когда я открывал, а потом закрывал рот, зубы мои лязгали, как медные деньги.
Немного постояв, я осмотрел еще раз этот тупик, пытаясь установить, где и
как отделяется часть стены, но не заметил никакой щели. Я приложил ухо, не
слыша ничего, кроме трений о камень самого уха, и, конечно, не постучал. Я
не знал, что происходит в библиотеке. Быть может, я ждал недолго, может
быть, прошло лишь пять, десять минут, но, как это бывает в таких случаях,
чувства мои опередили время, насчитывая такой срок, от которого нетерпеливой
душе естественно переходить к действию. Всегда, при всех обстоятельствах,
как бы согласно я ни действовал с кем-нибудь, я оставлял кое-что для себя и
теперь тоже подумал, что надо воспользоваться свободой в собственном
интересе, вдосталь насладиться исследованиями. Как только искушение завиляло
хвостом, уже не было для меня удержу стремиться всем существом к
сногсшибательному соблазну. Издавна страстью моей было бродить в неизвестных
местах, и я думаю, что судьба многих воров обязана тюремной решеткой вот
этому самому чувству, которому все равно, - чердак или пустырь, дикие
острова или неизвестная чужая квартира. Как бы там ни было, страсть
проснулась, заиграла, и я решительно поспешил прочь.
того; в вышину же достигал четырех метров; таким образом, он представлялся
длинной, как тротуар, скважиной, в дальний конец которой было так же странно
и узко смотреть, как в глубокий колодец. По разным местам этого коридора,
слева и справа, виднелись темные вертикальные черты - двери или сторонние
проходы, стынущие в немом свете. Далекий конец звал, и я бросился навстречу
скрытым чудодейственным таинствам.
серым и черным в шашечном порядке, а белый свод, как и остальная часть стен
до кафеля, на правильном расстоянии друг от друга блестел выгнутыми круглыми
стеклами, прикрывающими электрические лампы. Я прошел до первой вертикальной
черты слева, принимая ее за дверь, но вблизи увидел, что это узкая арка, от
которой в темный, неведомой глубины низ сходит узкая витая лестница с
сквозными чугунными ступенями и медными перилами. Оставив исследование этого
места, пока не обегу возможно большего пространства, чтобы иметь
сколько-нибудь общий взгляд для обсуждения похождений в дальнейшем, я
поторопился достигнуть отдаленного конца коридора, мельком взглядывая на
открывающиеся по сторонам ниши, где находил лестницы, подобные первой, с той
разницей, что некоторые из них вели вверх. Я не ошибусь, если обозначу все
расстояние от конца до конца прохода в 250 футов, и когда я пронесся по
всему расстоянию, то, обернувшись, увидел, что в конце, оставленном мной,
ничто не изменилось, следовательно, меня не собирались ловить.
подобным первому, под прямым углом. Как влево, так и вправо открывалась
новая однообразная перспектива, все так же неправильно помеченная
вертикальными чертами боковых ниш. Здесь мной овладело, так сказать,
равновесие намерения, потому что ни в одной из предстоящих сторон или
крыльев поперечного прохода не было ничего отличающего их одну от другой,
ничего, что могло бы обусловить выбор, - они были во всем и совершенно
равны. В таком случае довольно оброненной на полу пуговицы или иного
подобного пустяка, чтобы решение "куда идти" выскочило из вязкого равновесия
впечатлений. Такой пустяк был бы толчком. Но, посмотрев в одну сторону и
обернувшись к противоположной, можно было одинаково легко представить правую
сторону левой, левую правой или наоборот. Странно сказать, я стоял
неподвижно, озираясь и не подозревая, что некогда осел между двумя стогами
сена огорчался, как я. Я словно прирос. Я делал попытки двигаться то в одну,
то в другую сторону и неизменно останавливался, начиная решать снова то, что
еще никак не было решено. Возможно ли изобразить эту физическую тоску, это
странное и тупое раздражение, в котором я отдавал себе отчет даже тогда;
колеблясь беспомощно, я чувствовал, как начинает подкрадываться, уже
затемняя мысли, страх, что я останусь стоять всегда. Спасение было в том,
что я держал левую руку в кармане куртки, вертя пальцами горсть монет. Я
взял одну из них и бросил ее налево, с целью вызвать решительное усилие; она
покатилась; и я отправился за ней только потому, что надо было ее поднять.
Догнав монету, я начал одолевать второй коридор с сомнениями, не предстанет
ли его конец пересеченным так же, как там, откуда я едва ушел, так
расстроясь, что еще слышал сердцебиение.
прежнего, - ход замыкался в тупик, то есть был ровно обрезан совершенно
глухой стеной. Я повернул вспять, рассматривая стенные отверстия, за
которыми, как и прежде, можно было различить опускающиеся в тень ступени.
Одна из ниш имела не железные, а каменные ступени, числом пять; они вели к
глухой, плотно закрытой двери, однако когда я ее толкнул, она подалась,
впустив меня в тьму. Зажегши спичку, увидел я, что стою на нешироком
пространстве четырех стен, обведенных узкими лестницами, с меньшими наверху
площадками, примыкающими к проходным аркам. Высоко вверху тянулись другие
лестницы, соединенные перекрестными мостиками.
теперь обильный выбор всяческих направлений, подумал, что хорошо было бы
вернуться. Эта мысль стала особенно заманчива, когда спичка потухла. Я
истратил вторую, но не забыл при этом высмотреть включатель, который
оказался у двери, и повернул его. Таким образом обеспечив свет, я стал снова
смотреть вверх, но здесь, обронив коробку, нагнулся. Что это?! Чудовища
сошлись ко мне из породившей их тайны или я головокружительно схожу с ума?
Или бред овладел мной?
выпрямиться, уперся руками в пол и грохнулся на колени, внутренне визжа, так
как не сомневался, что провалюсь вниз. Однако этого не случилось. У моих ног
я увидел разбросанные бессмысленные глаза существ с мордами, напоминающими
страшные маски. Пол был прозрачен. Воткнувшись под ним вверх к самому
стеклу, торчало устремленное на меня множество глаз с зловещей окраской;
круг странных контурных вывертов, игл, плавников, жабр, колючек; иные, еще
более диковинные, всплывали снизу, как утыканные гвоздями пузыри или ромбы.
Их медленный ход, неподвижность, сонное шевеление, среди которого вдруг
прорезывало зеленую полутьму некое гибкое, вертлявое тело, отскакивая и
кидаясь как мяч, - все их движения были страшны и дики. Цепенея, чувствовал
я, что повалюсь и скончаюсь от перерыва дыхания. На счастье мое, взорванная
таким образом мысль поспешила соединить указания вещественных отношений, и я
сразу понял, что стою на стеклянном потолке гигантского аквариума,
достаточно толстом, чтобы выдержать падение моего тела.
пучеглазое наваждение, растянулся и стал жадно смотреть. Свет не проникал
через всю массу воды; значительная часть ее - нижняя - была затенена внизу,
отделяя вверху уступы искусственных гротов и коралловых разветвлений. Над
этим пейзажем шевелились медузы и неизвестно что, подобное висячим
растениям, привешенным к потолку. Подо мной всплывали и погружались
фантастические формы, светя глазами и блестя заостренными со всех сторон
панцирями. Я теперь не боялся; вдоволь насмотревшись, я встал и пробрался к
лестнице; шагая через ступеньку, поднялся на ее верхнюю площадку и вошел в
новый проход.
прохода существенно отличался от скрещений нижнего коридора. Этот проход,
имея мраморный пол из серых с синими узорами плит, был значительно шире, но
заметно короче; его совершенно гладкие стены были полны шнуров, тянущихся по
фарфоровым скрепам, как струны, из конца в конец. Потолок шел стрельчатыми
розетками; лампы, блестя в центре клинообразных выемок свода, были в оправе
красной меди. Ничем не задерживаясь, я достиг загораживающей проход
створчатой двери не совсем обычного вида; она была почти квадратных
размеров, а половины ее раздвигались, уходя в стены. За ней оказался род
внутренности большого шкала, где можно было стать троим. Эта клетка,
выложенная темным орехом, с небольшим зеленым диванчиком, как показалось
мне, должна составлять некий ключ к моему дальнейшему поведению, хотя и
загадочный, но все же ключ, так как я никогда не встречал диванчиков там,
где, видимо, не было в них нужды; но раз он стоял, то стоял, конечно, ради
прямой цели своей, то есть, чтоб на него сели. Не трудно было сообразить,
что сидеть здесь, в тупике, должно лишь ожидая - кого? или чего? - мне это
предстояло узнать. Не менее внушителен был над диванчиком ряд белых костяных
кнопок. Исходя опять-таки из вполне разумного соображения, что эти кнопки не
могли быть устроены для вредных или вообще опасных действий, так что,
нажимая их, я могу ошибиться, но никак не рискую своей головой, - я поднял
руку, намереваясь произвести опыт ... Совершенно естественно, что в моменты
действия с неизвестным воображение торопится предугадать результат, и я, уже
нацелив палец, остановил его тыкающее движение, внезапно подумав: не
раздастся ли тревога по всему дому, не загремит ли оглушительный звон?
Хлопанье дверей, топот бегущих ног, крики: - "где? кто? эй! сюда!" -
представились мне так отчетливо в окружающей меня совершенной тишине, что я
сел на диванчик и закурил. "Н-да-с! - сказал я. - Мы далеко ушли, дядюшка
Гро, а ведь как раз в это время вы подняли бы меня с жалкого ложа и, согрев
тумаком, приказали бы идти стучать в темное окно трактира. "Заверни к нам",
чтоб дали бутылку"... Меня восхищало то, что я ничего не понимаю в делах
этого дома, в особенности же совершенная неизвестность, как и что произойдет
через час, день, минуту, - как в игре. Маятник мыслей моих делал чудовищные
размахи, и ему подвертывались всяческие картины, вплоть до появления
карликов. Я не отказался бы увидеть процессию карликов - седобородых, в
колпаках и мантиях, крадущихся вдоль стены с хитрым огнем в глазах. Тут
стало мне жутко; решившись, я встал и мужественно нажал кнопку, ожидая, не
откроется ли стена сбоку. Немедленно меня качнуло, клетка с диванчиком
поехала вправо так быстро, что мгновенно скрылся коридор и начали мелькать
простенки, то запирая меня, то открывая иные проходы, мимо которых я стал
кружиться безостановочно, ухватясь за диван руками и тупо смотря перед собой
на смену препятствий и перспектив.
ничто не в состоянии спорить внутри вас, так как протестовать бессмысленно.