преданья, а в Священном писании таких примеров не счесть. Бывалому больше
нужно, чем молодому. И то сказать, лечь в домовину успеешь, земля в твой
час возьмет тебя без укора, что ей! А на том свете божий ангел не спросит,
сколько времени ты, душа, жила в русском теле и сколько любила, а спросит,
много ль добра совершила и какого наделала зла... Так, что ли, друг? Так,
видно.
черта, будто проведенная по пергаменту свинцовым стилосом. То всхолмления
над не видимыми от реки балками. А дальше - степная ширь, и туманится она,
и течет, и струится к земному окоему, но не виден окоем, и мглистая степь
свободно восходит к небу, будто бы ты начнешь там подниматься на небесные
своды не по лестницам, на ступенях которых тяжко трудились святые, а по
глади, манящей полетом.
всегда обманное это виденье напоминало о дороге на небесную твердь,
которой, по вере дедов, восходили русские души, и всегда тешился он мыслью
- не страшно ему, нет смерти. Он, христианин, уважая веру предков, не знал
за собой бесчестья ни в старом, ни в новом законе.
подаренных печенегами посланным князя Мстислава. Дар обойдется дороже, чем
купля: отдариваются щедро, чтоб не потерять лица, но таков обычай в Степи.
Князевы посланные отобрали пятнадцать сотен коней. От Донца дружина пойдет
о двуконь, ветра быстрее. Пока же быть стоянке на три дня, чтоб дружинники
разобрали коней и смирили крутой нрав новых своих скакунов.
солнца, нес полынный дух, горечь которого сладка тем, кто хоть день прожил
в степи. Да будет вечна вольная степь!
заботливая рука мусульманина-ковровщика скрыла под острыми углами рисунка
души растений: бог изрек Магомету запрещенье верным изображать что-либо
живое, но таить его в рисунке не запретил. На ковре расставлено
тмутороканское угощение. Мстислав чествует хана Тугена. Тугеново колено
пасет свои стада на западных от Донца угодьях. Хан подарил князю живое
золото, князь отдарился простым.
свои слова сплетать такими венками, что глуп будет ищущий в них некую
общую правду. Надобно просто понять простое же: искусный плетельщик сам
верит плетению, в котором сегодня одно, а завтра другое.
приглашал Туген. - Я твой друг, клянусь небом, я хочу любить тебя. Истину
говорю - хочу. Любовь женщины зависит от силы подчинившего ее, любовь
мужчины - от уважения к другу.
Теперь торки, старые соперники печенегов по заволжским кочевьям,
собираются к волжским переправам - мало им старого места! Тесно в степи,
тесно, степная вольность подобна весне - быстро минует она, и вновь ищи
нового, вновь уходи. А! Мир велик!
налил серебряную братину, сам отпил и передал хану:
Чтоб любовь между нами не потерялась от случая. А нарушится - так из-за
дела, и не стыдно нам будет обоим вспоминать слова этого дня!
между Степью и Русью? Чем? И зачем? Не изменится нрав кочевника, и русский
не может иначе, как ответить ударом на удар. Так будем жить сегодня, не
думая о завтрашнем дне. Сильный с сильным могут друг друга понять.
внимательно мой рассказ, русский друг.
ссохлось горло и язык стал твердым, они спросили:
верблюда. Посмотрев на юрту, гость сказал:
юрт, и еще десять по десять, и еще десять раз десять по десять".
нет столько юрт. И здравомыслящий человек не ставит юрту на юрту, он
разбивает их рядом. Мы просили тебя рассказать о горах, ты говоришь о
юртах".
женщину, как полагается по обычаю. Утром его накормили, наполнили едой
седельные сумы. Его провожали двое - старый и молодой. В середине дня они
остановились у источника сладкой воды.
племени. Ступай дальше без страха. Ты один. Мы в степи ничего не чтим, нам
ничто не свято, кроме гостеприимства. Посылай коня туда", - старший указал
дорогу.
ибо это было в начале весны.
полета стрелы и сказал:
оскорбил эмира. Там, - гость указал вдаль, - есть страна, откуда в наш
город приезжали купцы. Я подружился с ними. А назад для меня нет пути".
забыли друзья. Надейся. И прими мой совет: не рассказывай в степи о горах,
а горцам о степях".
осторожен. Обижаются не только эмиры".
те рассказы перед твоим - мул перед конем.
развлеченья. Я хотел моим рассказом склонить ухо твоего разума.
как беглец из рассказа. Я отдам тебе, князь, нечто значительное. Пойми
меня, не оскорбись. Прими же, я возвращаю тебе, князь, ибо это - твое, -
значительно закончил Туген. Положив руку на обитый кожей ларец, который он
принес с собой, хан поднял вверх глаза, читая немую молитву. Затем,
привстав, он вручил князю даримое.
подушечку, сохранявшую содержимое. Внутри ларца, как в гнезде из пуха,
сидел верх человеческого черепа. Черновато-серая кость была обделана
серебром по краю. Печенежская застольная чаша! Не прикасаясь, князь поднял
глаза и посмотрел на хана. Тот трижды кивнул, отвечая на немой вопрос, и
закрыл глаза, чтоб оставить внука наедине со священными для него останками
деда.
летят и чьи желанья жгут, тело бывает на долгие дни подобно свинцовым
якорям, которые удерживают галеру. Бояться дедовской кости! Не было
страха.
армиями, оружием, коронами, крепостями, морями и вершинами гор, и толпами
подданных, и звездами с неба, выбили глубокие колеи, испестрили землю
каленым железом своих маленьких ног, сделав ее неровной и жесткой. И мы,
слепые, слепо кружим и кружим, выходя на их следы. Но есть другие, они
тоже оставляют следы, большие следы, которых не видно, так как мы все
помещаемся в них.
веря, что ему дано обладать землями по праву потомка Даждьбога, по праву
рожденного, а не сотворенного, как сотворены бык, дерево, рыба. Поэтому он
отказывался стать христианином, поэтому он презирал роскошь в одежде и
пище, эту радость рабов. Он постиг искусство управленья людьми и тайны
войны, не достигнув двадцатилетия.
чтоб через невидимую щель почуять, ушел ли нарушитель ее покоя, так хан
Туген ослабил веки: прикоснулся ли русский к старой кости? Нет.
сделал чашу из черепа базилевса Никифора Первого. Печенеги потешились над
телом Святослава пятьдесят лет тому назад... Но сам Святослав не тешился
останками побежденных. Мстиславов дед не мешал себе на войне смрадом
ненависти, изжогой зависти. Посылал сказать - иду на вы, и приходил, и