столовой он распахнул створки буфета.
ничего не взял".
действуют на нервы".
- толстая, с неподвижным кротким лицом, но аховая озорница. Кречмару
казалось, что он спит, и вот - тянется, тянется самый страшный сон,
который он когда-либо видел. Присутствие Магды в доме было чудовищно,
невыносимо. Он предложил всем отправиться в театр, но Аннелиза сказала,
что утомлена. За ужином он напрягал слух и не замечал, что ест. Макс все
посматривал по сторонам - только бы сидел на месте, только бы не
разгуливал. Была ужасная возможность: дети начнут резвиться по всем
комнатам. Но, к счастью, подруга Ирмы скоро ушла. Ему казалось, что все
они - и Макс, и жена, и прислуга, и он сам - беспрестанно как-то
расползаются по всей квартире и не дают Магде выскользнуть, выбраться, -
если вообще она собирается это сделать. Больше компактности, сыграем, что
ли, в преферанс. В десять Макс наконец ушел. Прислуга замкнула за ним
дверь на цепочку, задвинула стальной засов, включила контрольный звонок -
теперь не выбраться, заперта. "Спать, спать", - сказал Кречмар жене,
нервно зевая. Они легли. Все было тихо в доме. Вот Аннелиза собралась
потушить свет. "Ты спи, - сказал он, - а я еще пойду почитаю. У меня сон
пропал". Она дремотно улыбнулась. "Только потом не буди меня", -
пробормотала она. В спальне потемнело.
вот-вот рассмеется. В пижаме и в мягких туфлях Кречмар бесшумно пошел по
коридору. Странно сказать: страх рассеялся; кошмар теперь перешел в то
несколько бредовое, но блаженное состояние, когда можно сладко и свободно
грешить, ибо жизнь есть сон. Кречмар на ходу расстегнул ворот пижамы: все
в нем содрогалось, - ты сейчас, вот сейчас будешь моей. Он тихо открыл
дверь библиотечной и включил свет. "Магда, сумасшедшая", - сказал он
жарким шепотом. Это была красная шелковая подушка с воланами, которую он
сам же на днях принес, чтобы на полу, у низкой полки, просматривать
фолианты.
чудесно - она и не мечтала, что Кречмар столь богат. В воздухе его жилья
она почуяла добротность и основательность его богатства. Жена, судя по
портретам, нимало не походила на даму с властным лицом, опухшими ногами и
тяжелым характером, которую Магда представляла себе; напротив, это, видно,
была смирная, нехваткая женщина, которую можно отстранить без труда. Сам
Кречмар не только не был Магде противен - он даже нравился ей. У него была
мягкая, благородная наружность, от него веяло душистым тальком и хорошим
табаком. Разумеется, густое счастье ее первой любви было неповторимо. Она
запрещала себе вспоминать Мюллера, меловую бледность его щек, горячий
мясистый рот, длинные, всепонимающие руки. Когда она все-таки вспоминала,
как он покинул ее, ей сразу опять хотелось выпрыгнуть из окна или открыть
газовый кран. Кречмар мог до некоторой степени успокоить ее, утолить жар,
- как те прохладные листья подорожника, которые так приятно прикладывать к
воспаленному месту. А кроме всего - Кречмар был не только прочно богат, он
еще принадлежал к тому миру, где свободен доступ к сцене, к кинематографу.
Нередко, заперев дверь, Магда делала перед зеркалом страшные глаза или
расслабленно улыбалась, а не то прижимала к виску подразумеваемый
револьвер, и ей сдавалось, что у нее это выходит вовсе не хуже, чем в
Холливуде.
неплохую квартирку. Кречмар так растерялся и обмяк после ее визита, что
она пожалела его, сразу взяла деньги, которые он ей сунул во время обычной
прогулки, - и в подъезде поцеловала его. Пламя этого поцелуя осталось при
нем и вокруг него, будто смутный цветной ореол, в котором он вернулся
домой и который он не мог оставить в передней, как шляпу, и, войдя в
спальню, он недоумевал, неужто жена не увидит по его глазам, что
случилось.
том, что муж может ей изменить. Она знала, что у Кречмара были до женитьбы
мелкие увлечения, она помнила, что и сама, девочкой, была тайно влюблена в
старого актера, который приходил в гости к отцу и смешно изображал говор
саксонца; она слышала и читала о том, что мужья и жены вечно изменяют друг
другу, - об этом были и сплетни, и поэмы, и анекдоты, и оперы. Но она была
совершенно просто и непоколебимо убеждена, что ее брак - особенный брак,
драгоценный и чистый, из которого ни анекдота, ни оперы не сделаешь.
