приговаривал:
отточенный булатный кинжал с дорожкой посередине. - Благодарствуй.
нужно, но что он просит, чтобы его теперь отвели в место, где бы он мог
помолиться. Воронцов позвал камердинера и велел ему исполнить желание
Хаджи-Мурата.
изменилось: исчезло выражение удовольствия и то ласковости, то
торжественности, и выступило выражение озабоченности.
Но чем лучше был этот прием, тем меньше доверял Хаджи-Мурат Воронцову и его
офицерам. Он боялся всего: и того, что его схватят, закуют и сошлют в Сибирь
или просто убьют, и потому был настороже.
отобрали ли у них оружие.
оружие оставили при них и переводчик угащивает их едою и чаем.
молитву. Окончив ее, он велел принести себе серебряный кинжал и, одевшись и
подпоясавшись, сел с ногами на тахту, дожидаясь того, что будет.
на тарелку из того самого места, из которого взяла себе Марья Васильевна.
- Он взял, где я взяла. - И тотчас обратилась к Хаджи-Мурату через
переводчика, спрашивая, когда он теперь опять будет молиться. Хаджи-Мурат
поднял пять пальцев и показал на солнце.
одну четверть. Хаджи-Мурата, очевидно, удивил этот звон, и он попросил
позвонить еще и посмотреть часы.
Васильевна мужу.
к груди и взял часы. Несколько раз он нажимал пружинку, слушал и
одобрительно покачивал головой.
очень недоволен тем, что ему не было доложено об этом, и что он требует,
чтобы Хаджи-Мурат сейчас же был доставлен к нему. Воронцов сказал, что
приказание генерала будет исполнено, и, через переводчика передав
Хаджи-Мурату требование генерала, попросил его идти вместе с ним к Меллеру.
поняла, что между ее мужем и генералом может произойти неприятность, и,
несмотря на все отговоры мужа, собралась вместе с ним и Хаджи-Муратом к
генералу.
votre.
к жене, адъютанту же велел проводить Хаджи-Мурата в приемную и не выпускать
никуда до его приказания.
нее князя вперед себя. --------------------
твое.
сказал:
должны быть ведены через меня. Почему вы не донесли мне о выходе
Хаджи-Мурата?
отвечал Воронцов, бледнея от волнения, ожидая грубой выходки разгневанного
генерала и вместе с тем заражаясь его гневом.
долго сдерживаемое раздражение барона. Он высказал все, что давно накипело у
него в душе.
вчерашнего дня начавшие служить, пользуясь своими родственными связями, у
меня под носом распоряжались тем, что их не касается.
несправедливо, - перебил его Воронцов.
генерал.
скромная дама, жена Меллера-Закомельского.
заговорила Марья Васильевна.
Что я говорю... - Она засмеялась.
усами его мелькнула улыбка.
Меллера, а потом отослать к начальнику левого фланга.
говорили, понял то, что ему нужно было понять: что они спорили о нем, и что
его выход от Шамиля есть дело огромной важности для русских, и что поэтому,
если только его не сошлют и не убьют, ему много можно будет требовать от
них. Кроме того, понял он и то, что Меллер-Закомельский, хотя и начальник,
не имеет того значения, которое имеет Воронцов, его подчиненный, и что важен
Воронцов, а не важен Меллер-Закомельский; и поэтому, когда
Меллер-Закомельский позвал к себе Хаджи-Мурата и стал расспрашивать его,
Хаджи-Мурат держал себя гордо и торжественно, говоря, что вышел из гор,
чтобы служить белому царю, и что он обо всем даст отчет только его сардарю,
то есть главнокомандующему, князю Воронцову, в Тифлисе.
тесом доме на выезде из крепости, и положили в общую палату на одну из
пустых коек. В палате было четверо больных: один - метавшийся в жару
тифозный, другой - бледный, с синевой под глазами, лихорадочный,
дожидавшийся пароксизма и непрестанно зевавший, и еще два раненных в набеге
три недели тому назад - один в кисть руки (этот был на ногах), другой в
плечо (этот сидел на койке). Все, кроме тифозного, окружили принесенного и
расспрашивали принесших.
пяток выстрелили, - рассказывал один из принесших.
на койку. Когда же его положили, он нахмурился и не стонал больше, но только
не переставая шевелил ступнями. Он держал рану руками и неподвижно смотрел
перед собой.
ли пуля сзади.
рубцы на спине и заду.
нащупал пулю, но не мог достать ее. Перевязав рану и заклеив ее липким
пластырем, доктор ушел. Во все время ковыряния раны и перевязывания ее
Авдеев лежал с стиснутыми зубами и закрытыми глазами. Когда же доктор ушел,
он открыл глаза и удивленно оглянулся вокруг себя. Глаза его были направлены
на больных и фельдшера, но он как будто не видел их, а видел что-то другое,
очень удивлявшее его.
удивленно глядя перед собою. Он долго не мог узнать товарищей, несмотря на
то, что глаза его смотрели прямо на них.
трогая его за холодную шнрококостую руку.
Сертаков Виталий
Круз Андрей
Корнев Павел
Соломатина Татьяна
Володихин Дмитрий
Афанасьев Роман