Чтение 7–й страницы книги ~Зайцемобиль~

Подозрительно тихо. Прямо как на экзамене. Даже в парте никто не шуршал.

-- Вы что, умерли? -- спросила Алла Борисовна. -- Вы же знаете, я не
люблю, когда в классе тихо.

Все это знали, и именно поэтому была тишина. Все смотрели на Гаврилова.
Мишка поднялся.

-- Алла Борисовна, мы тут посоветовались и приняли решение бороться.

-- Бороться? Это очень хорошо, Гаврилов! С кем?

-- Не с кем, а за что. Мы решили бороться за то, чтобы у нас в классе
не было не только двоечников, но и...

-- Отличников...-- подсказал кто-то.

-- Я хотел сказать: но и... были отличники, -- поправился Мишка.

-- Неплохая мысль! Ну и кого же вы назначили отличником?

-- Сонкина!

-- Сонкина? -- усмехнулась Алла Борисовна. -- Так ведь он же... Он
же...

Она чуть-чуть порозовела, открыла журнал и стала смотреть, будто не
знала, какие отметки у ее собственного сына по ее собственным предметам.

-- У него четверки, -- сказала она. -- Хорошие отметки. На пять он пока
еще не знает...

-- Знает! -- заверил Мишка. -- Спросите Сонкина по алгебре и по
геометрии тоже.

-- У него же четверки, Гаврилов! Если бы еще двойки, а так -- чего
спрашивать?..

-- Нет, спросите, пожалуйста!

Слово "пожалуйста" Мишка произнес прямо-таки угрожающе.

Все зашумели. Алла Борисовна оглядела класс и согласилась.

-- Ну ладно, так и быть, иди, Сонкин.

Мишка оглянулся и подмигнул классу: "Порядок!"

Гарик поправил очки и пошел, но без особого энтузиазма и не очень
решительно.

Истины ради нужно отметить, что отвечал он, однако, толково. Конечно,
имеет значение, что мать у него учительница математики. Но он и сам голова!
Он и к бегемоту ходит вычислять, сколько тот выталкивает из бассейна воды.

Алла Борисовна дотошно его гоняла. И старое спрашивала, чего уж
наверняка никто не помнил. Наконец велела Сонкину положить мел и разрешила
сесть.

Мы все ждали: похвалит или нет? Никогда она этого не делала. Замечания
-- другое дело...

-- Неплохо, Сонкин! -- сухо похвалила Алла Борисовна. -- Отлично
выучил... Четыре.

Класс аж онемел. Потом загалдели.

-- Как четыре?

-- За что -- четыре? Ведь он же абсолютно все знает!

-- Соня, миленький, -- сказала Светка, -- ты для нас все равно
отличник, не расстраивайся!

Сонкин и не расстраивался. Он стоял победителем, всем своим видом
говоря: вот видите, я же вам говорил, пятерки она мне все равно не поставит.

Классная понимающе улыбнулась.

-- Что ж тут удивительного? -- вдруг сказала она. -- Он мой сын, и я
лучше знаю его возможности. Он может знать гораздо больше.

-- Может, вам завуч не велит ему пятерки ставить? Чтобы кто-нибудь
чего-нибудь не подумал... Это нечестно! -- бросила Мельникова, тут же
поперхнулась и сделала вид, что закашлялась.

Но Алла Борисовна, золотая учительница, не рассердилась.

-- Почему же нечестно, Светлана? -- просто возразила она. -- Когда ты
вырастешь и у тебя будут дети, разве нечестно тебе будет хотеть, чтобы они
учились лучше?.. И завуч тут ни при чем.

Такого аргумента никто не ждал. Действительно, каждый может знать
больше, чем знает. И хотя с классной не согласились, это как-то выбило всех
из колеи. Спорить стало вроде бы не о чем.

-- Угораздило же тебя родиться у училки! -- прошептал Гаврилов Сонкину,
когда тот проходил мимо.

Мишкина идея бороться за передовой класс оказывалась несостоятельной на
глазах.

-- Выходит, отличника у нас не будет. Тогда хоть Усова спросите.

-- Усова, конечно, спрошу, -- согласилась Алла Борисовна. -- Товарищ
Усов, прошу вас!..

Генка встал, застеснялся своей длины, сгорбился и на полусогнутых пошел
к доске.

-- Посмотрим, -- сказала Алла Борисовна, -- какой друг Сонкин, как он
помогал Усову.

Все замолчали, потому что знали: Усов занимался сам.

Как отвечал Генка, просто неловко рассказывать. Он будто прыгнул вниз,
но не посмотрел, куда прыгает. Мялся и путал все. В результате Алла
Борисовна сказала:

-- Ничего не выходит, Усов. Что с тобой?

