Чтение 7–й страницы книги ~Машина времени~

Главарь произнес что-то нечленораздельное и скрылся в своей пещере.

- Безобразник какой! - кричала ему вслед Милочка. - Дерется, дерется,
только и знает, что кулаками размахивать!

Она отвела Огея в пещеру, уложила его и стала успокаивать:

- Сильно он тебя? Сильно? Ну, ничего! Я ему покажу. Ишь какой! Маленьких
обижает. Хочешь, я тебе песенку спою. Это я сама придумала:

Вставай, пионер на рассвете,

походный рюкзак собери, -

там утро надело планете

трепещущий галстук зари.

А песня, легка и крылата,

зовет нас в неведомый путь,

и хочется очень, ребята,

в грядущие дни заглянуть!

-О-гей! - улыбнулся мальчишка. Он всегда произносит это свое "О-гей!", и
Милочка поняла, что у слова не одно, а много значений. Вот сейчас "О-гей"
прозвучало как, скажем, "о, ты и петь, оказывается, умеешь!"

- О-гей! - сказала она и тоже улыбнулась. И тогда Огей тоже запел Вот его
песенка:

Оны-двоны,

троны-чорооны,

пянер-мянер, -

Чок!

Анзы-дванзы,

тринзы-волынзы,

чуер-муер,

Чок!

- О, - сказала Милочка, - я же знаю эту песню. Какая же она первобытная?
Это же обыкновенная считалочка. Когда мы в жмурки играем, то всегда ее
говорим.

"Кто знает, - подумала Милочка, - а вдруг эта считалочка дошла до наших
дней с древних времен. Только вот у Огея она что-нибудь да значит, а у нас
это просто бессмысленный набор слов".

Не успел Огей закончить свою песенку, как в пещеру вошел обеспокоенный
Колька Спиридонов.

- Ты знаешь, - шепнул он Милочке, - фонарик пропал.

- Поищи-ка получше.

- Да нет же, я его брал с собой. Ну да ладно, батарейка в нем все равно
кончилась.

Спиридонов вывернул карманы - на шкуру посыпались гвоздики, рыболовные
крючки, коробок спичек, завернутый в полихлорвиниловый лоскуток - чтоб при
случае не промокли спички, перочинный нож, сосновая шишка, чего там только
не было... Не было только фонарика.

- У тебя, оказывается, есть крючки! - сказала Милочка.

- Ты не помнишь: есть в реках рыба, ты ведь уже учил все про древний
мир...

- Рыбы? Рыбы есть... Ты знаешь, это - идея!.. Урра! Эге-гей! Ай да я! Ай
да мы!

- Чу-чу-бо! - сказал Огей, тронув Кольку за плечо. - Чу-чу-бо-огей.

- Что он говорит? - спросил Колька у сестры, которая знала уже много слов
языка первобытных.

- "Чу-чу" - огонь, "бо" - так называют главаря. Огонь-главарь, какая-то
бессмыслица... Постой-постой, а за что главарь его бил?

- Огонь-главарь? - задумался Колька. - Уж не украл ли он фонарик?

Огей говорил что-то взволнованно, но так быстро, что даже Милочка не
могла понять ни одного слова. Тогда он замолчал и" стал изображать. Вот
Колька восседает на носилках. Па лице его - блаженство. Огей так точно
изобразил Спиридонова, что невозможно было не рассмеяться: он зажмурил
глаза, растянул в улыбке рот, выпятил грудь, левое плечо выдвинул вперед...
Носилки трясутся, подпрыгивая в такт с шагами великанов, фонарик падает на
траву, его хватает "бо", Огей бежит за ним, "бо" бьет Огея...

Колька вышел из пещеры и остановился, заслышав в кустах разговор.
Прислушался Главарь убеждал кого-то, грозил, приказывал. Много бы отдал
Колька, чтобы понять, о чем идет речь. Он осторожно раздвинул колючие ветки,
подкрался поближе и понял, что главарь задумал недоброе: в его руках
поблескивал фонарик, и он давал пощупать еще недавно такую страшную и
священную "молнию" своим друзьям. Они протягивали руки сперва с опаской,
потом, осмелев, сжимали фонарик в ладони, затем разглядывали ее, отыскивая
следы небесного огня, но ладонь оставалась чистой Главарь нажимал кнопку
("Ишь ты, и это подглядел!"-подумал Колька), но фонарик не горел, и это
обстоятельство, по-видимому, смущало заговорщиков

За спиной Кольки хрустнула ветка, он вздрогнул, оглянулся, опасаясь
засады, и увидел Милочку. Она стояла на тропе, ведущей на поляну, и
выговаривала Огею, как это обычно делала мама:

- Опять ты сегодня не мылся! Ну разве можно так? Ведь чистота - это залог
здоровья? Понял?

