церкви, а скоро начал собираться и народ к утренней проповеди. Ученики
воскресной школы разбрелись по всей церкви и расселись по скамейкам
вместе с родителями, чтобы быть все время у них на глазах. Пришла и тетя
Полли. Сид и Мэри сели рядом с ней, а Тома посадили поближе к проходу,
как можно дальше от раскрытого окна и соблазнительных летних видов. При-
хожане заполнили оба придела: престарелый и неимущий почтмейстер, знав-
ший лучшие дни; мэр со своей супругой - ибо в городишке имелся и мэр,
вместе с прочими ненужностями; судья; вдова Дуглас - красивая, нарядная
женщина лет сорока, добрая душа, всем известная своей щедростью и бо-
гатством, владелица единственного барского дома во всем городе, гостеп-
риимная хозяйка и устроительница самых блестящих праздников, какими мог
похвастать Сент-Питерсберг; почтенный согнутый в дугу майор Уорд со сво-
ей супругой; адвокат Риверсон, новоявленная знаменитость, приехавшая от-
куда-то издалека; местная красавица в сопровождении стайки юных покори-
тельниц сердец, разряженных в батист и ленты. Вслед за девицами ввали-
лись целой гурьбой молодые люди, городские чиновники, - полукруг напома-
женных вздыхателей стоял на паперти, посасывая набалдашники своих трос-
точек, пока девицы не вошли в церковь; и, наконец, после всех явился
Примерный Мальчик Вилли Мафферсон со своей мамашей, с которой он обра-
щался так бережно, как будто она была хрустальная. Он всегда сопровождал
свою мамашу в церковь и был любимчиком городских дам. Зато все мальчишки
его терпеть не могли, до того он был хороший; кроме того, Вилли постоян-
но ставили им в пример. Как и всегда по воскресеньям, белоснежный плато-
чек торчал у него из заднего кармана - будто бы случайно. У Тома платка
и в заводе не было, поэтому всех мальчиков, у которых были платки, он
считал франтами.
подгоняя лентяев и зевак, и в церкви водворилось торжественное молчание,
нарушаемое только хихиканьем и перешептыванием певчих на хорах. Певчие
постоянно шептались и хихикали в продолжение всей службы. Был когда-то
один такой церковный хор, который вел себя прилично, только я позабыл,
где именно. Это было что-то очень давно, и я почти ничего о нем не пом-
ню, но, по-моему, это было не у нас, а где-то за границей.
тот особый лад, который пользовался в здешних местах большим успехом. Он
начал читать не очень громко и постепенно возвышал голос, затем, дойдя
до известного места, сделал сильное ударение на последнем слове и словно
прыгнул вниз с трамплина:
да просили почитать стихи, и как только он умолкал, все дамы поднимали
кверху руки и, словно обессилев, роняли их на колени, закатывали глаза и
трясли головами, будто говоря: "Словами этого никак не выразишь, это
слишком хорошо, слишком хорошо для нашей грешной земли".
доске объявлений и стал читать извещения о собраниях, сходках и тому по-
добном, пока всем не начало казаться, что он так и будет читать до вто-
рого пришествия, - странный обычай, которого до сих пор придерживаются в
Америке, даже в больших городах, невзирая на множество газет. Нередко
бывает, что чем меньше оправданий какому-нибудь укоренившемуся обычаю,
тем труднее от него отделаться.
молитва, и никто в ней не был позабыт: в ней молились и за церковь, и за
детей, принадлежащих к этой церкви, и за другие церкви в городке, и за
самый городок, и за родину, и за свой штат, и за всех чиновников штата,
и за все Соединенные Штаты, и за все церкви Соединенных Штатов, и за
конгресс, и за президента, и за всех должностных лиц; за бедных моряков,
плавающих по бурному морю, за угнетенные народы, стонущие под игом евро-
пейских монархов и восточных деспотов; за тех, кому открыт свет еван-
гельской истины, но они имеют уши и не слышат, имеют глаза и не видят;
за язычников на дальних островах среди моря; а заключалась она молением,
чтобы слова проповедника были услышаны и пали на добрую почву, чтобы се-
мена, им посеянные, взошли во благовремении и дали обильный урожай.
Аминь.
