Чтение 7–й страницы книги ~Мемуары папы Муми-тролля~

-- А как? -- услужливо повторил я.

-- Идея! -- вдруг так громко воскликнул Фредриксон, что я
подпрыгнул. -- Где дронт Эдвард? Ему надо сесть в реку, чтобы она
вышла из берегов.

-- Он такой огромный? -- испугался я.

-- Гораздо больше, чем ты думаешь, -- коротко ответил Фредриксон.
-- У тебя есть календарь?

-- Нет, -- сказал я, все больше и больше волнуясь.

-- Так. Позавчера мы ели гороховый суп [В Скандинавии гороховый
суп едят по четвергам.], -- размышлял вслух Фредриксон. -- Значит,
сегодня -- суббота, а по субботам дронт Эдвард купается. Хорошо.
Поспешим!

-- А они злые, эти дронты? -- осторожно осведомился я, когда мы
спускались к речному берегу.

-- Да, -- ответил Фредриксон. -- Растопчут кого-нибудь нечаянно,
а потом неделю рыдают. И оплачивают похороны.

-- Не очень большое утешение для тех, кого они растопчут, --
пробормотал я, почувствовав себя необычайно храбрым.

Я спрашиваю вас, дорогой читатель: трудно ли быть храбрым, если
вообще ничего не боишься?

Внезапно остановившись, Фредриксон сказал:

-- Здесь.

-- Где? -- удивился я. -- Эдвард живет в этой башне?

-- Тише. Это не башня, а его лапы, -- объяснил Фредриксон. --
Сейчас я его позову. -- И он закричал во весь голос: -- Эй-эй, там
наверху! Эдвард! Внизу я -- Фредриксон! Где ты нынче купаешься?

Будто громовой раскат прокатился высоко над нами:

-- Как всегда, в озере, песчаная ты блоха!

-- Купайся в реке! Там песчаное дно! Мягкое и уютное! --
прокричал Фредриксон.

-- Это все выдумки, -- отвечал дронт Эдвард. -- Самые крошечные
малявки знают, что эта моррова река жутко напичкана камнями!

-- Нет! -- настаиваал Фредриксон. -- Там песчаное дно!

Дронт что-то тихо пробормотал, а потом согласился:

-- Хорошо. Я выкупаюсь в твоей морровой реке. Морра тебя возьми,
у меня больше нет денег на похороны. И если ты обманываешь меня, тля
ты этакая, сам плати за них! Ты ведь знаешь, какие у меня
чувствительные конечности, а уж какой нежный хвост -- и говорить
нечего!

-- Беги! -- только и успел шепнуть мне Фредриксон. И мы
понеслись. Никогда в жизни я не бегал так быстро. И я все время
представлял, как дронт Эдвард садится на острые камни своим огромным
задом, и его страшный гнев, и гигантскую речную волну, которую он,
несомненно, поднимет. И вся эта картина казалась мне такой грозной и
опасной, что я потерял всякую надежду на спасение.

Вдруг раздался рев, от которого шерсть встала дыбом на затылке!
Это в лес с грохотом хлынула речная волна...

-- Все на борт! -- закричал Фредриксон.

Мы ринулись на корабельную верфь, преследуемые по пятам речной
волной, и, перекинув хвосты через перила, наткнулись на спящего на
палубе Юксаре. И в тот же миг нас накрыло шипящей белой пеной.
"Морской оркестр" затрещал, застонал, словно от испуга.

Но тут же, вырвавшись из мшистого плена, пароход гордо и
стремительно помчался по лесу. Пришли в движение корабельные лопасти,
весело вращался гребной винт, действовали наши шестеренки! Став за
руль, Фредриксон твердой лапой уверенно повел "Морской оркестр" меж
древесных стволов.

То был ни с чем не сравнимый спуск судна на воду! Цветы и листья
дождем сыпались на палубу, и, украшенный, точно в праздник, "Морской
оркестр" совершит последний триумфальный прыжок вниз, в реку. Весело
плеща, пароход поплыл прямо к речному фарватеру.

-- Следить за рекой! -- приказал Фредриксон (он хотел как раз
проехать по дну, чтобы испытать свою конструкцию шарниров).

Я усердно смотрел по сторонам, но кроме подпрыгивающей где-то
впереди на волнах красной банки ничего не видел.

-- Интересно, что это за банка? -- спросил я.

-- Она мне кое-что напоминает, -- ответил Юксаре. -- Меня не
удивит, если там внутри сидит известный всем Шнырек.

Я обернулся к Фредриксону:

-- Ты забыл своего племянника!