Огей скалил зубы, преданно глядел на Милочку, но понять ее не мог.

- Ми-ла! - произносил он в ответ на каждое ее слово.

- Да ты сам взгляни на себя, - и Милочка протянула ему круглое зеркальце,
с которым никогда не расставалась. Огей взглянул в зеркальце, увидел свой
приплюснутый нос, большие удивленные глаза, смуглые щеки с грязными
бороздками от недавних слез, испугался, бросил зеркальце на землю и убежал.

Колька негромко позвал Милочку, раздвинул кусты, знаками предупредив ее,
что нужно молчать.

- Видишь? - и он показал ей на главаря и его приятелей, все еще вертящих
в руках фонарик.

- Они что-то задумывают?

- Конечно. Главарь понял, что наш фонарик не страшен, что в нем нет
никакой молнии.

- Ах, никакой! - рассердилась Милочка. - Я ему покажу!

- Тихо-тихо! Не связывайся с ними.

Но Милочка бесшумно выползла на поляну, спряталась в густой траве,
поймала зеркальцем солнечный луч. Зайчик запрыгал по лицам заговорщиков, и
вдруг ослепительный свет ударил в глаза главарю Он испуганно заслонился
рукой, отбросил фонарик и пустился наутек.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ,

в которой Колька становится врачом, а рыбы ходят посуху

Еще густой, как взбитые сливки, туман висел над рекой, а наши герои были
уже на берегу. По просьбе Милочки, Огей принес из своей пещеры тонкую
прочную нить - ее свила мать Огея из жил мамонта, Колька привязал к ней
крючок, небольшой камешек - для груза и кусок коры - поплавок На счастье
поплевал Колька на крючок, забросил его подальше от берега и не успел
мигнуть, как леска задергалась, поплавок ушел в воду Подсек Спиридонов и
вытащил на берег огромную трепещущую рыбину Он никогда еще в жизни не видел
таких: широкий хвост, чуть оперенный, похожий на киль самолета. Тело покрыто
крупными чешуйками, на голове тоже чешуйки, что-то похожее на них, но только
большого размера, казалось, голову слепили из темных листочков слюды
Плавники рыбы скорее походили на хвосты, словно из тела росли не легкие
полупрозрачные крылышки, как у омуля или щуки, а присосались к нему
половинки небольших рыб

Спиридонов отбросил чудовище за спину, снова закинул удочку и снова
вытащил буквально через секунду такую же рыбину.

- Две, - сказал он, радостно потирая руки. - Штук двадцать поймаю, - и
хватит..

И подумал: "Вот бы у нас в Кынгырге было столько рыбы! Я бы чемпионом мог
стать".

И еще одна громадина попалась на крючок. А четвертая - чуть не утащила
рыбака в реку Колька и эту бросил за спину.

Но рыба встала вдруг на свои плавники-ноги и как ни в чем не бывало
зашагала посуху к реке. Колька оторопел. И вторая, и третья рыба, и первая
тоже заторопилась к воде Если бы Огей не прибил их крепкой дубинкой, не
видеть бы Спиридонову улова.

- Вот уж чудо так чудо!-закричала Милочка и запрыгала, припевая:

Тили тили-тили-тили,

Рыбы посуху ходили...

А Кольке вспомнился вдруг урок зоологии, и он так явственно услышал голос
учителя, что даже вздрогнул,

...Учитель расхаживал у доски и говорил про древние времена:

- Вам теперь покажется удивительным, что рыба запросто шагает по земле. А
в те времена, давным-давно, водились на белом свете двоякодышащие рыбы. Были
у них и жабры, было и нечто отдаленно напоминающее легкие. В те времена
климат на земле менялся, реки порой пересыхали, моря, окруженные молодыми,
все время формирующимися горами, меняли очертания своих берегов. И рыбам
приходилось приспосабливаться Чтобы не погибнуть, они научились ходить по
суше, перебираясь из водоема в водоем. Переходы все увеличивались, и каждое
новое поколение имело все более крепкие легкие, пока рыбы не перестали быть
рыбами, а превратились в земноводных. Вот какая история.

Так легко и так подробно врезался в память урок. А помнится, слушал
Колька тогда невнимательно. И вдруг ему стало грустно-грустно. И в Школу
захотелось сейчас же, немедленно!

Он довольно толково рассказал Милочке о ходящих рыбах, хотя и не знал о
них многого. Не знал он и того, что рыба, которую поймал он, называлась
кистеперой - такое имя дали ей ученые, - не знал и того, что человечество
долго-долго думало, будто все эти кистеперые и двоякодышащие - уже история.
И вдруг в 1938 году в рыбацкие сети попалась кистеперая латиметрия - морской
хищник, живущий в океанских глубинах, и двоякодышащая рыба - цератодут. И