зарыдал.
глаза, будто надо было не просто поднять веки, а сдвинуть тяжелые ржавые
засовы.
подступала тошнота от морской воды, которой я немало наглотался, и, лишь
очистив желудок от содержимого, я почувствовал некоторое облегчение.
Пополуденное, оно, пробиваясь сквозь тучи, согревало землю, и, несомненно,
это его золотые лучи делали сушу, на которую выбросило меня море,
невыразимо прекрасной. Повсюду вокруг песчаные дюны и кое-где небольшие
скалы. Неподалеку, в нескольких сотнях шагов от меня, - стройные кокосовые
пальмы, а за дюнами - сухие кустарниковые заросли. Редкие деревья, тут и
там возвышавшиеся над кустами, в глубине, кажется, переходили в густой
лес. Из зарослей кактусов, достигавших порой чуть ли не метра в высоту,
доносился веселый щебет птиц. Так и казалось, что это радостный концерт,
устроенный в мою честь.
белые гривы пенились на гребнях волн там, где совсем еще недавно
вздымались грозные валы. Пока я вглядывался в даль океана, ко мне
вернулась память.
друг?"
кто-нибудь отзовется, и побрел вдоль берега, торопясь, насколько позволяла
мне силы. Никакого ответа. И тут я испугался: "А вдруг поблизости живут
дикие индейцы и, привлеченные моими криками, готовятся сейчас напасть на
меня? А быть может, здесь обосновались испанцы - враг не менее опасный,
чем индейцы?"
поближе к зарослям и бросая по сторонам тревожные взгляды. Чаща стала
казаться мне источником опасности, утратив прежнюю прелесть.
бредя по берегу, я вдруг заметил вдали на песке, у самой воды, какой-то
темный предмет. Это была разбитая шлюпка с "Доброй Надежды", доски от нее
валялись рядом. Я стал лихорадочно обыскивать все вокруг, надеясь найти
хоть какую-нибудь провизию, складываемую обычно заблаговременно в
спасательные лодки. Увы, не оказалось ни провизии, ни какой-либо другой
полезной вещи.
в твои борта, уповали, верно, на твою помощь, а ты, разбитая, как и сама
их жизнь, жестоко обманула надежды тонущих!"
ясностью осознал, что все пережитое мной за последние часы и дни не
кошмарное видение, каким оно порой мне представлялось. Разбитый руль,
сломанная мачта, разбросанные у воды доски с беспощадной очевидностью
свидетельствовали о катастрофе. И тут я наконец понял, что вся команда
"Доброй Надежды", за исключением меня, погибла. "О, бедный Вильям!"
только ни одной живой души, но даже ни малейшего следа человека. Теперь я
не сомневался, что никому не удалось спастись. Мысль эта едва не лишила
меня рассудка.
перед лицом неведомых опасностей, я оказался не только без товарищей, но и
без оружия и без всяких средств к существованию.
Невзирая на все горести и беды, меня начал одолевать голод. Ну что можно
здесь съесть? Какие-то птицы порхали в кустах, и это, конечно, пища, но,
увы, недосягаемая. В заросли кустарника опустилась стая довольно крупных
попугаев, подняв невероятный гомон. Я приблизился к ним на несколько шагов
и запустил в них камень. Он пролетел мимо, а птицы с громким криком
улетели в лес.
двигался вдоль берега моря. От шторма пострадали и всякие морские твари -
на моем пути в песке валялось множество ракушек разных сортов и размеров,
больших и маленьких. А что, если их попробовать? Мне никогда не доводилось
прежде есть моллюсков. Некоторые из них, показавшиеся мне съедобными, я
разбил камнями и съел. Они оказались даже вкусными и прекрасно меня
подкрепили. Небольшой ручей, впадавший неподалеку в море, напоил меня
свежей пресной водой. Моллюски сотнями устилали прибрежный песок, и я с
облегчением подумал, что пищи мне хватит на многие недели. Во всяком
случае, с голоду на этом диком берегу я не умру.
