рулю.
веслом.
поэтому, замолчав сам, стал сильно грести.
берега. Ему было все равно, куда плыть. Руль глухо журчал; звякали и
плескали весла, все остальное было морем и тишиной.
и слов, что все это составило бы не одну толстую книгу. Лицо дня приобретает
определенное выражение, но Грэй сегодня тщетно вглядывался в это лицо. В его
смутных чертах светилось одно из тех чувств, каких много, но которым не дано
имени. Как их ни называть, они останутся навсегда вне слов и даже понятий,
подобные внушению аромата. Во власти такого чувства был теперь Грэй; он мог
бы, правда, сказать: - "Я жду, я вижу, я скоро узнаю ...", - но даже эти
слова равнялись не большему, чем отдельные чертежи в отношении
архитектурного замысла. В этих веяниях была еще сила светлого возбуждения.
красным стеклом окон носились искры дымовых труб; это была Каперна. Грэй
слышал перебранку и лай. Огни деревни напоминали печную дверцу, прогоревшую
дырочками, сквозь которые виден пылающий уголь. Направо был океан,
явственный, как присутствие спящего человека. Миновав Каперну, Грэй повернул
к берегу. Здесь тихо прибивало водой; засветив фонарь, он увидел ямы обрыва
и его верхние, нависшие выступы; это место ему понравилось.
дельный, но непохожий. Загвоздистый капитан. Впрочем, люблю его.
карабкаясь по выскакивающим из-под колен и локтей камням. От обрыва тянулась
чаща. Раздался стук топора, ссекающего сухой ствол; повалив дерево, Летика
развел костер на обрыве. Двинулись тени и отраженное водой пламя; в
отступившем мраке высветились трава и ветви; над костром, перевитый дымом,
сверкая, дрожал воздух.
здоровье всех трезвенников. Кстати, ты взял не хинную, а имбирную.
этим... - Он отгрыз сразу половину цыпленка и, вынув изо рта крылышко,
продолжал: - Я знаю, что вы любите хинную. Только было темно, а я торопился.
Имбирь, понимаете, ожесточает человека. Когда мне нужно подраться, я пью
имбирную. Пока капитан ел и пил, матрос искоса посматривал на него, затем,
не удержавшись, сказал: - Правда ли, капитан, что говорят, будто бы родом вы
из знатного семейства?
приговаривая стихами, на что был мастер, к великому восхищению команды: - Из
шнурка и деревяшки я изладил длинный хлыст и, крючок к нему приделав,
испустил протяжный свист. - Затем он пощекотал пальцем в коробке червей. -
Этот червь в земле скитался и своей был жизни рад, а теперь на крюк попался
- и его сомы съедят.
осетры, хлопнись в обморок, селедка, - удит Летика с горы!
участия воли; в этом состоянии мысль, рассеянно удерживая окружающее, смутно
видит его; она мчится, подобно коню в тесной толпе, давя, расталкивая и
останавливая; пустота, смятение и задержка попеременно сопутствуют ей. Она
бродит в душе вещей; от яркого волнения спешит к тайным намекам; кружится по
земле и небу, жизненно беседует с воображенными лицами, гасит и украшает
воспоминания. В облачном движении этом все живо и выпукло и все бессвязно,
как бред. И часто улыбается отдыхающее сознание, видя, например, как в
размышление о судьбе вдруг жалует гостем образ совершенно неподходящий:
какой-нибудь прутик, сломанный два года назад. Так думал у костра Грэй, но
был "где-то" - не здесь.
Бледно светились звезды, мрак усилился напряжением, предшествующим рассвету.
Капитан стал засыпать, но не замечал этого. Ему захотелось выпить, и он
потянулся к мешку, развязывая его уже во сне. Затем ему перестало сниться;
следующие два часа были для Грэя не долее тех секунд, в течение которых он
склонился головой на руки. За это время Летика появлялся у костра дважды,
курил и засматривал из любопытства в рот пойманным рыбам - что там? Но там,
само собой, ничего не было.
видел он счастливый блеск утра, обрыв берега среди этих ветвей и пылающую
синюю даль; над горизонтом, но в то же время и над его ногами висели листья
орешника. Внизу обрыва - с впечатлением, что под самой спиной Грэя - шипел
тихий прибой. Мелькнув с листа, капля росы растеклась по сонному лицу
холодным шлепком. Он встал. Везде торжествовал свет. Остывшие головни костра
цеплялись за жизнь тонкой струёй дыма. Его запах придавал удовольствию
дышать воздухом лесной зелени дикую прелесть.
