шагов. Валежник, упавшие стволы деревьев лежали грудами, гнили; новые
поросли пышно выбивались между трухлявыми стволами и стояли непроходимой
стеной.
высоко, пора бы дать коню отдохнуть, но Тимофейка все гнал его вперед.
прогалины - там переждем.
дорогами, чтобы "никто не встрелся, а то разблаговестят".
забитой досками дверью. Под берестовой крышей чернела квадратная дыра,
задвинутая полусгнившей заслонкой.
в здешнем медвежьем логове жизнь была тоже не в пряник тульский.
стороны около избы развели костер, и все уселись вокруг огня.
рейтар из пистоли. Если бы Касьянушка не уволок меня в чащу, добили бы они
меня палашами. Ой, не дойти мне до свободных земель! Смотри, Касьян, эту
ночь не спи, тут и медведи по лесу ходят, да и гулящие люди могут
набрести.
Возле него лежал топор.
заснуть не мог. Он повернулся лицом к Касьяну.
Перед смертью хочу всю правду выложить - легче будет дух испустить.
надо нам добраться.
Архиповна, все это уже знает.
в самом деле чуял близко смерть:
Кашире, искони залегло в земле железо. Наши кузнецы это железо плавили и
ковали из него топоры, рогатины, горбуши, резальники*, и особенные
искусники были на большие и малые гвозди. И я тоже старого рода чухарских
ковалей - нас всех, устюжинских молотобойцев, зовут чухарой, или по-иному
- чудью белоглазой. Деды испокон веков в лесах жили, рожь и овес
подсевали, а главное - молотом промышляли.
надвинувшегося кругом леса.
шипели в костре обугленные ветки.
дед, устало опустившись на землю. - Помогал я отцу, а он мне показывал,
как закаливать и сваривать и крицкое, и цурепное, и жуковое али прутовое
железо. Очень меня тянуло разные затейные выдумки из железа делать -
пряжки, кресала, задвижки или замки. Отец мне позволял все мастерить,
только железа давал мало, из пережогу. - Тут дед понизил голос и сказал
шепотом: - А самое важное, что отец заповедал, - это как из руды прямо
делать мягкое тягучее железо. Это наши старики-ковали одни только знали и
не всякому сказывали*.
мой, с бесами спознался и сына своего, меня значит, учит бесам молиться.
на него написал в город. Однажды к вечеру явился ярыжка* с понятыми и поп
Тихон с дьячком вместе. Вышли они из лесу и прямо к нашей кузне. Поп
крестом крестит, метелкой воду святую брызжет.
что понятые подошли, убежал в овсы и там залег. Ярыжка приказал отца моего
взять в город для сыску, чтоб признался, как он черту молится... -
Тимофейка замолчал.
базарной площади. Долго я в лесу прятался, а Дарья Архиповна - тогда она
девчонка Дашка была - мне запас носила. Когда отца пытали, то с ним и
других мужиков схватили. И был один мужик хоть и простой, прозвищем
Кудекуша Трепец, а далось ему пуще всех. Стоял он крепко у пыток и никого
не оказывал, так на дыбе и помер.
раз: "Завещаю сыну моему Тимофейке оставаться добрым ковалем и уходить
отсюда на зеленый клин!"*
убежать из Устюжны. Только в последнюю ночь я с четырех углов церкви
солому подложил и горячих углей насыпал - в память попу Тихону. И ушел я,
а сзади красные огни полыхали.
клещи да молоток кормят - так мы и не пропали. Всюду меня бояре хотели на
цепь посадить, чтобы я им даром работал.
этого ирода, записался в бобыли. Он мне избу и отрез земли со свиной пятак
отвел.
решил было - уйду на зеленый клин, как отец мне с костра заповедал... А
теперь и неволя туда погнала. Ох, как палит!
выделялось небольшое окошко, изнутри заложенное доской. Доска медленно
отодвинулась, и в щели блеснул чей-то пристальный взгляд.
запирайся, а то дверь вышибу.
мной поля ягода. Примайте меня к огню.
лесу рассказал, и на-кося! И тут чужая душа подслушала.
затрещало - показались две ноги в сбитых сапогах с короткими голенищами;
ноги помахали в нерешительности, и на землю свалился худощавый мужик,
волосы всклочены, без шапки. Одежда на нем доживала последние дни. Вид у
него был не крестьянский, а, скорее, городской. Лицо - черное от загара,
ветра и угля.
ты есть. Не нашенский, видно, посадский.
броду, из веселого заводу. Море мне по колено, на что мне брод?
спросил дед, оглядывая пристальным взглядом.
вода несет, - сказал рваный бродяга. - Как я слышал твой сказ про побег да