зажгли столько спермацетовых свечей, что они отражались во всех зерка-
лах, и по комнатам, полным дыма душистого жуковского табаку, шума и го-
вора, был золотистый блеск, как в церкви. Главное же, многие ночевать
остались. И, значит, впереди был не только новый веселый день, но и
большие хлопоты, заботы: ведь если бы не он, не Петр Кириллыч, никогда
не сошел бы так отлично праздник, никогда не было бы такого оживленного
и богатого обеда.
своей спальне перед аналоем, перед зажженными на нем восковыми свечечка-
ми, глядя на черный образ Меркурия. - Да, да, смерть грешнику люта... Да
не зайдет солнце в гневе нашем!"
пятидесятый псалом, прошелся по комнате, поправил тлевшую на ночном сто-
лике курительную монашку, взял в руки Псалтирь и, развернув, снова с
глубоким, счастливым вздохом поднял глаза на безглавого святого. И вдруг
напал на то, что хотел подумать, и засиял улыбкой:
утром, когда в комнатах, еще не убранных и пахнувших табаком, стояла та
особенная тишина, что бывает только после праздника, осторожно, на босу
ногу вышел он в гостиную, заботливо поднял несколько мелков, валявшихся
у раскрытых зеленых столов, и слабо ахнул от восторга, взглянув на сад
за стеклянными дверями: на яркий блеск холодной лазури, на серебро ут-
ренника, покрывшего и балкон и перила, на коричневую листву в голых за-
рослях под балконом. Он отворил дверь и потянул носом: еще горько и
спиртуозно пахло из кустов осенним тлением, но этот запах терялся в зим-
ней свежести. И все было неподвижно, успокоенно, почти торжественно.
Чуть показавшееся сзади, за деревней, солнце озаряло вершины картинной
аллеи, полуголых, осыпанных редким и мелким золотом, белоствольных бе-
рез, и прелестный, радостный, неуловимо-лиловатый тон был в этих белых с
золотом вершинах, сквозивших на лазури. Пробежала собака в холодной тени
под балконом, хрустя по сожженной морозом и точно солью осыпанной траве.
Хруст этот напомнил зиму - и, с удовольствием передернув плечами, дедуш-
ка вернулся в гостиную и, затаивая дыхание, стал передвигать, расстав-
лять тяжелую, рычащую по полу мебель, изредка поглядывая в зеркало, где
отражалось небо. Вдруг неслышно и быстро вошел Герваська - без казакина,
заспанный, "злой, как черт", как он сам же про себя рассказывал потом.
покидала его весь вчерашний день и всю ночь, шепотом ответил:
место благодарности барину...
перь над тонкой шеей, торчавшей из ворота белой рубахи, но вспыхнул и
загородил собою ломберный стол, который хотел тащить в угол.
уступить барину. Ты доведешь меня: я тебе кинжал в бок всажу!
рил его в грудь.
как раз виском ударился об острый угол стола.
васька сорвал с еще теплой дедушкиной шеи золотой образок и ладанку на
заношенном шнуре... оглянулся, сорвал и бабушкино обручальное кольцо с
мизинца... Затем неслышно и быстро вышел из гостиной - и как в воду ка-
нул.
была Наталья.
женился Петр Петрович и отправились братья "Охотниками" в Крымскую кам-
панию.
узнала Суходола, как не узнал ее и Суходол.
рипела возле хуторской хаты и Наташка выскочила на порог, Евсей Бодуля
удивленно воскликнул:
лоликой и ясноглазой, превратилась в невысокую, худощавую, стройную дев-
ку, спокойную, сдержанную и ласковую. Она была в плахте и вышитой сороч-
ке, хотя покрыта темным платочком по-нашему,. немного смугла от загара и
вся в мелких веснушках цвета проса. А Евсею, истому суходольцу, и темный
платок, и загар, и веснушки, конечно, казались некрасивыми.
нул.
барышне, а барышня обрекла себя Богу и, значит, замуж ее не пустит; да и
сны уж очень явственные снились ей не раз...
смерти, наговорил новостей, раздумалась я... Ну, вот и снилось.
делу, только дайте сперва поесть мне. Ему и накрыли, как путному. А он
наелся, вышел из избы и мне моргнул. Я выскочила, он рассказал мне за
углом все дочиста, да и пошел себе...
зал, - спать под анбар иду...
вали с расспросами подруги и сверстницы по девичьей. Но и подругам отве-
чала она все так же кратко и точно любуясь какой-то ролью, взятой на се-
бя.
совсем не дивясь тому, что нет дедушки, что ушли молодые господа на вой-
ну "Охотниками", что барышня "тронулась" и бродит по комнатам, подражая
дедушке, что правит Суходолом новая, всем чужая барыня, - маленькая,
полная, очень живая, беременная...
угол, образам, потом барыне и барышне - и стала, ожидая расспросов и
приказаний. Расспрашивала, конечно, только барыня, - барышня, очень вы-
росшая, похудевшая, востроносая, глядя своими неправдоподобно-черными
глазами пристально-тупо, ни слова не проронила. Барыня же и определила
ее состоять при барышне. И она поклонилась и просто сказала:
на нее вечером и, яростно раскосив глаза, жестоко и с наслаждением изор-
вала ей волосы - за то, что она неумело дернула с ее ноги чулок. Наташка
по-детски заплакала, но смолчала; а выйдя в девичью, сев на коник и вы-
бирая вырванные волосы, даже улыбнулась сквозь висевшие на ресницах сле-
зы.
у порога и, опустив голову, искоса поглядывала на ее бледное лицо.
кто-то другой говорил за нее.
ли, бешено запустила в нее чашку с чаем и, упав на постель, горько, с
криком зарыдала. От чашки Наташка увернулась - и вскоре научилась увер-
тываться с необыкновенной ловкостью. Оказалось, что глупым девкам, отве-
чавшим на вопрос о снах: "Ничего-с не видала", - барышня кричала иногда:
"Ну, полги что-нибудь!" Но так как лгать Наташка была не мастерица, то и
пришлось ей развивать в себе другое уменье: увертываться.
пель. Боясь, что ее отравят, барышня заставила перепробовать эти пилюли
и капли Наташку - и та без отказа перепробовала их все подряд. Вскоре
после приезда узнала она, что барышня ждала ее "как света белого": ба-
рышня-то и вспомнила о ней - все глаза проглядела, не едут ли из Сошек,
горячо уверяла всех, что будет совсем здорова, как только вернется На-