игрока. Грэй вышел из чащи в кустарник, разбросанный по скату холма.
Дымилась и горела трава; влажные цветы выглядели как дети, насильно умытые
холодной водой. Зеленый мир дышал бесчисленностью крошечных ртов, мешая
проходить Грэю среди своей ликующей тесноты. Капитан выбрался на открытое
место, заросшее пестрой травой, и увидел здесь спящую молодую девушку.
далее как в пяти шагах, свернувшись, подобрав одну ножку и вытянув другую,
лежала головой на уютно подвернутых руках утомившаяся Ассоль. Ее волосы
сдвинулись в беспорядке; у шеи расстегнулась пуговица, открыв белую ямку;
раскинувшаяся юбка обнажала колени; ресницы спали на щеке, в тени нежного,
выпуклого виска, полузакрытого темной прядью; мизинец правой руки, бывшей
под головой, пригибался к затылку. Грэй присел на корточки, заглядывая
девушке в лицо снизу и не подозревая, что напоминает собой фавна с картины
Арнольда Беклина.
только глазами, но тут он иначе увидел ее. Все стронулось, все усмехнулось в
нем. Разумеется, он не знал ни ее, ни ее имени, ни, тем более, почему она
уснула на берегу, но был этим очень доволен. Он любил картины без объяснений
и подписей. Впечатление такой картины несравненно сильнее; ее содержание, не
связанное словами, становится безграничным, утверждая все догадки и мысли.
малоудобной позе. Все спало на девушке: спал;! темные волосы, спало платье и
складки платья; даже трава поблизости ее тела, казалось, задремала в силу
сочувствия. Когда впечатление стало полным, Грэй вошел в его теплую
подмывающую волну и уплыл с ней. Давно уже Летика кричал: - "Капитан. где
вы?" - но капитан не слышал его.
решимостью и вдохновением раздраженной женщины. Задумчиво уступая ей, он
снял с пальца старинное дорогое кольцо, не без основания размышляя, что,
может быть, этим подсказывает жизни нечто существенное, подобное орфографии.
Он бережно опустил кольцо на малый мизинец, белевший из-под затылка. Мизинец
нетерпеливо двинулся и поник. Взглянув еще раз на это отдыхающее лицо, Грэй
повернулся и увидел в кустах высоко поднятые брови матроса. Летика, разинув
рот, смотрел на занятия Грэя с таким удивлением, с каким, верно, смотрел
Иона на пасть своего меблированного кита.
книжные выражения. - В соображении обстоятельств есть нечто располагающее. Я
поймал четыре мурены и еще какую-то толстую, как пузырь.
медлил, рассматривая даль низкого берега, где над зеленью и песком лился
утренний дым труб Каперны. В этом дыме он снова увидел девушку.
спрашивая, что случилось, шел сзади; он чувствовал, что вновь наступило
обязательное молчание. Уже около первых строений Грэй вдруг сказал: - Не
определишь ли ты, Летика, твоим опытным глазом, где здесь трактир? - Должно
быть, вон та черная крыша, - сообразил Летика, - а, впрочем, может, и не
она.
окне, на столе, виднелась бутылка; возле нее чья-то грязная рука доила
полуседой ус.
У окна сидел угольщик, обладатель пьяных усов, уже замеченных нами; между
буфетом и внутренней дверью зала, за яичницей и пивом помещались два рыбака.
Меннерс, длинный молодой парень, с веснушчатым скучным лицом и тем особенным
выражением хитрой бойкости в подслеповатых глазах, какое присуще торгашам
вообще, перетирал за стойкой посуду. На грязном полу лежал солнечный
переплет окна.
кланяясь, вышел из-за своего прикрытия. Он сразу угадал в Грэе настоящего
капитана - разряд гостей, редко им виденных. Грэй спросил рома. Накрыв стол
пожелтевшей в суете людской скатертью, Меннерс принес бутылку, лизнув
предварительно языком кончик отклеившейся этикетки. Затем он вернулся за
стойку, поглядывая внимательно то на Грэя, то на тарелку, с которой отдирал
ногтем что-то присохшее.