особенно долго, страшно было остаться без курева. Не нашли.
небольшим сигарет и неначатая пачка "Беломора". Доверили весь запас
Задирако и решили курить одну на троих после обеда.
вот полуфабрикаты и газ Гаврилов приказал расходовать экономно. Кроме
того, велел Борису Маслову беречь рацию в "Харьковчанке" как зеницу ока,
а Задирако - помалкивать про то, что единственный мешок соли разметало
взрывом. Через пять-шесть часов ходу - Комсомольская, может, там
найдется.
морозу к тягачам и до утра в одиночестве ишачить за рычагами.
человека, как я, он примет с уважением (Тошка мимикой изобразил
уважение, с каким отнесется к нему Синицын), а я ему: "Сымай штаны!" А
он: "Какие такие штаны?" А я: "Твои, взамен тех, что у меня сгорели по
твоей милости!" Деваться ему некуда, сымет штаны, а я ему; "Пес с тобой,
таскай, куда тебе на улицу с голым задом!"
Сомов.
Давид. - Вернемся - месяц пивом поить буду!
какой-нибудь Фигаро. Этак каждый начнет канючить: "Давай мне Тошку!" Вас
вона сколько, а Тошка один.
Гаврилов. - Только не заговори его допьяна, собьется с курса и загонит
машину на Южный полюс. А ты, племянник (к молчаливому Леньке), не вешай
нос, а то я подумаю, что ты барахло свое жалеешь. Сдирать стружку с тебя
пока не стану, тем более Петя не разрешит, раз ты ему хлеб и бифштексы
выручил. Ну, сыночки, по коням!
окурка, который после него досасывал радист. - Запиши, что Плевако не
сменил, а Гаврилов, сукин сын, не проверил. И про разбитые горшки - наши
потери - запиши, чтобы главбуху доставить развлечение.
Леньке Игнат. - Ну, ляпнул сгоряча.
когда говоришь, понял?
машинам.
племянника, слезно не молила Катя. Очень не хотелось Гаврилову брать
Леньку, но ни в чем он не мог отказать жене. Для виду поупрямился,
поворчал и уступил. Полина, Катюшина сестра, в голос выла, просила зятя
возвратить сына человеком. Гаврилов сердился - Антарктида, мол, не
исправительная колония, но в глубине души был польщен. Пообещал, что
проследит, выбьет дурь из ветреной головы. Сестры наделяли его
чрезвычайными полномочиями, а Ленька слушал и ухмылялся. Против
Антарктиды, впрочем, он не возражал: слава, нагрудный значок да деньги,
и, говорят, немалые. Великодушно позволил себя оформить и поехал на край
света - превращаться в человека, как докладывал дружкам на проводах.
жены имел два крупных недостатка. Во-первых, был писаным красавцем, а к
этой разновидности людей Гаврилов вообще относился с подозрением;
во-вторых, в недавнем прошлом боксером, даже мастером спорта. А
спортсменов, особенно именитых, Гаврилов не слишком-то уважал. Хотя сам
он не без удовольствия смотрел матчи по телевизору и слегка болел за
"Зенит", но не мог понять спортсменов, тратящих немалую энергию столь,
на его взгляд, бессмысленно. Когда ему доказывали, что спортивные
зрелища дают тысячам людей необходимую им разрядку, он не спорил, но
шутливо ссылался на свое "крестьянское воспитание": мол, с детства
приучен уважать лишь тех, кто делает работу. За такие отсталые взгляды
Васютка сгоряча обозвал папу "вымирающим мамонтом", что рассмешило
Гаврилова до слез.
очень волновали. Слушая сетования сестер, он посмеивался, а когда Катя
сердилась на такое его легкомыслие, тут же признавал свои ошибки. И
думал, что четверть века назад он бы из этого парня сделал лихого
танкиста. Хотя ив Антарктиде случаются такие переделки, что вся пыль с
человека слетает и раскрывается его существо. А что касается Ленькиных
"подвигов", то женщин там нет, собутыльников днем с огнем не найдешь,
нос задирать не перед кем. Тогда и посмотрим, мужик ты или тряпка.
