это почти невероятно: патрульных на этой дороге уйма.
окошком, загородив весь белый свет.
в компьютер. Здесь лимит скорости 65 миль. Вы шли девяносто, это,-- он
пошевелил губами, что-то подсчитывая,-- по-русски будет 140 километров в
час, но я вам напишу семьдесят пять миль. Все-таки немного дешевле. Казна у
нас в Калифорнии пустая, и штрафы на дорогах превысили 250 баксов.
бюрократов, чертовщина какая-то. У вас, конечно, есть шанс обжаловать в
суде, но времени потратите уйму, а отспорить у полиции трудно. Прошу вас, не
гоните. Сегодня на этом участке уже было три аварии, одна со смертельным
исходом.
залива мне летать нельзя, там не наша епархия.
увидел, как вертолет распушил сухую траву и взмыл над хайвеем.
выделялся в толпе студентов своим могучим сложением да еще полицейской
формой. Видимо, не успевал до занятий заехать домой и переодеться.
уже хорошо говорит русского языка.
Адлере, на аэродромном поле, когда мы не могли улететь. На поле так пахло
полынью, что я не мог удержаться. Правда, там еще пахло керосином от
самолетов и изрядно несло из соседнего туалета, но я решил не обращать
внимания. Произошло это на половике из депутатской комнаты. Подумать только,
какие люди ходили по этому коврику! Может быть, Сталин и Берия. И Каганович.
И Горбачев. И этот тиран Микоян!
был наркомом пищевой промышленности, делал "хат догс".
за два копейка гус там купить нет.
прогресс, я это оценил.
Патрика Уоррена. Текст начинался словами: "Доводим до сведения всех родных,
друзей и знакомых..." Далее факс торжественно сообщал, что Люба опять
беременна и ждет второго ребенка. Я позвонил, чтобы поздравить.
беспорядки. Грузины с абхазцами воюют. Молдаване ссорятся между собой.
Армяне с азербайджанцами конфликтуют. Таджики с афганцами дерутся... В Чечне
кошмар. Это надо пре-кра-тить!
узнала, что прабабушка Манико пришла в себя после контузии. Надеюсь, она
вспомнит, куда она спрятала трубку Сталина. Во-вторых, я помню в лицо всех,
кто нас грабил. Я их найду. В-третьих, у меня есть колоссальная идея: я
решил их всех по-ми-рить.
не готов. Ведь я был их гостем. Поэтому, когда на меня нападали, не мог
адекватно реагировать и совершенно не использовал свои значительные
физические возможности. И потом, я был без формы, не имел с собой оружия,
дубинки, наручников и уоки-токи. Теперь все будет иначе, генацвале!
смех так разбирает меня, что я напрочь лишаюсь дара речи, поэтому остается
подвести предварительные итоги.
мальчика, но, как вы слышали, Люба уже опять беременна, о чем поставлена в
известность факсами вся Калифорния, особо -- президент Рейган с Нэнси и,
заказным письмом с уведомлением о вручении, прабабушка Манико.
ни азербайджанцам, ни молдаванам, ни таджикам, ни чеченцам, ни МИДу России,
ни ЦРУ, ни ООН еще ничего неведомо о другом. Ухом не ведет российское
учреждение, с любовью называемое в народе Федеральным Агентством
Контрразведки,-- аббревиатуру, уж извините, при дамах не могу произнести;
чекисты, однако, смекнули и быстренько сменили вывеску.
вылетел в полной форме из Сакраменто в Москву, а оттуда на Кавказ
устанавливать прочный мир. Я добавлю: сначала на Кавказ, а потом...
---------------------------------------------------------------
---------------------------------------------------------------
заколебался, не взять ли ему такси. Но решил старой традиции не изменять.
назад и, как ни в чем не бывало, стал расспрашивать о настроении да о
самочувствии. Коромыслов злился на Яфарова с тех пор, как тот, воздавая
Федору Петровичу почести, одновременно заменял его в спектаклях, пока не
вытеснил совсем. И раз звонил теперь, чего-то ему было нужно. Коромыслов уже
заготовил отказ, когда Яфаров произнес:
Петрович, если что не так.
извинений согласился. -- Без прогона не потяну.
ажуре!
Погорячились они тогда, молодежь, а сейчас осознали. Бог их простит. Театру
я принадлежу, не им. Театр меня призвал.
"Красные ворота", которое он упрямо не называл "Лермонтовской" (что,
впрочем, создавало неудобства для других), Федор Петрович скосил глаза на
новый памятник молоденькому Лермонтову. Памятник едва было видно в копоти от
ревущих грузовиков, двигавшихся густым потоком. Коромыслов ничего не имел
против Лермонтова, но и тот, бронзовый, предназначенный выражать восторг от
встречи с нашими достижениями во всех областях, стал противен.
Федора Петровича: был тихий переулок, а теперь не продохнешь. Мясницкие
ворота стали Кировскими, Кировские -- Тургеневской площадью, и нет зуду
конца. Стоит раз переименовать, и все хлипчает, и уже не история, а газетные
листы ценой в две копейки. Что осталось от Москвы, простоявшей века? От
России что осталось?
не только говорил, но действительно считал, что не променяет ее ни на какой
другой город мира (в других странах он, правда, не бывал). И было ясно, что
закончит он свои дни здесь, где родился, хотя о конце старался не думать. Не
потому, что так уж боялся, а просто это был скучный предмет для мыслей.
Нюша, которая ходила за ним, как за малым дитем, без малого тридцать семь
лет, оставила ему инструкцию, в какой кастрюле чего, и поехала проверить, не
обокрали ли дачу. Нюша боготворила его; одно время они и спали вместе, когда
зимы были холодные, плохо топили и вдвоем было теплей. Коромыслов в
молодости долго любил женщину, которая состояла замужем за другим актером.
Контровский Владимир
Мурич Виктор
Шилова Юлия
Круз Андрей
Вронский Константин
Сертаков Виталий