грустью подумал Егор и стал смотреть вперед.
моряка без вида на жительство и без визы на выезд из страны, то его обычно
прятали от глаз таможенников и пограничной стражи где-нибудь в укромном
месте на корабле. Прием испытанный и, пожалуй, такой же древний, как история
мореплавания. Капитан словно бы играл с таможенниками в кошки-мышки. Он,
конечно, знал, что если у него на борту обнаружится человек без роду, без
племени, таможенники прикажут высадить его. Прятал человека отнюдь не
капитан, а его подчиненные. Так что если уж пограничный надзор нашел бы его,
капитан мог бы отговориться: "Знать ничего не знаю, ведать не ведаю", - хотя
и все знал и ведал по своей должности.
не являющийся членом экипажа, и старались заглянуть во все потайные места,
чтобы его найти. Но это им удавалось редко: почти невозможно обшарить во
всех трюмных отсеках каждую лазейку, каждый закуток за грудами ящиков, тюков
или бочек. Время для досмотра ограничено, и таможенники, ознакомясь с
рейсовыми документами и грузом и не найдя ни посторонних пассажиров, ни
контрабанды, покидали корабль, выпив на прощанье с капитаном по рюмке рому
или виски. Если, конечно, подозрительного человека не разыскивала полиция.
Когда его искали, осмотр велся более тщательно, и в нем участвовали
полицейские агенты.
тоже спрятали подальше от глаз надзора. Боцман - им оказался высокий моряк,
который взял его на берегу в вельбот, - упрятал парня в трюм. Там имелся
очень узкий лаз, такой узкий, что в него протиснуться можно было с трудом.
Лаз вел за тюки в небольшое укромное местечко, где, согнувшись в три
погибели, и можно было пересидеть таможенный досмотр.
этот лаз и загородили его бочонком. Он оказался в кромешной тьме.
сидя в неудобном положении в сыром и душном трюме.
проход, откатили в сторону, в глаза ему плеснул свет керосинового фонаря, и
боцман позвал:
палубу. Боцман - его звали Дик Пэйли - покровительственно похлопал его по
плечу:
берет с помпоном. На груди висела на цепочке боцманская дудка, ноги обуты в
крепкие ботинки на толстой подошве. Дик Пэйли был чисто выбрит, оживлен и
вполне удовлетворен тем, что "Пассат" благополучно миновал таможенный пост.
несильный, довольно теплый ветер. Паруса были натянуты ровно и хорошо, и от
них на палубе казалось светло. Волны плескались в борта барка, и он слегка
переваливался с боку на бок.
споткнувшись с непривычки о высокий комингс.
Лондон. Ход 9 узлов. Ветер - зюйд-вест, 4 балла. Груз - смола в бочках - 150
т, лен в тюках - 20 т..."
глаза блестели молодым блеском. Морщинистое лицо освежал кружевной воротник
рубашки чистейшего голландского полотна. На плечи был накинут сюртук
зеленоватого тонкошерстного манчестерского сукна. На этом судне капитан Боб
Стронг проплавал больше двенадцати лет. Раньше "Пассат" принадлежал
адмиралтейству и нес пограничную дозорную службу в проливе Ла-Манш. Но потом
его списали с военной службы, разоружив, и продали по дешевке торговой фирме
"Стивенсон энд Компани". Капитан, тоже завершив пограничную службу, стал
цивильным судоводителем и плавал теперь уже от компании на своем барке, к
которому привык, и собирался плавать на нем до того дня, когда корабль
пойдет на слом...
недолго. Почти каждый год судно ремонтировали в доках.
начинали бороздить океаны парусно-моторные и паровые корабли. Эпоха
парусников кончалась.
цепко оглядел русского парня с головы до ног.
рассказывать же англичанину об истории с дедом!
и опять пыхнул сигарой. Дым попал ему в глаза, и он прищурился.
Он много раз бывал в Архангельске. - Ты еще не плавал?
палубным матросом. На реи тебе еще рано, нет опыта. А впрочем, как
придется... Я беру тебя только до Лондона.
швабру в руки.
покой, сидеть вечерами у камелька с трубкой в руке и рассказывать домочадцам
разные истории из своей жизни. Однако на судне во всем чувствовался морской
порядок, все находилось на месте; аккуратно прибрано, подогнано, закреплено.
И хотя на высокой волне барк сильно мотало, и он, переваливаясь с боку на
бок, поскрипывал всем корпусом, сработан он был на совесть и еще довольно
уверенно справлялся с превратностями своей морской судьбы.
сигналы то своей дудкой, то резким голосом, приказал Егору следить за
чистотой и порядком да, кроме того, помогать коку на камбузе. С утра паренек
брался за швабру и ведро и не расставался с ними весь день. Он черпал ведром
забортную воду, обливал ею палубный настил и драил его до блеска, пока
боцман, пройдя мимо, не кивал и не говорил свое "вэри вэлл".
уголь для плиты, выливал помои, помогал подавать обед.
мачты, однако возражать против нее не приходилось, и он жил по пословице:
"Назвался груздем - полезай в кузов".
не обижал его ни словом, ни зуботычиной, как водилось в те времена на
флотах. Повода к тому Егор не давал, был прилежен и аккуратен.
и галеты, пил жидкий кофе, спал в помещении для команды в подвесной койке,
видя тревожные сны, навеянные тоской по дому. Но так как он в море пошел
впервые и многого из моряцкой науки не знал, да к тому же не понимал
по-аглийски, - он чувствовал себя здесь не очень уверенно.
парусами. Это были опытные морские скитальцы, нанявшиеся по договору в
"Стивенсон энд Компани" в разное время: одни плавали на "Пассате" несколько
лет, другие ступили на его борт только впервые во время стоянки в Лондоне.
Егору хотелось познакомиться с ними поближе.
помял Егору бока, испытывая его силу. Сначала Егор побаивался Энди, но
вскоре убедился, что этот англичанин - хороший малый и опасаться его не
стоит. Там на пристани он только пошутил.
шотландец, весел, любил юмор и отличался добродушием.
рассчитывая, что в море его оденут как положено. Однако на английском барке
специальная одежда матросу, случайно нанятому в чужом порту, видимо, не
полагалась, и он зяб на палубе на ветру в домашней, из тонкой ткани, чуйке,
в которой впору было ходить только на свидания с Катей... Вернувшись в
кубрик, Егор отогревался на койке под одеялом. Энди, наблюдавший за русским
парнем, понял, что ему приходится туговато в своей одежке. Он достал из
сундучка изрядно поношенную, но теплую, с толстой байковой подбивкой
брезентовую куртку с капюшоном и дал ее "рашену":
впору, разве только длинноваты были рукава.
рукой: