выкрикнув:
различить флаги Восходящего солнца.
Корсаковского поста, и приткнулся на отмели против Савиновой пади. С кормы
поднялся командир Трегубов. Сделав шаг от борта, он упал в воду и растянулся
на ней лягушкой. От долгого неподвижного сидения его ноги свело судорогой.
Помочь подняться ему было некому, матросы были еще слабее его от непосильной
работы. По мелкой воде от бота до берега большая часть людей ползла на
четвереньках, некоторые пробовали брести вброд, но и они скоро валились с
ног. За двенадцать дней плавания на боте в неподвижности и тесноте у них
распухли ноги.
минут от поселка в четыре избы к ним направился человек.
сказал командир, вставая, и тут же шатнулся, беспомощно опускаясь опять на
землю.
человека в странном одеянии. Особенно поражало всех птичье оперение этого
высокого, кудлатого и горбоносого старика. На нем были портки из птичьих
шкурок, на ногах - бахилы из горла морских львов. Быстрой и легкой походкой
он шел к морякам, глядя на них черными глазами, игривый блеск которых очень
оживлял его бородатое лицо типичного южанина.
Кучеренко.
кавказским акцентом заговорил:
Наши матросы, раненые. Конечно, под Цусимой искалечены. Полтора месяца
прошло, а вы все плыли. Как это оттуда на лодке вы могли сюда добраться?
Удивительно.
нам, не слыхал ли что-нибудь о нашей эскадре?
моряки напряженно уставились на старика. А он настороженно оглядывал
незнакомых ему людей. Очень подозрительна была их худоба - кожа да кости, в
морской форме. По тому, как некоторые из них таращили на него лихорадочно
блестевшие глаза, а другие замерли в застывших позах с мертвенно бледными,
изнеможенными, грязными и обросшими щетиной лицами, - они могли ему
показаться безумцами. Но тут же, как бы что-то сообразив, старик покачал
седой головой и заговорил:
при Цусиме. Наши разбиты. Два адмирала - Рожественский и Небогатов - в
плену. Только три корабля дошли до Владивостока. Народу-то нашего сколько
погибло! Сперва никто не верил. Потом уже в газетах прочли.
выговорить слова от потрясения. Оправившись от первого впечатления, моряки
начали расспрашивать о подробностях боя. Вторым, не менее сильным ударом для
них было сообщение-старика о занятии японцами неделю тому назад Сахалина.
молодости он отбывал на Сахалине долголетнюю каторгу. Остался здесь
поселенцем.
оккупированную неприятелем территорию и направиться во Владивосток. Но от
старика узнали, что японцы отобрали у жителей продукты, и запастись ими в
путь здесь невозможно. Это обстоятельство, а также и жалкий вид измученной и
больной команды вынудили его отказаться от своего решения. Тогда Трегубов
распорядился выбросить из бота винтовки, револьверы, а сам он деньги и
документы зарыл в землю.
претерпели люди, стремясь на родину, но вместо этого попали прямо в плен. От
чего так долго с таким упорством бежали, к тому и пришли.
оставшиеся на Урупе моряки были сняты японским судном. Разными путями, но
все три партии, русских моряков одинаково попали в плен.
В начале боя, 14 мая, плавучий госпиталь "Орел", державшийся вдали от
эскадры, был неожиданно обстрелян японцами. Но и этим дело не ограничилось.
Враги не посчитались с тем, что на нем развевался флаг Красного креста.
Вскоре к нему приблизился японский вспомогательный крейсер "Манжу-Мару" с
поднятым сигналом: "Остановиться". Около тридцати японских матросов во главе
со строевым офицером появились на борту "Орла". Без команды, как будто у них
заранее были распределены все роли, они быстро заняли все отделения,
корабля.
главного врача статского советника Мультановского с японским офицером
присутствовал бывший капитан "Олдгамии" со своими помощниками. Англичане не
скрывали своего удовольствия при виде вооруженных японцев. Пошептавшись с
английским капитаном, японский офицер объявил командиру Лохматову
по-английски:
операциями. На борту у вас военнопленные. Мы забираем ваш так называемый
госпиталь, как военный приз. Командую здесь теперь я.
к вискам, как острые крылья стрижа. Японец бесстрастно обвел всех глазами и
поднялся по трапу на мостик. В ходовой рубке по его приказанию от штурвала
был отстранен русский рулевой, а на его место стал японец. Офицер что-то
скороговоркой скомандовал ему. Госпиталь "Орел", забурлив винтами море,
повернул в сторону Японии. Противник уводил его с места боя, не дав ему
возможности оказывать медицинскую помощь раненым русским морякам.
своем операционном отделении. А в обычной жизни этого апатичного толстяка
как будто ничто не интересовало, ко всему он относился равнодушно. Но на
этот раз круглое лицо его стал багровым, точно ему нанесли личное
оскорбление. Враждебно взглянув на Лохматова, словно и тот был в чем-то
виноват, он сквозь зубы процедил:
адмирала! И вот вам результаты.
командиров, которые прекрасно управляют кораблем без всякого шума и суеты.
Большую часть своей жизни он провел в море, плавая на судах Добровольного
флота. Любое несчастье он переживал молча. И теперь на его продолговатом, с
тонкими чертами лице, обрамленном раздвоенной рыжей бородой, в его больших
серых глазах, смягченных сеткой морщинок вокруг них, нельзя было усмотреть
ни тревоги, ни беспокойства. Не выпуская изо рта папиросы, он махнул рукой
и, высоко держа голову, ровной походкой направился в свою каюту. Это
означало, что дело бесповоротно проиграно и поправить его невозможно.
возьмут наш "Орел"? - волнуясь, обратилась старшая сестра Сиверс к
Мультановскому.
словно забыв слова, и, криво улыбаясь, выпалил:
четыре стороны. А вы можете потом поблагодарить своего адмирала +2.
ПРИМЕЧАНИЯ
81 - "Олдгамия", сохранился этот документ, который был представлен в главный
морской штаб Трегубовым при донесении о плавании. Содержание его следующее:
"Прапорщику Трегубову, командиру погибшего призового судна "Олдгамия".
Рапорт. Доношу Вашему благородию, что Ваше снаряжение считаю постыдным и
преждевременным бегством от вверенных Вам людей, не согласующимся с долгом
чести, а есть позорный инстинкт самосохранения, есть ни на чем не основанное
превышение власти, и, кроме того, не служащее на пользу и спасение людей в
смысле некомпетенции прапорщика Зайончковского в морском деле и считаю его
приказ одним из тех бессмысленных распоряжений, основанных на личных
отношениях, неоднократно сделанных Вами. Прапорщик Владимир Потапов, 22 июня
1905 года".
"Кострома". Оно также одновременно было захвачено японским вспомогательным
крейсером "Садо-Мару". Но через полмесяца оно было отпущено на основании
правил Красного креста в морской войне, установленных на Гаагской
международной конференции. Эти правила японцами не были применены в
отношении "Орла".