пристроить его в Мирном, не брать сразу в поход. Но перед самым выходом
Мишке Седову вырезали аппендикс, и волей-неволей пришлось Гаврилову
вместо надежного механика-водителя посадить на тягач племянника.
ростом, и фигура такая, что на пляже магнитом женские взгляды
приковывала, и шея, запросто выдерживающая целую гроздь девчонок, буйные
русые волосы, белозубая улыбка и шалые голубые глаза. Рядом с Ленькой
парни нервничали и инстинктивно старались увести подальше от него своих
подруг. И наверное, правильно делали, потому что было в Леньке что-то
такое, что давало ему непонятную власть над женщинами.
портреты печатали в газетах, его узнавали на улицах. Спортивные,
журналисты восторженно описывали игру ног, нырки и сокрушительные крюки
чемпиона, а несколько тренеров веселили публику спорами о том, кто
открыл Савостикова. В школе с ним почтительно здоровался за руку
директор, мальчишки на улицах просили автографы, а девчонки, которые год
назад не обращали на долговязого подростка никакого внимания, пускали в
ход все свое нехитрое искусство, чтобы похвастаться таким поклонником.
Год славы сделал из него законченного эгоцентриста; в газетах он читал
лишь заметки о себе, обижался, когда писали мало, и соглашался с теми,
кто считал его исключительным явлением.
подобным восхвалениям, посмеивался над ними и учил своего воспитанника с
юмором относиться к таким заголовкам, как "Всепобеждающая улыбка юного
чемпиона". Ленька делал вид, что так к славе и относится, но, изучая в
большом зеркале гардероба свое отражение, думал о том, что тренер просто
завидует; нигде, даже в кино, Ленька не видел такого мощного и в то же
время пропорционального тела, такой обаятельной улыбки.
сыном и со вздохом подмечала взгляды, которые бросали на ее ребенка
взрослые женщины.
бахвалились своими скромными и большей частью выдуманными победами. Но
пробуждение это было столь бурным, что отныне мать позабыла, что такое
покой.
четверть на тройках - благодаря заботам директора, который, как и многие
люди умственного труда, преклонялся перед физической силой. Учителя
бунтовали на педсоветах, доказывали, что гастролер Савостиков портит
коллектив класса, но директор напоминал о престиже школы, и они со
скрипом исправляли двойки на тройки. Лишь Татьяна Евгеньевна, молодая,
только что с институтской скамьи учительница химии, отказывалась от
компромиссов. Ей и было суждено сыграть неожиданно большую роль в судьбе
Савостикова, который и самому себе боялся признаться, что из-за желания
увидеть Татьяну Евгеньевну он уже пропустил несколько тренировок. И вот
однажды на уроке химии Ленька, совсем забывшись, уставился на
учительницу горящими глазами, в голове его звенело. Было, наверное, в
его взгляде что-то нескромное; Татьяна Евгеньевна вспыхнула, вызвала
гастролера к доске и несколькими колкими вопросами сделала из него
посмешище. - Что же вы молчите? - иронизировала она под хихиканье
класса. Кулаками легче работать, чем головой, правда? Нечего сказать, да?
Савостиковым!
Ленька. Можем и ответить.
груди и поцеловал в губы.
недолго. Как раз подошло время, и его призвали в армию. Правда, оставили
в Ленинграде - проходить службу при спортивном клубе. Так что поначалу
Ленькина жизнь если и изменилась, то к лучшему. Вечно окруженный толпой
приятелей и поклонниц, он прожил едва ли не самые приятные В своей жизни
полтора года. Удача так и плыла в Ленькины руки: блестящие победы на
ринге будоражили прессу, спортсменки готовы были идти и шли за ним по
первому зову.
перестали приходить. Ребята Леньку усовещали, но без особого успеха. Так
продолжалось до тех пор, пока не бросила спорт и не уехала в другой
город чемпионка по плаванию, на которую возлагались большие надежды. Это
Суворов Виктор
Корнев Павел
Суворов Виктор
Посняков Андрей
Шилова Юлия