Чтение 7–й страницы книги ~Опасное лето~

разумнее обзавестись плащом.

Фрекен Снорк покачала головой. Постояв минутку в раздумье,
она сказала:

-- Пойду помирюсь с Мисой.

Она взяла карманный фонарик и вышла в коридор. Там никого не
было.

-- Миса! -- тихонько позвала фрекен Снорк. -- Знаешь, мне
нравится твой прямой пробор...

Но Миса не отвечала. Фрекен Снорк увидела узкую полоску
света, пробивавшуюся сквозь полуоткрытую дверь, и на цыпочках
вошла туда. Там сидела Миса, и волосы у нее на голове были совсем
другие.

Длинные золотистые локоны обрамляли ее озабоченное лицо.
Маленькая Миса посмотрела в зеркало и вздохнула, затем взяла
другие, не менее прекрасные волосы и натянула их на самые глаза,
закрыв челкой лоб. Но и эти рыжие пышные волосы не украсили ее.
Наконец дрожащими лапками она взялась за локоны, которые
приберегла напоследок, так как они нравились ей больше всех
остальных. Иссиня-черные, как вороново крыло, они были украшены
золотыми блестками, сверкавшими, словно слезинки. Затаив дыхание
Миса примерила новый парик. С минуту она внимательно
рассматривала себя в зеркале. Затем так же медленно сняла волосы
и уставилась в пол.

Фрекен Снорк бесшумно выскользнула назад в коридор. Она
поняла, что Мисе лучше побыть одной.

Но обратно в зал фрекен Снорк не пошла. Она пошла дальше по
коридору, потому что почувствовала манящий и сладковатый запах,
запах пудры. Кружок света от карманного фонарика бегал вверх-вниз
по стенам и остановился наконец на магическом слове "Гардеробная".

-- Платья! -- прошептала фрекен Снорк. -- Там платья!

Она нажала ручку двери и вошла.

-- О! Какое чудо! -- пролепетала она. -- О, как прекрасно!

Платья, платья, куда ни кинешь взгляд, всюду платья. Они
висели бесконечными рядами, сотнями, одно за другим: тяжелая
сверкающая парча, легкие облачка тюля и лебяжьего пуха, набивной
шелк разных цветов и черный, как ночь, бархат. Повсюду мерцали
разноцветные блестки, перемигиваясь короткими вспышками, словно
огни маяка.

Ошеломленная фрекен Снорк подошла ближе. Она ласкала платья,
заключала их в объятия, зарывалась в них мордочкой, прижимала к
груди. Платья шуршали, они пахли пылью и духами, окутывали ее
мягкими складками. Внезапно фрекен Снорк выпустила платья из
лапок и немного постояла на голове.

-- Это чтобы успокоиться, -- прошептала она про себя. -- Мне
надо успокоиться, иначе я умру от счастья. Платьев так много...

Перед обедом Миса грустила в углу зала.

-- Привет! -- сказала фрекен Снорк и уселась рядом. Миса
искоса посмотрела на нее, но ничего не ответила.

-- Я ходила по дому и искала себе платье, -- рассказывала
фрекен Снорк. -- Нашла несколько сотен платьев и ужасно
обрадовалась.

Миса издала звук, который мог означать что угодно.

-- Может, и тысячу, -- продолжала фрекен Снорк. -- Я все
смотрела и примеряла, и мне становилось все грустнее и грустнее.

-- Неужели! -- воскликнула Миса.

-- Ну разве все это не удивительно! -- сказала фрекен Снорк.
-- Понимаешь, их было слишком много. Мне никогда не успеть
перемерить их и не решить, какое из них самое красивое. Я чуть не
испугалась. Если бы там висело всего два платья, я бы выбрала
самое лучшее.

-- Это было бы куда легче, -- согласилась обрадованная Миса.

-- Поэтому я взяла и сбежала из гардеробной, -- закончила
фрекен Снорк.

