шаг по вытертому линолеуму. Ему пришлось сделать поворот, чтобы не
налететь на стол, и еще один, чтобы не врезаться в стену. Его лицо, слегка
приподнятое, было бесстрастный. Руки сами делали отмашку. От его тяжелого
шага в шкафчике над мойкой позванивал дешевый фарфор.
страх. Вдруг он понял: ему бы не хотелось, чтобы Дюссандер получал
удовольствие от этого спектакля, а хотелось совсем другого... может быть,
кто знает, ему хотелось выставить Дюссандера в смешном виде даже больше,
чем вернуть старику его истинный облик. Но, удивительное дело, ни
преклонный возраст, ни эта нищенская обстановка ничуть не делали его
смешным. Он сделался страшным. И то, что Тодд до сих пор видел на
картинках, впервые приобрело вполне зримые очертания, это уже была не
какая-нибудь там сценка в фильме ужасов, но самая что ни на есть будничная
реальность - ошеломительная, непостижимая, зловещая. Ему даже почудился
одуряющий запах гниения.
шаг. Подбородок еще больше, почти с вызовом вздернулся, дряблая кожа на
шее натянулась. Хрящеватый тонкий нос, казалось, сам по себе устремлялся
вперед.
Какие-то мгновения лицо его оставалось бесстрастным, лицо робота, но вот
на нем изобразилось смущение, затем обреченность. Он сразу сник.
СПРАШИВАЕТСЯ, ЗДЕСЬ ГЛАВНЫЙ?! К нему уже возвращалась прежняя уверенность.
Я ЗДЕСЬ ГЛАВНЫЙ! ОН У МЕНЯ ПО СТРУНКЕ БУДЕТ ХОДИТЬ.
получится.
совсем не был уверен в том, что еще когда-нибудь попросит Дюссандера снова
надеть ее.
и покатил в городской парк. Найдя пустую скамейку, он вытащил из кармана
табель с оценками за четверть. Он огляделся, нет ли поблизости знакомых
лиц, но увидел лишь двух школьников возле пруда да еще каких-то отвратных
типов, которые поочередно прикладывались к чему-то спрятанному и бумажный
пакет. Алкаши чертовы, подумал он. Но не алкаши были главной причиной его
раздражения. Он развернул листок.
Французский - 1. Алгебра - 1.
чтобы такое...
ПОСКОРЕЙ ПОКОНЧИТЬ С ЭТИМ. ПОКА НЕ СЛУЧИЛОСЬ НЕПОПРАВИМОЕ.
где. Не пикнет. Старик думает, что Тодд кому-то из своих друзей отдал на
сохранение письмо, только не знает, кому именно. Если с Тоддом, не дай
бог, что произойдет, письмо окажется в полиции. В былые времена это бы
Дюссандера, вполне возможно, не остановило, но сейчас он не то что быстро
бегать, а и соображать быстро не способен.
себя по ляжке. Ну, псих... опять разговариваешь сам с собой.
этой дурацкой манеры. Уже несколько раз на него поглядывали как-то
странно. В том числе учителя. А этот сморчок Верни Эверсон так прямо и
ляпнул: "Ну, ты совсем ку-ку". Ох как руки чесались врезать ему промеж
глаз. Ссора, драка - нет, это никуда не годится. Нельзя такими вещами
обращать на себя внимание. А уж разговаривать вслух - это вообще хуже
некуда. Хуже...
не одернул.
изможденных людей, одетых, как и он, в полосатые пижамы. В воздухе пахло
паленым, где-то поодаль урчали бульдозеры. Мимо шеренги прохаживался
Дюссандер и выборочно показывал на кого-то чем-то длинным. Этих не
трогали. Остальных уводили. Кое-кто пытался сопротивляться, но большинство
едва могли передвигать ноги. Наконец Дюссандер останавливался перед
Тоддом. Мучительно долго они смотрели друг другу в глаза, после чего
Дюссандер тыкал ему в грудь своим старым зонтиком.
