Чтение 7–й страницы книги ~Учитель фехтования~

- Узнаете меня? - спросил он, - я Горголи, петербургский
полицеймейстер.

- Как же, узнаю, ваше превосходительство.

- Мне немедленно нужны двадцать пять тысяч рублей. Не хочу ехать
домой, так как дорога каждая минута. Дайте мне, пожалуйста, эту сумму и
пожалуйте завтра утром ко мне, чтобы получить ее.

- Ваше превосходительство, - сказал купец, весьма польщенный
вниманием полицеймейстера, - быть может, вам угодно больше?

- Э.., ну, хорошо, дайте тридцать тысяч.

- С удовольствием, ваше превосходительство. - Мерси! Завтра в девять
часов жду вас у себя.

Мошенник тут же садится в свой экипаж и уезжает галопом по
направлению к Летнему саду.

На другой день в назначенный час купец является к Горголи, который
встречает его со своей обычной предупредительностью и спрашивает, по
какому он делу.

Этот вопрос ошеломил купца, который только тут заметил разницу во
внешности полицеймейстера и того, кто был у него накануне.

- Ваше превосходительство, - говорит он полицеймейстеру, - помогите,
меня обворовали!

И рассказывает об обмане, жертвой которого он стал. Полицеймейстер
внимательно выслушивает его, приказывает подать экипаж и надевает свою
серую шинель. Затем он велит купцу еще раз во всех подробностях
повторить всю историю и лично отправляется ловить мошенника.

Прежде всего Горголи едет на Большую Миллионную улицу и спрашивает
будочника:

- Вчера я проезжал здесь в третьем часу дня. Ты видел меня?

- Так точно, ваше превосходительство.

- А видел ты, куда я отправился дальше?

- К Троицкому мосту, ваше превосходительство.

- Хорошо.

Генерал направляется к Троицкому мосту. При въезде на мост он
спрашивает у другого будочника:

- Вчера я был здесь в начале четвертого часа. Ты видел меня?

- Видел, ваше превосходительство.

- Куда я держал путь?

- Вы изволили проехать по мосту, ваше превосходительство.

- Хорошо.

Горголи переехал на другую сторону реки и опять спросил у будочника,
стоявшего у противоположного конца моста:

- Видел ты меня здесь вчера в половине четвертого?

- Так точно, ваше превосходительство, видел.

- Куда я направлялся?

- На Выборгскую сторону, ваше превосходительство.

- Хорошо.

Горголи едет дальше, решив преследовать преступника до конца. У
военного госпиталя он опять спрашивает будочника. Последний направляет
его к кабакам. Оттуда он едет по Воскресенскому мосту, Большому
проспекту и в последний раз спрашивает будочника:

- Видел ты меня вчера около пяти часов?

- Так точно, ваше превосходительство.

- Куда я поехал?

- На Екатерининский канал, ваше превосходительство, в дом № 19.

- Я зашел туда?

- Так точно, ваше превосходительство.

- Видел ты, чтобы я вышел оттуда?

- Никак нет, ваше превосходительство.

- Хорошо. Позови на свое место другого будочника, а сам беги в
ближайшую казарму и возвращайся сюда с несколькими вооруженными
солдатами.

- Слушаю, ваше превосходительство.

Будочник убежал и минут через десять явился в сопровождении солдат.

Генерал подходит с ними к указанному дому, велит закрыть все выходы,
расспрашивает дворника и узнает, что похожий на него человек,
действительно, живет во втором этаже этого дома. Горголи идет туда,
стучит, ему не открывают, он приказывает взломать дверь и сталкивается
лицом к лицу со своим двойником, который приходит в ужас от этого
посещения, причину которого он, конечно, знает, во всем сознается и тут
же возвращает все тридцать тысяч рублей.

Мы видим, что в известном отношении Петербург не далеко ушел от
Парижа.

Это происшествие, при финале которого я случайно присутствовал,
задержало меня минут на двадцать. Еще через двадцать минут я уже мог
отправиться к Луизе, что я и сделал. По мере того как я приближался к ее
дому, сердце мое билось все сильнее. А когда я спросил в магазине, можно
ли видеть Луизу, голос мой так дрожал, что я должен был дважды повторить
свой вопрос.

