комната, светлая, покойная... Но нет, чувствую сам, это уж слишком большая
честь... Не рассердитесь - ей-богу, от простоты души предложил.
в приватном доме, чем в этом кабаке.
такой нрав: гостеприимство с самого детства, особливо если гость
просвещенный человек. Не подумайте, чтобы я говорил это из лести; нет, не
имею этого порока, от полноты души выражаюсь.
Мне очень нравятся ваша откровенность и радушие, и я бы, признаюсь, больше
бы ничего и не требовал, как только оказывай мне преданность и уваженье,
уваженье и преданность.
Те же и трактирный слуга, сопровождаемый Осипом. Бобчинский выглядывает в
только закусили семги и потом пошли все в долг брать.
Пошел вон, тебе пришлют.
заведения в нашем городе, как-то - богоугодные и другие?
какой...
осмотреть порядок, в каком преподаются у нас науки.
рассмотрите, как у нас содержатся преступники.
заведения.
вместе со мною на дрожках?
все лопатки и снесите две записки: одну в богоугодное заведение Землянике,
а другую жене.(Хлестакову)Осмелюсь ли я попросить позволения написать в
вашем присутствии одну строчку жене, чтоб она приготовилась к принятию
почтенного гостя?
знаю... Разве на этом счете?
вот посмотрим, как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да
есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног.
Только бы мне узнать, что он такое и в какой мере нужно его опасаться.
(Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но в это время
дверь обрывается, и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе
с ней на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
сверх носа небольшая нашлепка! Я забегу к Христиану Ивановичу: у него-с
есть пластырь такой, так вот оно и пройдет.
ничего. Прошу покорнейше, пожалуйте! А слуге вашему я скажу, чтобы перенес
чемодан. (Осипу.) Любезнейший, ты перенеси все ко мне, к городничему, -
тебе всякий покажет. Прошу покорнейше! (Пропускает вперед Хлестакова и
следует за ним, но оборотившись, говорит с укоризной Бобчинскому.) Уж и вы!
не нашли другого места упасть! И растянулся, как черт знает что такое.
(Уходит; за ним Бобчинский.)
Анна Андреевна и Марья Антоновна стоят у окна в тех же самых положениях.
глупым жеманством: совершенно оделась, нет, еще нужно копаться... Было бы
не слушать ее вовсе. Экая досада! как нарочно, ни души! как будто бы
вымерло все.
скоро Авдотья должна прийти. (Всматривается в окно и вскрикивает.) Ах,
маменька, маменька! кто-то идет, вон в конце улицы.
идет. Кто же это идет? Небольшого роста... во фраке... Кто ж это? а? Это,
однако ж, досадно! Кто ж бы это такой был?
этакое... Совсем не Добчинский. (Машет платком.) Эй вы, ступайте сюда!
скорее!
- не Добчинский.
споришь? (Кричит в окно.) Скорей, скорей! вы тихо идете. Ну что, где они?
А? Да говорите же оттуда - все равно. Что? очень строгий? А? А муж, муж?
(Немного отступя от окна, с досадою.) Такой глупый: до тех пор, пока не
войдет в комнату, ничего не расскажет!
вас одних полагалась, как на порядочного человека: все вдруг выбежали, и вы
туда ж за ними! и я вот ни от кого до сих пор толку не доберусь. Не стыдно
ли вам? Я у вас крестила вашего Ванечку и Лизаньку, а вы вот как со мною
поступили!
что не могу духу перевесть. Мое почтение, Марья Антоновна!
и важные поступки-с.
Антона Антоновича немного сурово, да-с; сердился и говорил, что и в
гостинице все нехорошо, и к нему не поедет, и что он не хочет сидеть за
него в тюрьме; но потом, как узнал невинность Антона Антоновича и как
покороче разговорился с ним, тотчас переменил мысли, и, слава богу, все
пошло хорошо. Они теперь поехали осматривать богоугодные заведения... А то,
признаюсь, уже Антон Антонович думали, не было ли тайного доноса; я сам
тоже перетрухнул немножко.
он собою? что, стар или молод?