-- Да я за Сонкина беспокоился. Нашему классу отличник очень нужен.

-- Великолепно! -- сказала Алла Борисовна. -- Ты за него беспокоился, а
он -- за тебя. Но бывают в жизни моменты, когда нужно отвечать только за
себя.

-- Алла Борисовна, -- решил уточнить Гаврилов. -- А много Усову до
тройки не хватает?

-- Тебе в каких единицах мерять -- в метрах или килограммах? Что вы все
культ из отметок устраиваете? Вот не буду вообще ставить отметок!

-- Вообще -- вам завуч не разрешит!..

-- Не разрешит! -- призналась Алла Борисовна. -- Ладно, довольно!
Совсем заговорили! Кстати, за что тебя с английского выгнали, Гена?

-- Есть захотел -- ну и вынул бутерброд...

-- А тебя, Света?

-- Из-за меня, -- сказал Усов. -- Она тоже хотела есть. Когда меня
выгоняли, я ей бутерброд отдал... В общем, если не везет, так уж не везет.
Да вы, Алла Борисовна, не расстраивайтесь. Это все потому, что у меня
переходный возраст. Переходишь, переходишь, а толку никакого.

-- Ох, Усов, Усов! -- вздохнула Алла Борисовна. -- Хоть бы ты уж скорей
перешел!

-- Да не могу я скорей, -- возразил Усов. -- Я, наверное, исключение.

-- Какое еще исключение?

-- Ну, такое, вроде как "стеклянный, оловянный, деревянный"...

-- Выдумаешь тоже! Если бы ты был деревянный -- это было бы просто
счастье. У нас не возникало бы с тобой никаких хлопот.

-- Если бы оловянный, -- сострил Гаврилов, -- мы бы сдали тебя в утиль
и уж тогда точно вышли бы на первое место. А ты...

Он хотел добавить какое-то слово, но не стал.

Словом, как собирался написать в дневнике Гаврилов: "В классе не только
не прибавилось отличников, но и остался двоечник". Но Мишка решил этот
отрицательный факт не записывать.

Другая бы учительница Новый год просто отменила. Какие могут быть
каникулы, когда такая ситуация?

А вот Алла Борисовна махнула рукой, захлопнула журнал и сказала:

-- Четверть окончена. Отдыхайте себе на здоровье и сейчас же,
немедленно забудьте про все неудачи. Каникулы есть каникулы. Но после...

Что будет после, она не сказала.

Это и так ясно.

¶ХРОМОЙ ДЕД МОРОЗ§

На Новый год, хотя он и новый, всегда одно и то же. Всем заранее
известно, что он все равно наступит и ничего такого особенного не будет.

Примерно так размышлял Гарик Сонкин, и у него родилась идейка.
Маленькая такая, но он тут же, на перемене, обсудил ее с Генкой Усовым, и
она стала побольше. Вместе они подошли к Мишке Гаврилову.

-- Надо, -- разъяснил Гаврилов, -- Новый год встретить так, чтобы смеху
хватило до самого конца каникул. Но не больше... Валяйте! Только об этом
никому.

Идея стала совсем большой, и ребята начали готовиться. Может, из-за
этого Усов и двойку по математике заработал. Сонкин заходил к Генке, и они
принимались за дело. А вечером, когда на горизонте появлялась бабушка,
прятали все под кровать.

Иногда пугали звонки в дверь. Опять, конечно, все убирали, и Усов шел
открывать. За дверью каждый раз оказывалась Светка Мельникова.

-- Мальчишки, -- шептала она. -- Я совершенно случайно... Просто мимо
шла. Какие-то вы стали странные... Чего вы делаете, а?

-- Сматывайся! -- вежливо отвечал Генка. -- Нам надо заниматься.

-- Ухожу, ухожу, -- отвечала Светка, не обижаясь. -- Мне самой надо
заниматься.

Новогодний карнавал назначили на первый день каникул. Накануне вечером
Сонкин и Усов кончили шить и клеить и на радостях отправились на каток.

Только вышли на лед, Усов погнался за Сонкиным и не заметил резинового
шланга, из которого заливали каток. Генка споткнулся, пролетел на животе
несколько метров, и лицо его перекосилось от боли. Ногу подвернул: так
больно ступить -- сил нет!

Посидел Генка на льду, делать нечего, надо домой.

Они шли обнявшись. Долговязый Усов обвис, согнулся в три погибели,
обхватив Сонкина за шею.

-- Зачем же ты упал?

-- Откуда я знал, что там шланг лежит?

-- Надо было посмотреть! Как же теперь все будет?..

Генка и сам расстроился.

Утром он еле встал. Нога болела, и он ходил прихрамывая. К нему забежал
Гаврилов.