Луиза ждала меня в будуаре.

Глава 4

Луиза встретила меня с той изящной непринужденностью, которая
свойственна только нам, французам. Протянув мне руку, она усадила меня
около себя.

- Ну вот, - сказала Луиза, - я уже позаботилась о вас.

- О, - пробормотал я с таким выражением, которое заставило ее
улыбнуться, - не будем говорить обо мне, а поговорим лучше о вас.

- Обо мне? Разве я для себя хлопочу о месте учителя фехтования? Что
же вы хотите сказать обо мне?

- Я хочу вам сказать, что со вчерашнего дня вы меня сделали
счастливейшим человеком, что теперь я ни о ком и ни о чем не думаю,
кроме вас, что я всю ночь не сомкнул глаз, боясь, что час нашего
свидания никогда не настанет.

- Но, послушайте, это форменное объяснение в любви.

- Рассматривайте мои слова, как вам будет угодно Говорю вам не только
то, что думаю, но и то, что чувствую.

- Вы шутите?

- Клянусь честью, нет.

- Вы говорите серьезно?

- Совершенно серьезно.

- В таком случае я должна с вами объясниться.

- Со мной?

- Дорогой соотечественник, я думаю, что между нами могут быть только
чисто дружеские отношения.

- Почему?

- Потому, что у меня есть друг сердца. А на примере моей сестры вы
могли убедиться, что верность - наш семейный порок.

- О, я несчастный!

- Нет, вы не несчастны! Если бы я дала возможность окрепнуть вашему
чувству, вместо того, чтобы с корнем вырвать его из вашего сердца, вы
были бы действительно несчастны, но теперь, слава богу, - улыбнулась
она, - время еще не потеряно и я надеюсь, что ваша "болезнь" не успела
развиться.

- Не будем больше говорить об этом! - Напротив, поговорим об этом. Вы
встретитесь, конечно, у меня с человеком, которого я люблю, и вы должны
знать, как и почему я полюбила его.

- Благодарю вас за доверие...

- Вы уязвлены, - сказала она, - и совершенно напрасно. Дайте мне
руку, как хорошему товарищу.

Я пожал руку Луизы и, желая показать ей, что вполне примиряюсь со
своей участью, проговорил:

- Вы поступаете вполне лояльно. Ваш друг, вероятно, какой-нибудь
князь?

- О, нет, - улыбнулась она, - я не так требовательна: он только граф.

- Ах, мадемуазель Роза, - воскликнул я, - не приезжайте в Петербург:
вы вскоре забудете здесь Огюста!

- Вы осуждаете меня, даже не выслушав, - сказала Луиза. - Это дурно с
вашей стороны. Вот почему я хочу вам все рассказать. Впрочем, вы не были
бы французом, если бы приняли мои слова иначе.

- Надеюсь, ваше благосклонное отношение к русским не помешает вам
справедливо отнестись к вашим соотечественникам?

- Я не хочу быть несправедливой ни к тем, ни к другим. Я сравниваю,
вот и все. Каждая нация имеет свои недостатки, которых сама не замечает,
потому что они глубоко укоренились в ее натуре, но их хорошо замечают
иностранцы. Наш главный недостаток - это легкомыслие. Русский, у
которого побывал француз, никогда не говорит, что у него был француз, а
выражается так: "У меня был сумасшедший". И не нужно говорить, какой это
сумасшедший: все знают, что речь идет о французе.

- А русские - без недостатков?

- Конечно, нет, но их обыкновенно не замечают те, кто пользуется их
гостеприимством.

- Спасибо за урок.

- Ах, боже мой, это не урок, а совет! Раз вы хотите остаться здесь
надолго, вы должны стать другом, а не врагом русских.

- Вы правы как всегда.

- Разве я не была когда-то такою же, как вы? Разве я не давала себе
слово, что никогда ни один из этих вельмож, столь подобострастных с
царем и столь заносчивых с подчиненными, не добьется моего расположения?
И не сдержала слова. Не давайте же никаких клятв, чтобы не нарушить их,
как нарушила я.