штанов какой-то твердый предмет. Надо сказать, что костюм мой состоял
только из рубашки, матросских холщовых брюк, чулок и кожаных башмаков,
изрядно пострадавших во время вынужденного купания. Жилет и куртку я
потерял в море. Сунув теперь руку в карман, я извлек из него мешавший мне
предмет. О радость!
Вирджинский охотничий нож - сокровище в моем нынешнем положении
неоценимое.
был к экзальтации и легко впадал в экстаз. Нож, конечно, был важным
союзником и как-то меня приободрил, но мог ли он надежно защитить от всех
неожиданностей, подстерегавших меня в этом незнакомом краю, и от
опасностей, уготованных мне неведомым будущим?
ночлеге. Ночь обещала быть теплой, одежда моя давно высохла на теле, и
бояться холода не приходилось. Зато мысль о хищных зверях не давала мне
покоя. Я знал по рассказам, что Южная Америка кишит страшными тварями. В
трехстах шагах от моря возвышалось громадное развесистое дерево. Я решил
отправиться туда и провести ночь в его кроне.
Бросая взгляды вдаль, на темнеющую поверхность воды, я высматривал
какой-нибудь признак человеческой жизни и хоть малейший след разбитого
корабля. Увы! На бескрайней морской глади ничто не останавливало взгляда,
а пустынная даль лишь усиливала чувство обреченности и полного
одиночества.
которые не только во множестве свисали с сучьев на землю, словно толстые
канаты, но и опоясывали кольцами ствол, подобно огромным змеям. По ним не
составляло труда взобраться наверх. Отыскав на толстых нижних сучьях
сравнительно удобное место, я уселся, опершись спиной о ствол, а чтобы во
сне не свалиться, сорвал несколько тонких лиан и прочно ими привязался.
Эти растения вполне для этого годились, будучи на редкость гибкими и
прочными.
и особенно тревожил вопрос: куда занесла меня злая судьба?
бы виденные мной крупные попугаи - позволяли предположить, что волны
выбросили меня на Южноамериканский материк, возможно, где-то в районе
северной части устья реки Ориноко. Если так, то, идя пешком вдоль моря на
запад, я мог бы добраться через несколько недель или месяцев до испанских
поселений Венесуэлы и оказался бы среди цивилизованных людей. Среди
цивилизованных, но среди доброжелательных ли и готовых прийти мне на
помощь - это уже другой вопрос.
без этого рисковал подвергнуться гонениям просто как англичанин. Англичане
и испанцы в этих водах Атлантики жили между собой хуже кошки с собакой,
грызясь из-за островов. И хотя в Европе мог царить мир, здесь между ними
всегда шла война, война необъявленная и тайная, но тем не менее жестокая и
кровавая.
племена диких индейцев, карибов, не покоренных европейцами и широко
известных своей жестокостью по отношению ко всем чужеземцам.
дереве, подобно какой-нибудь обезьяне. Вместе с густеющим мраком в воздухе
появились светло-голубые огоньки, метавшиеся во все концы словно угорелые.
Некоторые застревали в ветвях моего дерева. Это были жучки-светлячки,
крохотные обитатели субтропических лесов. Яростное гудение, жужжание и
стрекотание неумолчным потоком наполняли воздух - это сотни сверчков и
цикад приветствовали душную ночь. От недалекой речушки неслись дикие вопли
жаб, квакавших совсем не так, как у нас в Вирджинии. Ко всему этому меня
то и дело окутывали странные ароматы, то сладкие - от неведомых мне
цветов, то дурманящие - от корней и гниющих листьев.
на ветке не давала мне спокойно уснуть. Я поминутно открывал глаза, чутко
вслушиваясь в звуки непроглядных джунглей.
стихли, зато родились неведомо как и кем издаваемые таинственные вопли и
рыки, уханье и визги. Луна выплыла на небо, и в мерцающем ее свете чаща
подо мной преобразились в дикое, чудовищное хаотичное царство.
появилась какая-то длинная тень, скользившая сквозь заросли. Она то
останавливалась, словно следя за мной, то опять бесшумно двигалась вперед.
В глазах у меня, заслезившихся от напряжения, стало двоиться.