую Орды, через зиму уже
вторгся в Поволжье, захватил Сарай и Мамаев иль (Мамаеву кочевую вотчину)
на левом берегу Волги. Сподвижники толкали его к восстановлению былого
могущества кочевой державы Джучидов. Дальнейшая судьба бывшей Золотой Орды
и самого Мамая решилась уже после Куликовской битвы.
чтобы создавать себе угрозу на севере, что думал он?
иранских Музаффаридов, воевал с сарбадарами в Хорасане, подчинял Хорезм и
не мог не воевать, ибо ветераны Тимура, профессиональные воины, служили за
плату и стоили дорого, гулямов Тимура могла прокормить только непрерывная
война.
тыл и безопасность Мавераннахра во время затяжных походов в Хорасан и
Персию.
дальнейших завоевательных замыслов.
ведал, скажем мы теперь, ибо этот человек, как и многие правители, не умел
глядеть намного вперед и видел лишь ближайшие насущные задачи своего
царствования. Для него смерть властного Урус-хана показалась подарком
судьбы, позволяющим не заботиться больше о южных границах улуса, бросив
все силы против упрямых урусутов, с которыми он еще недавно был дружен и
даже вручал ярлык князю Дмитрию.
пестрой. Кроме татар - потомков половцев, здесь были и генуэзцы из Кафы,
толкавшие Мамая на борьбу с Русью, и ясы (осетины), и касоги (черкесы), и
караимы, и крымские евреи. Все более и более сближалось это разноплеменное
государство с Литвой, с католиками (и тем враждебнее становилось к Руси
Владимирской). А потому не видел, не понимал Мамай, что, ссорясь с русским
улусом, приближает он тем самым свой неизбежный конец.
где Дон, изгибаясь, ближе всего подходит к Волге. Сюда собирались купцы со
всех окрестных земель, здесь выстраивались загоны для скота, шла бойкая и
прибыльная торговля. Кожи, шерсть, крупный рогатый скот, купленный тут,
доходили до стран Западной Европы, и оттуда, в свою очередь, привозились
сукна, оружие, украшения и серебро. Зависимые владетели и беглецы,
собиравшиеся под крыло к Мамаю, тоже обретались тут, в большом ханском
юрте.
московского тысяцкого Василия Васильича (оскорбленный отменою звания
тысяцкого на Москве, которое должно было принадлежать ему по
наследственному родовому праву), лежал в шатре, развалясь на кошмах, и
думал. Великий московский тысяцкий - без Москвы! Единая эта честь и
досталась ему - зваться тут, среди этого степного базара, своим, утерянным
на отчине званием... Иногда ненависть к Дмитрию удушьем подступала к
горлу. За что?!
обрубить, уничтожить, отменив саму власть тысяцкого... А что затеял он,
Иван? Восхотел отменить власть князя Дмитрия! Толстого Митьки, непроворого
увальня, коему лишь повезло родиться первенцем у покойной тетки Шуры... Мы
не только возвели его на престол, мы его содеяли, выродили на свет,
поганца! Мы, Вельяминовы! И вот теперь... Он, скрипнув зубами от
бессильной ярости, перевернулся на живот. Был бы на месте Мамая Чанибек,
Узбек хотя бы! Не усидел бы ты, Митька, на столе московском!
пройдохи. Тяжело поглядел в бегающие глаза. Выслушал с непременным
упоминанием своего тысяцкого звания приветственные слова. В недоброй
усмешке дернул усом:
теперь подкупить кого-нито из московских бояр, сподвижников Дмитрия...
Дурень! Да они самого тебя купят!
возразил грозно. - Вы... с папой своим! Сваживать да пакостить, а на дело
- и нет! Литва тоже - в мокрых портах бежала с боя... Тверь надо было
спасать. Тверь! А вы решили ослабить обоих, и князя Михайлу, и Дмитрия?
Чтобы самим - к северным мехам руки протянуть? Получить в откуп Югру с
Печорой? Двинскую дань? Только с кого?! Дмитрий вам все бы дал! Не жалко,
дураком рожден! Да и Акинфичи... Владыка Алексий не даст! Русь вам не
погубить, не купить - не Византия! Не греки, что вовсе разучились драться,
иначе как друг с другом! Говорил, упреждал! Мамаю баял не по раз! Что
сотворили? Усилили Дмитрия! Вся земля Владимирская теперь у него в горсти!
Ну и что? И с кем теперь вы почнете невода плесть? И кого уловить ныне
надумали?
дерьме, не то бы... (Что - не то бы? Воротился, пал в ноги Митрию? И он
простит?)
и полно того! Пограбили Киш, отвели душу - хватит! Головою за голову
разочлись! Дмитрия надо бить, Москву! А кем его заменить теперь? Не
Митрием же Кстинычем! И Борис не потянет! Все ить на Тверь кинулись! Ноне
на Руси два и есть сильных князя: Олег Иваныч да Михайло Саныч Тверской!
Олегу нет части во Владимирской земле, а Михайле... О чем ты думал, когда
вез ему ярлык и знал, что Мамай все едино не выступит!
Без вашего фряжского серебра ему и беков своих, никоторого, не собрать!
Ниче ему не сотворить без вас!
тонкою улыбкою Некомат...
станет служить католикам? Ой ли? Разве что погубите и Коккина... - Он
мрачно глянул в глаза фрязина, и тому стало столь холодно от Иванова
взгляда, что Некомат поспешил раскланяться и исчезнуть.
удивился бы, ежели тот попросил после каждого фряжского посещения
проходить какое-либо очищение от латинской скверны), кивнул:
вести...
пояснил:
поясом. На воле охватило солнце и холодный степной ветер. (На родине
сейчас среди серебряных боров медленно и торжественно падают мягкие белые
хлопья. Далеким-далеко! Оттуда, из далекости, несло мелкою снежною пылью.)
Свежесть мешалась с густым духом овец, что жались к человечьему жилью. По
всей побеленной равнине темнели пятна конинных и скотинных стад.
носком сапога, легко взмыл в седло. Конь, всхрапнув, пошел было наметом,
под рукою хозяина дважды вставал на дыбы, пока, наконец, поматывая
головой, не перешел в ровную рысь. Стремянный скакал следом.
меховой рванине пастухи кинулись в очи. <Возможно, - подумалось с
отчужденною горечью, - что и русичи! А может, и свои, татары>. Иван
насмотрелся тут, пока сидел в Орде, досыти всякого. Среди шкур -
полуголая, среди стад - голодная толпа своих, ордынских <меньших> отнюдь
не радовала глаз, и понималось теперь, почто и как оно так сотворяется,