-- Да как же я мог? -- удивился Фредриксон. Теперь мы уже видели,
что из банки высовывается мокрая красная мордочка Шнырька. Шнырек
размахивал лапками и от волнения все туже затягивал на шее галстук.

Перегнувшись через перила, мы с Юксаре выловили кофейную банку,
по-прежнему липкую от краски и довольно тяжелую.

-- Не запачкайте палубу, -- предупредил Фредриксон, когда мы
втаскивали банку вместе со Шнырьком на борт. -- Как поживаешь, дорогой
племянник?

-- Я чуть с ума не сошел! Подумать только! Упаковываю вещи, а тут
наводнение... Все вверх дном. Я потерял свой самый лучший оконный
крючок и, кажется, стержень, которым прочищают трубки. Ой! Что теперь
будет?

И Шнырек с известным удовлетворением начал по новой системе
приводить в порядок свою коллекцию пуговиц. Прислушиваясь к тихому
плеску колес "Морского оркестра", я сел рядом с Фредриксоном и сказал:

-- Надеюсь, мы никогда больше не встретимся с дронтом Эдвардом.
Как ты думаешь, он ужасно зол на нас?

-- Ясное дело, -- отвечал Фредриксон.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ,

в которой я запечатлел свой первый славный подвиг -

спасение утопающей, его трагические последствия,

некоторые свои мысли, а также дал описание повадок

клипдасс

Зеленый приветливый лес остался позади. Все вокруг нас стало
огромным и невиданным. По крутым склонам берегов с ревом и фырканьем
рыскали неведомые страшные животные. К счастью, на борту нашего
парохода было двое таких, на которых можно было положиться: я и
Фредриксон. Юксаре ничего не принимал всерьез, а интересы Шнырька не
простирались дальше его банки из-под кофе. Мы поставили ее на баке, и
она мало-помалу стала просыхать на солнце. Но самого Шнырька нам так
никогда и не удалось отмыть дочиста, и он навсегда приобрел слабый
розоватый оттенок.

Конечно, у Фредриксона нашлась на борту золотая краска -- меня бы
удивило, если бы у него не оказалось такой жизненно необходимой вещи,
-- и мы украсили пароход моей золоченой луковицей.

Пароход медленно продвигался вперед. Я чаще всего сидел в
навигационной каюте и, слегка пощелкивая по анероиду, с некоторым
удивлением смотрел, как проплывают мимо берега. Иногда я выходят на
капитанский мостик и бродил там в раздумье. Особенно нравилось мне
думать о том, как поражена была бы Хемулиха, если б могла видеть меня,
равноправного совладельца речного парохода, искателя приключений. По
правде говоря, так ей и надо!

Однажды вечером мы вошли в глубокий пустынный застив.

-- Не по душе мне этот залив, -- заявил Юксаре. -- Его вид
вызывает Предчувствия.

-- Предчувствия! -- как-то странно произнес Фредриксон. --
Племянник! Бросить якорь!

-- Сейчас, сию минуту! -- крикнул Шнырек и почему-то швырнул за
борт огромную кастрюлю.

-- Ты выбросил наш обед? -- спросил я его.

-- Какое несчастье! -- воскликнул Шнырек. -- Извините! В спешке
так легко ошибиться! Я был ужасно взволнован... Ничего, вместо обеда
получите желе -- если только я его найду...

Все, что произошло, было в духе таких зверьков, как Шнырек.

А Юксаре, стоя у перил, блестящими глазами смотрел на берег.
Сумерки быстро опускались на гребни гор, которые ровными пустынными
рядами уходили к горизонту.

-- Ну как там твои Предчувствия? -- спросил я.

-- Тише! -- прошептал Юксаре. -- Я что-то слышу... Я навострил
уши, но услышал лишь, как слабый прибрежный ветер свистит в мачтах
"Морского оркестра".

-- Ничего, кроме ветра, -- сказал я. -- Пойдем зажжем керосиновую
лампу.

-- Я нашел желе! -- закричал вдруг Шнырек и выскочил из банки с
мисочкой в лапках.

И вот тут-то вечернюю тишину прорезал одинокий протяжный и дикий
вой, от которого шерсть на затылке встала у всех дыбом. Шнырек даже
вскрикнул и выронил мисочку.

-- Это Морра, -- объяснил Юксаре. -- Нынче ночью она поет свою
охотничью песню.

-- А она умеет плавать? -- спросил я.

-- Этого никто не знает, -- ответил Фредриксон.

Морра охотилась в горах. Она страшно выла, и более дикого воя мне
никогда не приводилось слышать. Вот вой стал стихать, потом вдруг
приблизился к нам и наконец исчез...

Наступившая тишина была еще ужаснее. Мне показалось, что в свете
восходящего месяца я вижу тень Морры, летящей над землей.