тебя, точно клекочущий орел над боевыми щитами.
почву, но поспешила перейти к еще более славным свершениям;
мир и закон. И вот, когда наконец окружат тебя почести и слава, ты
сочетаешься браком с голубицей великой знатности, с дочерью достойных и
богатых родителей, - заключила она, открыла глаза и обвела всех
взглядом в ожидании похвал.
бы куда больше. И если бы нашлись у меня силы выйти на дорогу... Но
старость отнимает у нас малые радости и оставляет одно лишь холодное
тихое ожидание.
Роберт. - Самое лучшее, какое я от тебя слышал. Ты ведь только - только
достигла вершин своей тайной силы. И ты рассеяла мой страх за Генри,
успокоила мое сердце. Теперь я испытываю только гордость при мысли, кем
станет мой сын. Хотя и предпочел бы, чтобы он не убивал людей.
хорошим... - радостно сказала Гвенлиана. - Да, мне чудилось, что воздух
нынче благоприятен, и глаза мои видят ясно. Только с овечьей лопаткой
было бы еще лучше! - Она удовлетворенно сомкнула веки и погрузилась в
дремоту.
жена лежала рядом в каменной неподвижности; когда мрак за окном начал
сменяться посеребренной мглой, она осторожно встала с постели.
Ему стало страшно попрощаться с нами. Но я не сожалею о его страхе,
ведь это верный знак его печали. Он не выдержал бы, если бы его чувства
облеклись в слова.
погодя, но обязательно. Клянусь тебе. Неужели ты сомневаешься? Он ушел
на несколько дней, от силы - на несколько недель. Поверь мне, милая!
Просто годы повернули вспять, и мы с тобой теперь - как тогда. Ты
помнишь? Но только ближе, гораздо ближе из - за всего, что с тех пор
произошло. Мы с тобой ведь очень богаты безыскусными картинками
прошлого, нам осталось все то, чем он играл. И лишиться этого мы не
можем, пока живы.
очень скоро... Даже скорее, чем ты успеешь стосковаться по нему. Скажи,
что веришь! Скажи! - вскричал он в отчаянии. - Очнись] Заговори! Когда
настанет весна, он уже будет с нами. Ты должна в это верить, милая...
моя милая... - И он легко - легко погладил нежными неуклюжими пальцами
неподвижную щеку у себя на плече.
бодро зашагал по кардиффской дороге. В сердце у него застыл ледяной
комочек испуга, и он спрашивал себя, действительно ли ему так уж
хочется куда - то уехать. Задержись он, чтобы попрощаться, нашептывал
ему страх, и он не смог бы покинуть каменный дом даже ради Индий.
и играл, мимо каменоломни, где была пещера - там они с приятелями
упоенно играли в разбойников, и атаманом при общем согласии всегда был
Генри - Таимом Шоном Катти.
серебряным ободком по краю. Со склонов веял легкий предрассветный
ветерок, свежий, душистый, напоенный пряным запахом влажной земли и
палого листа. Лошади на пастбищах, завидев его, тоненько ржали,
подходили и ласково тыкались в него мягкими бархатными носами. Стайки
птиц, с первым лучом зари принявшихся склевывать припоздавших ночных
насекомых, взлетали, перекликаясь возмущенно и обиженно.
пройденной им впервые. На зазубренную гряду выкатился желтый шар,
позолотив полотнища туманов по склонам, и Генри опустил плотный занавес
между собой и прошлым. Боль и тоска одиночества, неотступно
сопровождавшие его в темноте, были отринуты и остались позади. А
впереди ждал Кардифф. Он шел в новые, неведомые края, и где - то чуть
ниже утреннего горизонта, казалось ему, сияла во всем своем великолепии
зеленая корона Индий.
льнувших друг к другу лачужек глазели на него, как на чужестранца.
