и опять проделает тысячу миль в тридцать дней. Ставлю на него пятьсот
долларов, и наплевать на пургу!
величиной с колбасный круг и швырнул его на стойку. Док Уотсон последо-
вал примеру Беттлза.
его. Ставлю пятьсот долларов, что ровно через шестьдесят дней я подкачу
с почтой к дверям Тиволи.
то. Джек Керне протиснулся поближе к Харнишу.
что ты и в семьдесят пять дней не обернешься.
Сказано - шестьдесят дней.
тидесятой Мили река уже вскроется, припай будет ненадежен.
отдавать их мне обратно таким манером. Не стану я спорить с тобой и де-
нег твоих не возьму. Но вот что я тебе скажу, Джек: сегодня счастье тебе
улыбнулось; ну, а скоро оно улыбнется мне, и я отыграюсь. Вот погоди,
когда начнется горячка. Тогдато у нас с тобой пойдет игра крупная, под
стать настоящим мужчинам. Согласен?
Ставлю пятьсот долларов, что Времяне-ждет будет здесь через шестьдесят
дней, - прибавил он громко.
обнимать Кернса.
вая Харниша от Беттлза и Кернса.
так как я непременно выиграю и раньше чем через шестьдесят дней мне пить
не придется, то я плачу сейчас. Ну, валяйте, кому что? Заказывайте!
пошатываясь, затянул единственную песню, которую знал:
нату.
ники меховой шапки. За дверью стоял индеец Кама с нартами; нарты были
узкие и длинные - шестнадцать дюймов в ширину, семь с половиной футов в
длину; дно, сколоченное из планок, было поднято на шесть дюймов над оби-
тыми железом полозьями. На нартах, привязанные ремнями из лосиной кожи,
лежали холщовые тюки с почтой, продовольствие и снаряжение для погонщи-
ков и собак. Впереди нарт, вытянувшись в один ряд, лежали, свернувшись,
пять лаек с заиндевевшей шерстью - все как на подбор, очень крупные, се-
рой масти. Внешним видом - от свирепой морды до пушистого хвоста - они
ничем не отличались от волков. Да они и были волки - ручные, правда, но
все же волки по виду и повадкам. Две пары охотничьих лыж были засунуты
под ремни на самом верху нарт.
лости.
да ничем теплее не укрывается. Провалиться мне на этом месте, я бы за-
мерз под таким одеялом, хоть и не считаю себя неженкой. Но Время-неждет
такой горячий, прямо геенна огненная!
Беттлз. - Я-то знаю. Я бывал с ним на тропе. Никогда-то он не устает. Он
даже и не понимает, что такое усталость. Он может проходить целый день в
мокрых носках при сорока пяти градусах мороза. Кому еще это под силу,
кроме него?
непременно хотела поцеловать его, и хоть винные пары туманили ему мозг,
он все же сумел избежать опасности, - правда, он поцеловал Мадонну, но
тут же расцеловался с тремя остальными женщинами. Потом он натянул длин-
ные рукавицы, поднял собак и взялся за поворотный шест.
нувшись к земле и быстро перебирая лапами. Не прошло и двух секунд, как
и Харнишу и Каме пришлось пуститься бегом, чтобы не отстать. И так, бе-
гом, люди и собаки перемахнули через берег, спустились на скованное
льдом русло Юкона и скрылись из глаз в сером сумраке.
было, и собаки шли со скоростью шести миль в час. Харниш и Кама, не отс-
тавая, бежали наравне с собаками. Они сменяли друг друга, по очереди бе-
рясь за шест, потому что это была самая трудная часть работы - мчаться
впереди быстро несущихся нарт и направлять их. Тот, кто, сменившись, бе-
жал за нартами, иногда вскакивал на них, чтобы немного передохнуть.
пока возможно, наезженной дорогой. Они знали, что ждет их впереди: когда
начнется сплошной снег, три мили в час и то будет хорошо. Тогда уж не
ляжешь отдыхать на нарты, но и бежать нельзя будет. И управлять шестом
легко - все равно что отдых; зато трудно придется тому, кто будет шагать
впереди на коротких широких лыжах и прокладывать собакам путь по нетро-
нутому снегу. Эта работа тяжелая, и ничего веселого в ней нет. А еще их
ждут такие места, где нужно переваливать через торосы и, в лучшем слу-
чае, можно делать две мили в час. Не миновать и очень каверзных перего-
нов, правда, коротких, но там и миля в час потребует нечеловеческих уси-
лий.
да они и вообще не любили болтать на тропе. Изредка они обменивались од-
носложными замечаниями, причем Кама обычно довольствовался ворчанием.
Иногда собака взвизгнет или зарычит, но по большей части нарты двигались
в полном безмолвии. Слышался только громкий лязг железных полозьев,
скользивших по насту, да скрип деревянных саней.
из шумного, разгульного Тиволи в другой мир - мир безмолвия и покоя. Все
замерло кругом. Река Юкон спала под трехфутовым ледяным покровом. Воздух
был недвижим. Справа и слева на лесистых берегах, словно окаменевшие,
стояли высокие ели, и снег, плотным слоем покрывавший ветви, не осыпал-
ся. В этой торжественной тишине единственной живой движущейся точкой бы-
ли нарты, и резкий визг полозьев еще сильнее подчеркивал царившее кругом
безмолвие.
тумана, ни мглистой дымки; и все же небо серым пологом простиралось над
головой. Не тучи омрачали его, не было солнечного света, и потому день
казался ненастным. Солнце подымалось к зениту далеко на юге, но между
ним и скованным льдом Юконом изогнулся горб земного шара. Река была оку-
тана вечерними тенями, и самый свет дневной походил на долгие сумерки.
Когда до полудня оставалось пятнадцать минут, в широком изгибе Юкона,
где открывался вид на юг, над горизонтом показался верхний край солнеч-
ного диска. Но солнце не подымалось отвесно, оно двигалось наискосок, и
в двенадцать часов нижний край его едва оторвался от линии горизонта.
Это было угрюмое солнце, тусклое, без блеска. Оно не излучало тепла, и
можно было, не щурясь, глядеть на него. Едва достигнув зенита, оно снова
начало уходить по косой за горизонт, и уже в четверть первого Юкон и бе-
рега его снова оделись сумраком.
собностью дикарей утолять голод чем и когда придется: они могли наесться
до отвала в один присест, но могли и обходиться много часов подряд без
пищи. Собак кормили только один раз в день, и редко на долю каждой при-
ходилось больше, нежели фунт вяленой рыбы. Они были очень голодны и в то
же время в превосходной форме. Подобно своему предку - волку, они при-
выкли довольствоваться скудной пищей и в совершенстве усваивать ее. Нич-
то не пропадало даром. Малейшая частица корма превращалась в жизненную
энергию. Таковы же были Харниш и Кама. Потомки закаленных в лишениях,
выносливых праотцев, они сами показывали чудеса выносливости. Питание их
было сведено до необходимого минимума. Им требовалось очень немного пи-
щи, чтобы поддерживать свои недюжинные силы. Организм усваивал все без
остатка. Человек, изнеженный городской жизнью, проводящий дни за