их только от Атоса. Что же касается вас, милейший, то ваша чрезмерно
роскошная перевязь не внушает особого доверия к вашим благородным
чувствам. Я стану аббатом, если сочту нужным. Пока что я мушкетер и, как
таковой, говорю все, что мне вздумается. Сейчас мне вздумалось сказать
вам, что БЫ мне надоели.
распахнув дверь кабинета.
все сразу умолкли. И среди этой тишины молодой гасконец пересек приемную
и вошел к капитану мушкетеров, от души радуясь, что так своевременно из-
бежал участия в развязке этой странной ссоры.
нее он учтиво принял молодого человека, поклонившегося ему чуть ли не до
земли, и с улыбкой выслушал его приветствия. Беарнский акцент юноши на-
помнил ему молодость и родные края - воспоминания, способные в любом
возрасте порадовать человека. Но тут же, подойдя к дверям приемной и
подняв руку как бы в знак того, что он просит разрешения у д'Артаньяна
сначала покончить с остальными, а затем уже приступить к беседе с ним,
он трижды крикнул, с каждым разом повышая голос так, что в нем прозвуча-
ла вся гамма интонаций - от повелительной до гневной:
надлежали два последних имени, сразу же отделились от товарищей и вошли
в кабинет, дверь которого захлопнулась за ними, как только они перешаг-
нули порог. Их манера держаться, хотя они и не были вполне спокойны,
своей непринужденностью, исполненной одновременно и достоинства и покор-
ности, вызвала восхищение д'Артаньяна, видевшего в этих людях неких по-
лубогов, а в их начальнике - Юпитера-Громовержца, готового разразиться
громом и молнией.
воров в приемной, которым вызов мушкетеров послужил, вероятно, новой пи-
щей, опять усилился, когда, наконец, г-н де Тревиль, хмуря брови, три
или четыре раза прошелся молча по кабинету мимо Портоса и Арамиса, кото-
рые стояли безмолвно, вытянувшись, словно на смотру, он внезапно остано-
вился против них и, окинув их с ног до головы гневным взором, произнес:
вчера вечером? Известно ли вам это?
сударь, нам ничего не известно.
вил Арамис в высшей степени учтиво и отвесил изящный поклон.
дейцев господина кардинала.
тос.
доброго вина.
ваться, и готов был провалиться сквозь землю.
личество совершенно прав, ибо, клянусь честью, господа мушкетеры играют
жалкую роль при дворе! Господин кардинал вчера вечером за игрой в шахма-
ты соболезнующим тоном, который очень задел меня, принялся рассказывать,
что эти проклятые мушкетеры, эти головорезы - он произносил эти слова с
особой насмешкой, которая понравилась мне еще меньше, - эти рубаки, до-
бавил он, поглядывая на меня своими глазами дикой кошки, задержались
позже разрешенного часа в кабачке на улице Феру. Его гвардейцы, совер-
шавшие обход, - казалось, он расхохочется мне в лицо, - были принуждены
задержать этих нарушителей ночного покоя. Тысяча чертей! Вы знаете, что
это значит? Арестовать мушкетеров! Вы были в этой компании... да, вы, не
отпирайтесь, вас опознали, и кардинал назвал ваши имена. Я виноват, ви-
новат, ведь я сам подбираю себе людей. Вот хотя бы вы, Арамис: зачем вы
выпросили у меня мушкетерский камзол, когда вам так к лицу была сутана?
Ну а вы, Портос... вам такая роскошная золотая перевязь нужна, должно
быть, чтобы повесить на ней соломенную шпагу? А Атос... Я не вижу Атоса.
Где он?
вить и свое слово. - Весьма печальная история: эта болезнь может изуро-
довать его лицо.
леть оспой в его возрасте! Нет, нет!.. Он, должно быть, ранен... или
убит... Ах, если б я мог знать!.. Тысяча чертей! Господа мушкетеры, я не
желаю, чтобы мои люди шатались по подозрительным местам, затевали ссоры
на улицах и пускали в ход шпаги в темных закоулках! Я не желаю в конце
концов, чтобы мои люди служили посмешищем для гвардейцев господина кар-
динала! Эти гвардейцы - спокойные ребята, порядочные, ловкие. Их не за
что арестовывать, да, кроме того, они и не дали бы себя арестовать. Я в
этом уверен! Они предпочли бы умереть на месте, чем отступить хоть на
шаг. Спасаться, бежать, удирать - на это способны только королевские
мушкетеры!
де Тревиля, если бы в глубине души не чувствовали, что только горячая
любовь к ним заставляет его так говорить. Они постукивали каблуками о
ковер, до крови кусали губы и изо всех сил сжимали эфесы шпаг.
су г-на де Тревиля угадали, что он сильно разгневан. Десяток голов, тер-
заемых любопытством, прижался к двери в стремлении не упустить ни слова,
и лица бледнели от ярости, тогда как уши, прильнувшие к скважине, не
упускали ни звука, а уста повторяли одно за другим оскорбительные слова
капитана, делая их достоянием всех присутствующих. В одно мгновение весь
дом, от дверей кабинета и до самого подъезда, превратился в кипящий ко-
тел.
арестовывать! - продолжал г-н де Тревиль, в глубине души не менее
разъяренный, чем его солдаты, отчеканивая слова и, словно удары кинжала,
вонзая их в грудь своих слушателей. - Вот как! Шесть гвардейцев кардина-
ла арестовывают шестерых мушкетеров его величества! Тысяча чертей! Я
принял решение. Прямо отсюда я отправляюсь в Лувр и подаю в отставку,
отказываюсь от звания капитана мушкетеров короля и прошу назначить меня
лейтенантом гвардейцев кардинала. А если мне откажут, тысяча чертей, я
сделаюсь аббатом!
проклятия и богохульства. Возгласы:
- повисли в воздухе. Д'Артаньян глазами искал, нет ли какой-нибудь
портьеры, за которой он мог бы укрыться, и ощущал непреодолимое желание
забраться под стол.
мообладание. - Нас действительно было шестеро против шестерых, но на нас
напали из-за угла, и, раньше чем мы успели обнажить шпаги, двое из нас
были убиты наповал, а Атос так тяжело ранен, что не многим отличался от
убитых; дважды он пытался подняться и дважды валился на землю. Том не
менее мы не сдались. Нет! Нас уволокли силой. По пути мы скрылись. Что
касается Атоса, то его сочли мертвым и оставили спокойно лежать на поле
битвы, полагая, что с ним не стоит возиться. Вот как было дело. Черт
возьми, капитан! Не всякий бой можно выиграть. Великий Помпеи проиграл
Фарсальскую битву, а король Франциск Первый, который, как я слышал,
кое-чего стоил, - бой при Павии.
ших я заколол его собственной шпагой, так как моя шпага сломалась после
первого же выпада. Убил или заколол - как вам будет угодно, сударь.
- Господин кардинал, как я вижу, коечто преувеличил.
смягчился, и уже осмеливаясь обратиться к нему с просьбой, - молю вас,
сударь, не говорите никому, что Атос ранен! Он был бы в отчаянии, если б
это стало известно королю. А так как рана очень тяжелая - пронзив плечо,
лезвие проникло в грудь, - можно опасаться...
тер с благородным и красивым, но смертельно бледным лицом.
вилю. Голос его звучал слабо, но совершенно спокойно. - Вы звали меня,
как сообщили мне товарищи, и я поспешил явиться. Жду ваших приказаний,
сударь!
тянутый, твердой поступью вошел в кабинет. Де Тревиль, до глубины души
тронутый таким проявлением мужества, бросился к нему.