Раздражительность и нервность мужа она обьясняла погодой - май выдался
необыкновенно странный, то жарко, то ледяные дожди с градом,который звякал
о стекла и таял на подоконниках. "Не поехать ли нам куда-нибудь? -
вскользь предложила она. - В Тироль, скажем, или в Рим?" "Поезжай, если
хочешь, - ответил Кречмар. - У меня дела по горло, ты отлично знаешь". "Да
нет, я просто так", - примирительно сказала Аннелиза и отправилась с
дочкой смотреть слоненка в Зоологическом саду.
осадок. Кречмар не только не заявил в полицию, но даже как будто
рассердился, когда Макс опять об этом заговорил. Человек, который вступает
врукопашную со взломщиком, не так-то легко примиряется с этим. Макс
невольно задумывался - старался установить, не заметил ли он все-таки
кого-нибудь подозрительного, когда входил в дом, направляясь к лифту. Ведь
он был наблюдателен, - он заметил, например, кошку, которая выскочила из
палисадника, девочку в красном платье, для которой придержал дверь, пучок
звуков, доносившихся из швейцарской, где играло радио. Очевидно, взломщик
притаился, пока полз вверх тонкостенный лифт. Но откуда все-таки это
зыбкое неприятное чувство?
пожилой женщиной, увядшей актрисой, которая все еще ухитрялась ему
изменять и потом всякий раз валялась у него в ногах, несказанно его этим
смущая; дельно заведовал театральной конторой, слыл отличным гастрономом и
немного этим гордился; писал, несмотря на свою толщину, стихи, которые
никому не показывал, и состоял в обществе покровителей животных.
Супружеское счастие Кречмаров было для него чем-то пленительно святым.
Когда, через несколько дней после истории со взломщиком, телефонная Парка
соединила его с Кречмаром, пока тот говорил с кем-то другим, Макса так
ошеломили невольно перехваченные слова, что он проглотил кусочек спички,
которой копал в зубах. Слова были такие: "... не спрашивай, а покупай, что
хочешь, только не звони мне..." "Но ты не понимаешь, Бруно..." -
привередливо и нежно проговорил женский голос. Тут Макс повесил трубку,
судорожным движением, словно нечаянно схватил змею.
знал, как держаться, о чем говорить. Он был из тех впечатлительных людей,
которые краснеют до слез от чужой неловкости. Теперь же случилось нечто во
сто крат худшее.
себя, глядя на спокойное лицо Кречмара, читавшего журнал, на его мягкие
домашние туфли, на тщательность, с которой он разрезал страницы ножом из
слоновой кости... "Не может быть... Меня навела на эти мысли тогдашняя
история. Слова, которые я выхватил из воздуха, объясняются как-нибудь
очень просто. И как же можно обманывать Аннелизу?" Она сидела в углу
дивана и подробно, добросовестно рассказывала содержание пьесы, которую
недавно видела. У нее были светлые, пустые глаза, лоснился нос - тонкий,
милый нос. Макс кивал и улыбался. Он, впрочем, не понимал ни слова, точно
она говорила по-русски или по-испански.
накупила немало хозяйственных вещей, начиная с сервиза и кончая туалетной
бумагой, заказала визитные карточки и занялась прихорашиванием комнат.
Любопытно, что, невзирая на то, что Кречмар щедро - и даже с каким-то
умилением - раскошелился, платил-то он, собственно говоря, вслепую, ибо не
только не видел снятой квартирки, но даже не знал адреса: Магда уговорила
его, что этак гораздо забавнее, будет ему сюрприз, ничего, что несколько
дней пройдет без встреч, она по телефону сообщит ему адрес, когда все
будет готово, и тогда он сразу примчится. Прошла неделя, предполагалось,
что она позвонит в четверг, и он весь день сторожил телефон. Но телефон
блестел и молчал. В пятницу он решил, что Магда надула его и навсегда
исчезла. Под вечер явился Макс (эти посещения были теперь адом для Макса),
Аннелизы не было дома. Макс сел в кабинете против Кречмара и не знал, о
чем говорить. Кречмар давно заметил, что Макс держится странно. "Вероятно,
с делами неурядицы", - смутно подумал он. Макс курил и смотрел на кончик
своей сигары. Он даже как будто похудел за последнее время. "Выследил, - с
минутным содроганием подумал Кречмар. - Ну и пускай. Он мужчина, он должен
понять". (Это была очень фальшивая мысль). Вошла Ирма, и Макс оживился,
посадил ее к себе на колени, смешно екнул, когда она, садясь, нечаянно
въехала кулачком в его упругий живот. Аннелиза вернулась. Кречмару вдруг
показалась невыносимой перспектива ужина, длинного вечера. Он объявил, что
не ужинает дома, пожал плечами, когда жена ласково спросила, почему он
раньше не предупредил, поцеловал дочку в лоб и, торопясь, вышел.
Херберт Фрэнк
Флинт Эрик
Каргалов Вадим
Ильин Андрей
Шилова Юлия
Белогорский Евгений