положенного?
знамением.
когда ваши досточтимые собратья снимают сутану, они такие же мужчины, как и
все прочие, я-то уж знаю. Впрочем, не вижу в этом ничего предосудительного,
скорее хвалю. Ну а как насчет ее кузины? Может быть, дамы находят утешение в
обществе друг друга?
испуганным видом, - вы требуете, чтобы я выдал вам тайну исповеди.
противоположной стене.
послали исполнять должность тюремного священнослужителя, то вовсе не затем,
чтобы хранить тайны исповеди, а затем, чтобы сообщать их по мере надобности.
подобных грехах, у них и в мыслях ничего подобного не было, - вполголоса
ответил капеллан.
осторожности. Писать умеете?
отпетые невежды, как говорят!.. Так вот, мессир капеллан, вы сейчас возьмете
пергамент, перья - словом, все необходимое для того, дабы нацарапать письмо,
будете ждать внизу башни, где заключены принцессы, и подымитесь в залу по
первому моему зову. Только смотрите поторапливайтесь.
но Артуа уже закутался в свой пурпуровый плащ и вышел. Священник бросился
вслед за ним.
ли вы так добры - конечно, если вас не оскорбит моя нижайшая просьба, - не
будете ли вы так добры напомнить при случае брату Рено, Великому
инквизитору, что я по-прежнему остаюсь покорнейшим его слугою, и пусть он не
забудет, что уже давно томлюсь я в этой крепости, где исполняю со всем
тщанием свои обязанности, коль скоро Господь Бог привел меня сюда; но и я
могу на что-нибудь быть полезен, ваша светлость, ведь вы сами только что
могли в этом убедиться, пусть испытают мои способности на каком-нибудь
другом посту.
пальцем не пошевелит, чтобы помочь капеллану.
свой туалет: сначала они долго и усердно мылись перед камельком теплой водой
и мыльным корнем, который им принесли, и старались продлить это давно
забытое наслаждение; обе вымыли друг другу голову, и в их коротеньких
волосах еще блестели жемчужинами капли воды, затем надели длинные белые
рубашки, собранные у ворота на шнурке. При виде графа Артуа обе испуганно и
стыдливо бросились в угол.
Оставайтесь в чем есть. Мы как-никак родственники, да и рубашки эти не столь
откровенны, как те платья, в которых вы спокойно появлялись при дворе.
Сейчас вы похожи скорее всего на монашек. И вид у вас гораздо лучше, чем час
назад, да и краски понемногу вернулись. Признайтесь же, что не успел я
приехать, как ваша участь уже повернулась к лучшему.
комната. По распоряжению Артуа сюда внесли кровать с пологом, два сундучка,
долженствующие служить сиденьями, настоящий стул со спинкой и стол, на
котором уже были расставлены миски, чарки и вино, - все это из личных
владений Берсюме. Самый осклизлый кусок ниши завесили тканью, правда, уже
потерявшей свой первоначальный цвет. Толстая свеча, позаимствованная из
ризницы, горела на столе, ибо, хотя до вечера еще было далеко, день за окном
заметно угасал; в камине с высоким остроконечным колпаком весело пылали
толстые поленья, и на почерневшей их коре с мелодичным шипением проступили
пузырьки влаги.
еще одного лучника: по приказанию коменданта они принесли горячую, дымящуюся
похлебку, большой хлеб, круглый, как пирог, паштет весом не меньше пяти
фунтов с аппетитно подрумяненной корочкой, жареного зайца, гусиные полотки и
пяток сочных зимних груш; эти груши Берсюме раздобыл у одного садовода в
Андели, и то после того, как пригрозил смести с лица земли весь городок.
известно, что я велел подать хороший обед.
кругом голод, - отозвался Лалэн.
видите ли, хотят снимать обильные урожаи, а самим лень лишний раз поле
проборонить. Но чтобы голод смел коснуться людей благородного происхождения,
это уж простите! - воскликнул Артуа. - Впервые после того, как меня отняли
от материнской груди, я вынужден довольствоваться столь скудной трапезой.
расставленные на столе яства, которые Артуа поносил с умыслом, желая дать
почувствовать кузинам все убожество их теперешнего удела. На глаза Бланки
навернулись слезы. Трое лучников, как зачарованные, не могли отвести взгляда
от соблазнительной картины.
прислуживал коменданту во время трапезы, и потому он робко приблизился к
столу с намерением нарезать хлеб.
- Без тебя нарежем. А ну, катитесь отсюда, пока я вас не вышвырнул!
своего телохранителя, пожалуй, единственное, что чтил он на этом свете.
Можно было также кликнуть кого-нибудь из конюших, но Артуа предпочитал
действовать без свидетелей.
он тем шутливым тоном, каким и в наши дни говорят избалованные богатством
люди, когда им приходится самим принести из кухни блюдо или вымыть тарелку.
- Как знать, - добавил он, - возможно, в один прекрасный день вы, кузиночки,
чего доброго, запрячете меня в тюрьму.
подняв чарку, обратился к Маргарите:
невеликодушно с вашей стороны.
На сей день, поскольку мне известно, вы еще королева, и я просто желаю вам
долгой жизни.
принялись за еду. Будь на месте Робера любой другой человек, он неминуемо
почувствовал бы жалость при виде этих двух женщин, набросившихся на еду с
жадностью уличных побирушек.
равнодушный вид, как то предписывает светский этикет; но голод оказался
сильнее правил утонченного воспитания, и теперь они усердно работали
челюстями и останавливались лишь затем, чтобы перевести дух между двумя
глотками.
жаркое. Поглощенный этим занятием, он, однако, краешком глаза поглядывал на
своих кузин и еле сдерживал смех, рвущийся из его глотки: "А что, если взять
да поставить миски с едой прямо на землю, ей-богу, они опустятся на
четвереньки, все половицы вылижут".
Берсюме, пили с таким видом, словно желали вознаградить себя за семь месяцев
лишений, когда приходилось утолять жажду одной холодной водой. Щеки их
разгорелись неестественным румянцем. "Они, пожалуй, еще разболеются, - думал
Артуа, - и этот праздник, того и гляди, кончится для них желудочными
коликами".
легенды, и каждый кусок, который он непринужденно посылал себе в рот,
обыкновенный человек смог бы проглотить, лишь разрезав предварительно на
четыре части. Даже гусиные полотки ел он с костями, словно то была маленькая
пичужка. Робер смиренно извинился перед дамами, что не рискует расправиться
подобным манером с костями, оставшимися от зайчатины.
внутренности.
головы на дверь. Та безропотно поднялась с места, хотя ноги отказывались ей
служить, голова кружилась и мучительно хотелось одного - немедленно
добраться до постели. Глядя на нее, Робер впервые за все свое пребывание в
Шато-Гайаре ощутил какое-то почти человеческое чувство, "Если она сейчас
попадет на холод, - подумал он, - непременно помрет от удара".
прервала самая вульгарная икота.
люблю, кузен, так сильно люблю. Вы ведь скажете Карлу... ведь скажете, что я
его люблю, пусть он простит меня, раз я его так люблю.
Маркеев Олег
Маккарти Кормак
Конан-Дойль Артур
Майер Стефани
Плотников Александр
Березин Федор