Уведите этого американского мальчика.
до зеркального блеска. Тускло мерцает мертвая голова на фуражке. И стоит
он не где-нибудь, а в самом центре родного города, у всех на виду. Кто-то
уже показывает на него пальцем. Кто-то начинает смеяться. У других его вид
вызывает шок, гнев, омерзение. Вдруг, скрипнув шинами, останавливается
допотопный автомобиль, и из него выглядывает двухсотлетний старик, почти
мумия, с пергаментным лицом - Дюссандер.
зевак и вновь обрушивается на Тодда: - Ты был начальником лагеря в Патэне!
Посмотрите на него! Упырь из Патэна! Это его назвал Гиммлер мастером
своего дела! Смерть убийце! Смерть!
все это, он у меня вот где.
молодых людей, провоцируя их на какой-нибудь выпад. Те отвернулись. Им
показалось, что губы мальчика были растянуты в ухмылке.
неподалеку. В аптеке он купил жидкость для выведения чернил и синюю
авторучку. Вернувшись в парк (той парочки уже не было, но алкаши торчали
на прежнем месте), Тодд исправил отметки: английский - на 4, историю США -
на 5, природоведение - на 4, французский - на 3 и алгебру - на 4. Оценку
по обществоведению он тоже стер и проставил заново, чтобы уж, как
говорится, по всей форме.
долго не узнают.
от собственного стона, ловя ртом воздух. Грудь точно придавило тяжелым
камнем - а что если это инфаркт? Нашаривая в темноте кнопку, он чуть не
сковырнул ночник.
Санто-Донато, Калифорния, Америка. Видишь, те же коричневые шторы на окне,
те же книги из лавки на Сорен-стрит, на полу серый коврик, на стенах
голубые обои. Никакого инфаркта. Никаких джунглей. Никто тебя не
высматривает.
сердце колотилось как бешеное. Опять этот сон. Он знал - рано или поздно
сон повторится. Проклятый мальчишка. Письмо, которым он прикрывается, это,
конечно, блеф, и весьма неудачный... позаимствовал из какого-нибудь
телевизионного детектива. Найдется ли на свете мальчишка, который не
распечатает конверт с доверенной ему тайной? Нет таких. ПОЧТИ нет. Эх,
знать бы наверняка...
Настенные часы показывали два часа сорок одну минуту. Про сон можно
забыть. Он глубоко затянулся и тут же закашлялся дымом. Да уж какой там
сон, сойти, что ли, вниз и пропустить один-два стаканчика. Или три.
Последние полтора месяца он явно перебирал. Разве так он держал выпивку в
тридцать девятом, в Берлине, когда оказывался в увольнении, а в воздухе
пахло лебедой, и со всех сторон звучал голос фюрера, и, казалось, отовсюду
на тебя был устремлен этот дьявольский, повелевающий взгляд...
пустой комнате. Вот так же вслух он разговаривал в последние недели в
Патэне, когда мир рушился на глазах и на Востоке с каждым днем, а потом и
с каждым часом все нарастал русский гром. В те дни разговаривать вслух
было делом естественным. В результате стресса люди и не такое вытворяют...
по-немецки. Он не говорил по-немецки много-много лет, и сейчас родной язык
согрел его и размягчил. Так успокаивает колыбельная в нежных сумерках.
Не врать же самому себе в три часа ночи. Разве тебе так уж неприятно
вспоминать прошлое? Вначале ты боялся, что мальчишка просто не может или
не сможет сохранить это в тайне. Проговорится своему дружку, тот - своему,
и так далее. Но если он столько молчал, будет молчать и дальше. А то
заберут меня, и останется он без своей... живой истории. А кто я для него?
Живая история.
как он погибал от одиночества. Даже подумывал о самоубийстве. Сколько
можно быть затворником? Единственные голоса - по радио. Единственные лица