Много может пообещать им коварно-душный в своем благочестии Анастасий,
который, как знают все, станет новым кесарем. Забудут они кровь и пожарища
Эдессы, отдадутся под десницу Константинополя. А тогда война будет за
Нисибин. И одинаково, кто втопчет нас в прах: слоны царя царей или
македонская конница кесаря. Меж львом рыкающим и клыкастым тигром мы здесь.
Война десятерицею проходится по сиротам и гонимым. Больше других им нужен
мир.
не наложил он сейчас двойной сбор на христиан границы. Ибо не даст ему новый
кесарь положенного золота, и захочется стричь царю царей уже стриженных
овец. Как чистейшая Эсфирь в древности просветлила ум владыки персов и
спасла народ божий от наговоров и казней, так действуйте и вы. И пусть
сгладятся все споры и обиды между нами. Кому, как не гонимым, быть
братьями..."
табурете, скорчившись и закрыв глаза. Все белее становилась его борода.
нисан, в год 491 от рождения Спасителя, в год 803 царства Александра, сына
Филиппа Македонского, в год 4 Кавада, царя персов..."
Не помнит, ехал он на осле или шел пешком в черных улицах. Сторож Матвей вел
у ворот тихий ночной разговор со старым Хильдемундом...
подавалась. Шевеление и разговор были за ней. Потом рука Тыквы втащила его
внутрь. Рабыня Пула сидела на лежанке, и хитон был распоясан на ней...
кварту. Пула захохотала, и Авраам тогда выпил всю кварту. Сладким и
прохладным было то, что он пил, только заколотилось сердце. С испугом
подумал Авраам, что это -- вино. Рабыня протянула руки, повлекла его к
себе...
рщутилось необычное под хитоном, куда попала рука. Дернулся он, но влажные
сильные губы за-
мягко ударилась ему в щеку. Запахло травой из крепости...
грудь под хитон. Тыква налил ему, и Авраам снова выпил, не ощущая вкуса. Она
тоже пила и хохотала, сводя каждый раз расползающийся хитон на груди...
Авраам сидел под дверью и слушал, как они возились в комнате. Рабыня мерно,
мучительно вскрикивала, смеялась и плакала почему-то...
он до серого проема, вывалился. Жесткий бурьян ухватили руки, тело
выворачивалось от мерзости...
имело значения. Черная пустота была, и сам он был этой пустотой. Толчок и
яркий свет извлекли его в мир. Почему-то теперь он опять сидел у своей
двери, привалившись головой. Наставник Пи-нехас с фонарем стоял над ним и
мар Бобовай в наброшенной на плечи хламиде. Сзади пялился сторож Матвей...
дверь. В памяти осталась голая рука ее, мелькнувшая к лицу наставника.
Фонарь грохнулся...
заплывшему глазу наставника Пинехаса. Мар Бобовай ругался и тряс поясом от
женского хитона. Тыква только вертел головой...
клоаку, сгибался там, дрожа и отирая липкий пот. Мутно качалась наползавшая
из-за стены луна. Ночь была вечной...
а мар Бобовай нетерпеливо подергивал большой деревянный крест под бородой. И
два наставника ждали...
козлы с веревками для удержания рук. Лишь когда ректор мар Нарсей громко
призвал мысли всех к избранному богом сыну человеческому, он ис-
кабаках языческих вино поглощает. Вползанием в дома пробавляется, отнюдь не
писанием, чтением и толкованием. Блудницу в крепость слова божия, в самую
келью свою приволок. Как овцу лишайную из стада, изгнать из стен школьных,
из города богоспасаемого Нисибина, приют давшего...
соучаствовал. Измарался, скоту уподобившись...
старом языческом театре на краю города. Вся академия собралась здесь, потому
что кончился месяц нисан, время каникул. И за стеной на крепостном холме
стояли люди. Когда же успел он распоясаться?..
теплой доске. В бадье с водой набухали прутья, и зеленый листочек плавал
сверху.
колючим огнем обожгло спину. Авраам широко открыл рот, но не услышал своего
голоса...
пятна плыли со всех сторон. Он стоял со спущенными штанами, а с холма
кричали и свистели ему. Белый хитон Елены, дочки ритора, тоже был там. Но
Аврааму уже было все равно...
академии. Толкали каждый раз под руку, и он брал пепел из деревянной миски,
сыпал себе на голову. Что-то еще говорил мар Нарсей...
Старый вандал мягко смазывал ему елеем спину, обкладывал какой-то травой,
ворча и утешая...
а за ним мар Бобовай. Вскоре был он уже в доме епископа. Мар Бар-Саума не
метался, как обычно. Только благословил на службу у перса и долго молча
смотрел на него.
Ктесифон вместе с отрядом солдат. Серая кобьша была под ним такая же, как у
двух других персидских диперанов. Впереди недвижно сидел в седле начальник
царской канцелярии -- эрандиперпат Картир, тот самый большой перс с длинными
усами, которого видел он у епископа. И книги везли в кожаном сундуке...
Ктесифона мар Акакию, другое -- собственноручно написанное мар Бар-Саумой
его дальнему родственнику Авелю бар-Хенанишо с рекомендациями.
пустым...
каменные столбы -- конусы со звериными рельефами через каждый фарсанг пути.
Сохранились они от старых арийских царей -- Кеев, протоптавших эту дорогу к
грекам тысячу лет назад. А ромеи, которые тоже властвовали здесь, поставили
милевые камни: по три мили в фарсанге.
зад и ноги в промежности. Чувствовался каждый бугорок на дороге, слезы
застилали глаза. У царского почтового поста, где стали на ночлег, он не мог
слезть с лошади. Старьш диперан-христианин принялся клясть его по-арамейски
на все лады. И снова помог большой персидский сотник. Взглянув, как идет он
враскорячку, перс сказал что-то армянину-смотрителю. Тот принес зеленой
травяной мази, от которой утихло жжение.
седло. Другие персы, уже на конях, молча ждали. И важный эрандиперпат Картир
молчал и смотрел через перевал на встающее солнце...
слышались лишь на деревянных мостках через стекающие с гор потоки. И
караванов было мало. Только дважды на день звякали бубенцы, и на
гонцы -- армяне.