Сердце юного Генри ликовало. Совсем недавно и он вот так глазел на
неизвестных прохожих, пытаясь разгадать пленительную тайну, пославшую
их в дорогу. В дорогу - куда? Неизвестность делала их необыкновенными,
их цели представлялись неизмеримо важными. И вот теперь он сам такой
прохожий! Это о нем размышляют, на него взирают с почтением. Ему
хотелось закричать: "Мой путь лежит в Индии!" Пусть их тусклые глаза
раскроются пошире и почтение в них возрастет стократно! Бесхребетные
дурни. Ни мечты, ни силы воли, чтобы вырваться из этих сырых,
замусоренных хижин.
равнину, где пологие волны невысоких холмов становились все более и
более плоскими. Он увидел огромные норы, словно вырытые чудовищными
сусликами, увидел оборванных черных людей, которые выбирались из них с
мешками угля на спине. Высыпав уголь у подножия гигантской кучи,
шахтеры с пустыми мешками возвращались в нору. Генри заметил, что и
назад они брели сутулясь, словно их продолжало сгибать в дугу тяжелое
бремя угля.
шагал и шагал вперед. В воздухе теперь ощущался новый запах - властное
пьянящее дыхание моря. Ему казалось, что он мог бы помчаться туда со
стремительностью истомленной жаждой лошади. К вечеру вверх по небосводу
двинулась армия черных туч. Ударил ветер, пахнуло снегом, и трава
распласталась по земле.
колючую ледяную крупу и холод не запустил ему под куртку леденящие
пальцы. Там и сям, справа и слева от дороги виднелись дома, но Генри ни
в одном не попросил ни приюта, ни ужина. Он не знал здешних обычаев, не
знал цен этого края и твердо решил прийти в Кардифф со всеми своими
пятью фунтами в кармане.
забрался в стоявший на отшибе сарай, полный мягкого сена. Там было
тепло и тихо - так тихо, что его уши, измученные воем ветра, будто
сразу оглохли. Сено благоухало медом, засохшим в скошенных цветах.
Генри зарылся в него поглубже и крепко уснул на этом пуховом ложе.
тут же к нему, визгливо вопя, подступили мысли, которые он утром
прогнал.
яркий огонь! Где они теперь? Уж больше тебе их не видеть! Они исчезли,
словно сон, а ты ведь не знаешь, куда исчезают сны! Ты дурак".
Элизабет? Ты испугался? Да, ты испугался. Сестры, этот мальчишка -
трус. Он боится белобрысой девчонки, дочери батрака!"
окаменев - вот какой видел ты ее в последний раз. И ты не подошел к
ней. Только оглянулся на пороге. Быть может, она и умерла там с той же
мукой в глазах. Откуда тебе знать? А Роберт, твой отец... Вспомни,
вспомни о нем! Одиноком, грустном, потерявшем все. Это дело твоих рук,
Генри! Потому что тебе захотелось в Индии и ты не думал ни о ком, кроме
себя".
Будет так холодно, что ты замерзнешь. Или кто нибудь убьет тебя,
позарившись на твои деньги, хоть это и жалкие гроши. Такое случалось
много раз. Прежде о тебе кто - то заботился, следил, чтобы тебе было
хорошо. Ты умрешь с голоду, ты замерзнешь, тебя убьют. Я знаю, знаю,
знаю!"
но по углам с неизбывной тоской бесприютных призраков вздыхали
сквозняки, а иногда их вздохи сливались в протяжный стон. Сено шуршало,
точно каждый сухой стебелек извивался, стараясь куда - то уползти. В
густом мраке под кровлей метались летучие мыши, скрежеща крохотными
зубками. Жутко пищали полевки. Злобные глазки летучих мышей и полевок
словно впивались в него со всех сторон из непроницаемой мглы.
бывало таким полным, как в этом незнакомом месте среди совсем новых
невидимых угроз. В его груди рос и ширился страх. Время прикинулось
ленивым червем, проползало самую чуточку, останавливалось, поводило
слепой головой из стороны в сторону и проползало еще чуточку. Казалось,
Сертаков Виталий
Лукин Евгений
Круз Андрей
Каменистый Артем
Шилова Юлия
Афанасьев Роман