прописных букв. Под этой датой идет следующее:
Книги, покуда не узнает, каков собой Написавший ее - темные ли у него Волосы
или белокурые, кроткого ли он Нрава или желчного, женат или холост, и прочие
тому подобные Сведения, кои способствуют Знакомству с Сочинителем. В
Угождение такой Любознательности, вполне, однако, простительной, я положил и
в этом и в следующем Выпуске вступить с Читателем в Беседу, предварив ею
дальнейшие мои Писания и дав ему Отчет о тех, кто принимает Участие в наших
совместных Трудах. Поскольку же и Составление, и Приведение в Порядок, и
Сверка Рукописей падет на меня, я полагаю, что имею Право открыть скю
Тетрадь с Рассказа о самом себе".
внимаю тебе и постараюсь выполнить твое Наставление в разумных Пределах, ибо
Любознательность, тобою подмеченная, нисколько не уменьшилась со Временем.
Как мне известно, многие Читатели интересуются не столько моими Мыслями,
сколько тем, что я ношу из Одежды, и тщатся узнать, не над чем я тружусь, а
как это у нас, у Сочинителей, делается. Что же до моих Писаний, то некоторых
Читателей больше волнует не Работа моя, а мои Заработки. И поскольку Заветы
Мастера есть Закон, подобно Слову Божьему, я подчиняюсь им и в то же Время
позволю себе отступить от своего Повествования.
однако среди моих родственников мужского пола я считаюсь карликом. Ростом
они кто шести футов двух дюймов, кто еще дюйма на два, на три выше, а оба
моих сына, когда окончательно вырастут, безусловно, отца перегонят. Я
широкоплечий и при теперешних моих габаритах узкий в бедрах. Ноги у меня
длинные, вполне пропорционально туловищу и, по имеющимся отзывам, стройные.
Волосы с проседью, глаза голубые, а щеки красные - цвет лица я унаследовал
от матери-ирландки. Ход времени не прошел незаметно для моей физиономии, и
оно отметило его шрамами, сеткой морщин, глубокими бороздами и щербинками. Я
ношу бороду и усы, но щеки брею; вышеуказанная борода с краев седая, а
посередке темная, как скунсовый мех, - отпущена в память кое-кого из моих
предков. Лелея бороду, я не ссылаюсь, как это принято в ряде случаев, на
болезнь кожи или неприятные ощущения при ежедневном бритье, не стараюсь
спрятать под ней безвольный подбородок, а не краснея признаюсь, что считаю
ее украшением своей физиономии, подобно павлину, который гордится своим
хвостом. И, наконец, борода в наши дни - это единственное, в чем женщина не
может перещеголять мужчину, а если и перещеголяет, то успех ей обеспечен
только в цирке.
некоторым своеобразием. Невысокие резиновые сапоги с пробковой стелькой
позволяли мне держать ноги в тепле и в сухе. Бумажные штаны цвета хаки,
купленные на распродаже военного обмундирования, прикрывали моя бедра и
голени, а тулово нежилось в охотничьей куртке с вельветовыми обшлагами и
воротником и на заду с карманом для дичи - такой глубины, что в нем можно
было бы протащить контрабандой индийскую принцессу в общежитие ХАМЛ
<Христианская ассоциация молодых людей.>. Фуражку свою я ношу уже много лет
- это синяя английская капитанка с маленьким козырьком и с кокардой, на
которой королевский лев и единорог все еще дерутся из-за английской короны.
Фуражка эта весьма непрезентабельна на вид и вся пропитана морской солью, но
мне подарил ее командир того самого миноносца, на котором я отплыл из Дувра
во время войны, - кроткий был человек, всем джентльменам джентльмен и
убийца. Уже после того, как я вышел из-под его начала, он атаковал немецкий
торпедный катер, но огня по нему не стал открывать, чтобы не повредить,
потому что такие в плен еще не попадались, а кончилось это тем, что его
самого пустили на дно. С тех пор я и ношу эту фуражку в его честь и в память
о нем. Кроме того, она мне нравится. Мне в ней хорошо. В восточных штатах
этой фуражкой никто не интересовался, зато в Висконсине, Северной Дакоте и
Монтане, когда море осталось у нас далеко позади, на нее, по-моему, стали
поглядывать, и тогда я купил ковбойскую шляпу, так называемый стетсон, - не
очень широкополый, добротный, хоть и несколько старомодный головной убор
вроде тех, что носили на Западе мои дядюшки-скотоводы. К морской фуражке я
вернулся только в Сиэтле, когда выехал к другому океану.
стоянке в Нью-Гэмпшире. Я сидел на приступочке, листал страницы
"Спектэйтора" и думал, что человеческий мозг обычно делает сразу два дела
вполне осознанно и, может быть, еще несколько дел - бессознательно. В это
время на лужайку въехала роскошная машина, и весьма тучная, претенциозного
вида дама выпустила из нее весьма тучного и претенциозного вида шпица
дамского сословия. Последнее обстоятельство осталось для меня незамеченным,
но до Чарли оно дошло моментально. Выскочив из-за мусорного бака, он
пленился этой красоткой, французская кровь в нем взыграла, и тут пошли такие
амуры, что цель их не замедлили распознать даже далеко не зоркие глаза ее
хозяйки. Миледи возопила, как подстреленный заяц, вывалилась из машины и
бросилась было укрыть свое сокровище у себя на груди, да не смогла так низко
нагнуться. Единственное, что ей удалось сделать, это шлепнуть по голове
моего рослого Чарли. Реакция н? шлепок была у Чарли совершенно естественная:
он тяпнул ее мимоходом за руку и снова закружился в вихре страстей. До сей
минуты мне как-то не приходилось вникать в смысл выражения "и небеса
разверзлись от крика". Прежде всего я не знал, что значит "разверзаться".