лись. Мальчик, о котором повествует эта книга, нисколько не радовался
молитве: он едва ее вытерпел, и то через силу. Во все время молитвы он
вертелся на месте; не вникая в суть, он подсчитывал, за что уже моли-
лись, - слушать он не слушал, но самая суть давно была ему наизусть из-
вестна, известно было также, что после чего будет сказано. И когда пас-
тор вставлял от себя что-нибудь новенькое, Том ловил ухом непривычные
слова, и вся его натура возмущалась: он считал такие прибавления нечест-
ными и жульническими. В середине молитвы на спинку скамьи перед Томом
уселась муха и долго не давала ему покоя - она то потирала сложенные
вместе лапки, то охватывала ими голову и с такой силой чесала ее, что
голова чуть не отрывалась от туловища, а тоненькая, как ниточка, шея бы-
ла вся на виду; то поглаживала крылья задними лапками: и одергивала их,
как будто это были фалды фрака; и вообще занималась своим туалетом так
невозмутимо, словно знала, что находится в полной безопасности. Да так
оно и было; как ни чесались у Тома руки поймать ее, они на это не подни-
мались: Том верил, что в один миг загубит свою душу, если выкинет такую
штуку во время молитвы. Однако при последних словах проповедника его ру-
ка дрогнула и поползла вперед, и как только сказано было "аминь", муха
попалась в плен. Тетя Полли поймала его на месте преступления и застави-
ла выпустить муху.
лосом о чем-то таком неинтересном, что многие прихожане начали клевать
носом, хотя, в сущности, речь шла о преисподней и вечных муках, а число
праведников, которым предназначено было спастись, пастор довел до такой
ничтожной цифры, что и спасать-то их не стоило, Том считал страницы про-
поведи: выйдя из церкви: он всегда знал, сколько страниц было прочитано,
зато почти никогда не знал, о чем читали. Однако на этот раз он заинте-
ресовался проповедью, хотя и ненадолго. Проповедник нарисовал величест-
венную и трогательную картину того, как наступит царство божие на земле
и соберутся все народы, населяющие землю, и лев возляжет рядом с ягнен-
ком, а младенец поведет их. Но вся возвышенная мораль и поучительность
этого величественного зрелища пропали для Тома даром: он думал только о
том, какая это будет выигрышная роль для главного действующего лица, да
еще на глазах у всех народов; и ему самому захотелось быть этим младен-
цем, конечно, при условии, что лев будет ручной.
сухие рассуждения. Но вдруг он вспомнил, какое у него имеется сокровище,
и извлек его на свет. Это был большой черный жук со страшными челюстями
- "щипач", как называл его Том. Он сидел в коробочке из-под пистонов.
Первым делом жук вцепился ему в палец. Само собой, Том отдернул палец,
жук полетел в проход между скамейками и шлепнулся на спину, а палец Том
засунул в рот. Жук лежал, беспомощно шевеля лапками, не в силах перевер-
нуться. Том косился на него, всей душой стремясь его достать, но жук был
очень далеко, так что никак нельзя было дотянуться. Другие прихожане, не
чувствуя никакого интереса к проповеди, тоже нашли в жуке развлечение и
начали искоса поглядывать на него. Тут в церковь забежал чей-то пудель,
одурелый и разморенный от летней жары и тишины. Он соскучился в заточе-
нии и жаждал перемены. Завидев жука, он сразу ожил и завилял хвостом. Он
оглядел добычу, обошел ее кругом, обнюхал издали, еще раз обошел кругом;
потом осмелел, подошел поближе и обнюхал; потом оскалил зубы и попробо-
вал схватить жука, но промахнулся; попробовал еще и еще раз; начал вхо-
дить во вкус этого занятия; улегся на живот, так чтобы жук был у него
между передними лапами, и продолжал игру; наконец утомился играть с жу-
ком и стал рассеян и невнимателен. Он начал клевать носом, голова его
опустилась, мордой он дотронулся до жука, и тот в него вцепился. Раздал-
ся пронзительный визг, пудель замотал головой, жук отлетел шага на два в
сторону и опять шлепнулся на спину. Зрители по соседству тряслись от
смеха, некоторые уткнулись в платки, женщины закрылись веерами, а Том
был совершенно счастлив. У пса был глупый вид, да он, должно быть, и
чувствовал себя дураком, но в душе был полон возмущения и жаждал мести.
Он подошел к жуку и осторожно атаковал его снова: стал ходить вокруг и
бросаться на него со всех сторон, хватал лапами землю в каком-нибудь
дюйме от жука, щелкал зубами еще ближе и мотал головой так, что уши бол-
тались. Однако немного погодя ему опять надоело играть с жуком; он пог-
нался за мухой, но не нашел в этом ничего интересного; побежал за му-
равьем, держа нос у самого пола, но и это ему скоро надоело; он зевнул,
вздохнул и, совсем позабыв про жука, уселся на него! Раздался дикий
вопль, полный боли, и пудель стрелой помчался по проходу; отчаянно воя,
он пробежал перед алтарем, перескочил с одной стороны прохода на другую,
заметался перед дверями, с воем пронесся обратно по проходу и, совсем
одурев от боли, с молниеносной быстротой начал носиться по своей орбите,
словно лохматая комета. В конце концов обезумевший от боли страдалец
прыгнул на колени к хозяину; тот выкинул его за окно, и вой, полный
скорби, все ослабевая, замер где-то в отдалении.
подавленного смеха, а проповедь застыла на мертвой точке. Вскоре она во-
зобновилась, но шла спотыкаясь и с перебоями, ибо не было никакой воз-