даже приятно в его теперешнем состоянии духа. Он решительно ушел от всех,
как черепаха в свою скорлупу, и даже лицо служанки, обязанной ему
прислуживать и заглядывавшей иногда в его комнату, возбуждало в нем желчь и
конвульсии. Так бывает у иных мономанов, слишком на чем-нибудь
сосредоточившихся. Квартирная хозяйка его две недели как уже перестала ему
отпускать кушанье, и он не подумал еще до сих пор сходить объясниться с
нею, хотя и сидел без обеда. Настасья, кухарка и единственная служанка
хозяйкина, отчасти была рада такому настроению жильца и совсем перестала у
него убирать и мести, так только раз в неделю, нечаянно, бралась иногда за
веник. Она же и разбудила его теперь.
чай принесла; хошь чайку-то? Поди отощал?
видом приподнимаясь на софе.
уже чаем, и положила два желтых кусочка сахару.
(он так и спал одетый) и вытащил горсточку меди, - сходи и купи мне сайку.
Да возьми в колбасной хоть колбасы немного подешевле.
щей? Хорошие щи, вчерашние. Еще вчера тебе отставила, да ты пришел поздно.
Хорошие щи.
него на софе и стала болтать. Она была из деревенских баб и очень болтливая
баба.
она.
мне теперь... некстати... Дура она, - прибавил он громко. - Я сегодня к ней
зайду, поговорю.
мешок, ничего от тебя не видать? Прежде, говоришь, детей учить ходил, а
теперь пошто ничего не делаешь?
рассмешат, смеялась неслышно, колыхаясь и трясясь всем телом, до тех пор,
что самой тошно уж становилось.
неохотой, как бы отвечая собственным мыслям.
ходить али нет?
ли?
Раскольников, - господи!
Он даже побледнел, принимая его. Давно уже не получал он писем; но теперь и
еще что-то другое вдруг сжало ему сердце.
скорей уйди!
хотелось остаться наедине с этим письмом. Когда Настасья вышла, он быстро
поднес его к губам и поцеловал; потом долго еще вглядывался в почерк
адреса, в знакомый и милый ему мелкий и косенький почерк его матери,
учившей его когда-то читать и писать. Он медлил; он даже как будто боялся
чего-то. Наконец распечатал: письмо было большое, плотное, в два лота; два
большие почтовые листа были мелко-намелко исписаны.
беседовала с тобой письменно, от чего сама страдала и даже иную ночь не
спала, думая. Но, наверно, ты не обвинишь меня в этом невольном моем
молчании. Ты знаешь, как я люблю тебя; ты один у нас, у меня и у Дуни, ты
наше все, вся надежда, упование наше. Что было со мною, когда я узнала, что
ты уже несколько месяцев оставил университет, за неимением чем содержать
себя, и что уроки и прочие средства твои прекратились! Чем могла я с моими
ста двадцатью рублями в год пенсиона помочь тебе? Пятнадцать рублей,
которые я послала тебе четыре месяца назад, я занимала, как ты и сам
знаешь, в счет этого же пенсиона, у здешнего нашего купца Афанасия
Ивановича Вахрушина. Он добрый человек и был еще приятелем твоего отца. Но,
дав ему право на получение за меня пенсиона, я должна была ждать, пока
выплатится долг, а это только что теперь исполнилось, так что я ничего не
могла во все это время послать тебе. Но теперь, слава богу, я, кажется,
могу тебе еще выслать, да и вообще мы можем теперь даже похвалиться
фортуной, о чем и спешу сообщить тебе. И, во-первых, угадываешь ли ты,
милый Родя, что сестра твоя вот уже полтора месяца как живет со мною, и мы
уже больше не разлучимся и впредь. Слава тебе господи, кончились ее
истязания, но расскажу тебе все по порядку, чтобы ты узнал, как все было, и
что мы от тебя до сих пор скрывали. Когда ты писал мне, тому назад два
месяца, что слышал от кого-то, будто Дуня терпит много от грубости в доме
господ Свидригайловых, и спрашивал от меня точных объяснений, - что могла я
тогда написать тебе в ответ? Если б я написала тебе всю правду, то ты,
пожалуй бы, все бросил и хоть пешком, а пришел бы к нам, потому я и
характер и чувства твои знаю, и ты бы не дал в обиду сестру свою. Я же сама
была в отчаянии, но что было делать? Я и сама-то всей правды тогда не
знала. Главное же затруднение состояло в том, что Дунечка, вступив прошлого
года в их дом гувернанткой, взяла наперед целых сто рублей под условием
ежемесячного вычета из жалованья, и, стало быть, и нельзя было место
оставить, не расплатившись с долгом. Сумму же эту (теперь могу тебе все
объяснить, бесценный Родя) взяла она более для того, чтобы выслать тебе
шестьдесят рублей, в которых ты тогда так нуждался и которые ты и получил
от нас в прошлом году. Мы тебя тогда обманули, написали, что это из
скопленных Дунечкиных прежних денег, но это было не так, а теперь сообщаю
тебе всю правду, потому что все теперь переменилось внезапно, по воле
божией, к лучшему, и чтобы ты знал, как любит тебя Дуня и какое у нее
бесценное сердце. Действительно, господин Свидригайлов сначала обходился с
Шилова Юлия
Сертаков Виталий
Мацумото Сэйте
Шилова Юлия
Соломатина Татьяна
Эриксон Стивен