Потом отыскал этот глагол в словаре. И что правда, то правда - от воплей
этой коровищи небеса действительно разверзлись. Я схватил ее за руку и
увидел, что на коже даже царапинки нет, тогда я схватил собачонку, и она тут
же меня укусила, да как следует, до крови, прежде чем мне удалось слегка
придушить ее, подлую.
полил мусорный бак и поставил на этом точку.
можно было уложить на месте, а она отпила прямо из горлышка смертельную дозу
- и ничего, не окочурилась.
прийти ко мне на помощь, но неврастеники его раздражают, а пьяницы выводят
из себя. Он забрался в наш домик, залез под стол и уснул. Sic semper sum
<Таковы всегда (лат.),> эти французики. Наконец миледи рванула на себя
ручной тормоз и укатила, и от этого дня, которым я так наслаждался, остались
одни обломки. Аддисон рухнул наземь, объятый пламенем, форель уже не
выписывала кругов по воде, на солнце надвинулась туча и сразу остудила
воздух. Я поймал себя на том, что гоню машину быстрее, чем мне самому
хотелось, потом пошел дождь, холодный, будто стальной. Я не уделял
очаровательным попутным деревушкам того внимания, какого они заслуживали, и
вскоре мы пересекли границу и поехали по штату Мэн дальше на восток.
одинаковую скорость движения? Только успеешь привыкнуть к пятидесяти милям в
час, как граница и там шестьдесят пять. Удивляюсь, неужели нельзя сесть за
стол и договориться? Впрочем, в одном между всеми штатами достигнуто полное
единодушие - каждый уверен, что он из всех самый лучший, и сообщает вам об
этом огромными буквами, когда вы пересекаете его границу. Почти сорок штатов
было на моем пути, и среди них не нашлось ни одного, который не замолвил бы
за себя доброго словечка. Это даже немножко нескромно с их стороны.
Предоставили бы путешественникам самим судить. Но, может быть, так и надо? А
то не подскажешь нам - мы и не догадаемся?
народонаселение, вероятно, сильно возрастает, дороги бывают забиты беженцами
- теми, кто спасается от липкой жарищи Бостона и Нью-Йорка. Теперь же все
ларьки, торгующие сосисками, все "кафе-мороженое", антикварные лавки и
киоски с продажей мокасин и перчаток оленьей кожи - все стояло закрытое, со
спущенными шторами, и повсюду виднелись объявления: "Откроемся летом". Я
никак не мог привыкнуть к тому, что вдоль шоссейных дорог теперь то и дело
попадаются разные антикварные магазинчики, заваленные и настоящим и
"подлинным" старьем прошлых времен. В наших тринадцати колониях не
насчитывалось в те времена даже четырех миллионов человек, и, судя по всему,
каждый из них лихорадочно мастерил столы, стулья, изготовлял фарфоровую и
стеклянную посуду, формочки для литья свеч, всякие железные и медные
штуковины самых причудливых очертаний и все это впрок, на потребу туристам
двадцатого века! Вдоль дорог Новой Англии продается столько всякой старинной
рухляди, что ею одной можно обставить жилища пятидесятимиллионного
населения. Будь я оборотистым дельцом и заботься хоть чуточку о своих еще не
родившихся правнуках, чем не могу похвалиться, надо бы мне собрать побольше
всякого хлама и поломанных автомобилей, прочесать городские свалки, свезти
свою добычу в одно место и опрыскать ее той жидкостью, которую применяют от
моли на кораблях нашего флота. Лет через сто мои потомки получили бы
разрешение открыть этот тайник и стали бы королями антиквариата, первейшими
в мире. Если уж побитый, потрескавшийся, покореженный хлам, от которого
пытались отделаться наши предки, приносит теперь такие доходы, вообразите
ценность "олдсмобиля" модели 1954 года или тостера выпуска 1960 года. А
миксеры устарелого образца? Господи боже! Да тут возможности неограниченные!
Вещи, за вывоз которых на свалку нам приходится платить, принесут в будущем
целые состояния.
поделаешь: так оно и есть на самом деле, и у нас дома ее предостаточно -
полгаража завалено всякими обломками и барахлом. Эти вещи идут у меня на
починку других вещей. Не так давно я остановил машину недалеко от
Сэг-Харбора, у складского двора одного торговца ломом. Уважительно
разглядывая его запасы, я вдруг подумал, что у меня этого добра еще больше.
Но мне на самом деле свойственно искреннее и почти скупердяйское пристрастие
к ненужным вещам. В свое оправдание скажу, что в наш век, когда всему у нас
положено мгновенно устаревать, в моей коллекции почти всегда найдется чем
починить и сломавшийся унитаз, и мотор, и газонокосилку. Но, положа руку на
Панов Вадим
Контровский Владимир
Прозоров Александр
Березин Федор
Посняков Андрей
Посняков Андрей