Потом они помолчали, наблюдая, как Муми-мама накрывает на
стол к обеду.

-- Подумать только, -- сказала фрекен Снорк, -- подумать
только! Какая тут раньше жила семья! Тысяча платьев! Пол, который
вращается, картины под потолком, гардероб, битком набитый вещами.
Мебель из бумаги и искусственный дождь. Как, по-твоему, выглядели
прежние хозяева?

Миса вспомнила чудесные локоны и вздохнула.

А за спиной Мисы и фрекен Снорк, среди пыльного хлама, за
бумажной пальмой поблескивали внимательные и блестящие маленькие
глазки. Глазки презрительно разглядывали Мису и фрекен Снорк, а
потом, скользнув по гостиному гарнитуру, остановились на маме,
которая раскладывала по тарелкам кашу. Глазки еще больше
потемнели, а мордочка насмешливо сморщилась.

-- Обед подан! -- закричала Муми-мама.

Взяв тарелку с кашей, она поставила ее на пол под пальму.
Все бросились к столу и уселись вокруг.

-- Мама! -- сказал Муми-тролль и потянулся за сахаром. --
Мама, ты не находишь...

Тут он осекся и выпустил из лап сахарницу, которая со звоном
упала на пол.

-- Глядите! -- прошептал он. -- Глядите!

Все обернулись и посмотрели.

Какая-то тень отделилась от стены в темном углу. Что-то
серое и сморщенное прошаркало по полу гостиной, заморгало от
солнечного света и затрясло седыми усами, враждебно оглядывая
семью муми-троллей.

-- Я Эмма, -- высокопарно представилась старая театральная
крыса. -- Я хочу только сказать, что терпеть не могу кашу. Уже
третий день вы едите кашу.

-- Завтра утром будет молочный суп, -- робко пообещала мама.

-- Я ненавижу молочный суп, -- ответила Эмма.

-- Может быть, вы, Эмма, посидите с нами? -- предложил папа.
-- Мы думали, что дом всеми покинут, и поэтому...

-- Дом, -- прервала его Эмма и фыркнула. -- Дом! Это вовсе
не дом.

Она подобралась поближе к обеденному столу, но не села.

-- Может, она сердится на меня? -- прошептала Миса.

-- А что ты сделала? -- спросила Мюмла.

-- Ничего, -- пробормотала Миса, опустив глаза в тарелку. --
Просто так мне кажется. Мне всегда кажется, что кто-то на меня
сердится. Будь я самой прекрасной мисой на свете, тогда все было
бы иначе...

-- Ну раз ты не самая прекрасная миса на свете, не о чем и
говорить, -- сказала Мюмла, продолжая есть кашу.

-- Эмма, а ваша семья спаслась? -- сочувственно спросила
Муми-мама.

Эмма не ответила, она смотрела на сыр... Потом схватила
ломтик сыра и сунула его в карман. Ее взгляд блуждал по столу и
остановился на блинчике.

-- Это наш блинчик! -- закричала малышка Мю. Она прыгнула на
стол и уселась на блинчик.

-- Это некрасиво, -- упрекнула ее Мюмла и, столкнув сестру с
блинчика, почистила его и спрятала под скатерть.

-- Дорогой Хомса, -- торопливо сказала Муми-мама. -- Сбегай
и посмотри, не найдется ли в кладовке чего-нибудь вкусненького
для Эммы.

Хомса умчался в кладовку.

-- Кладовка! -- возмутилась Эмма. -- Кладовка! Вы называете
суфлерскую будку кладовкой! Вы называете сцену гостиной, кулисы
-- картинами, занавес -- занавеской, а реквизит -- дядей! -- Она
раскраснелась, и мордочка ее сморщилась. -- Я рада! -- кричала
она. -- Я очень рада, что маэстро Филифьонк -- вечная ему память!
-- вас не видит! Вы ничего не знаете о театре, даже меньше чем
ничего, у вас нет ни малейшего представления о театре!

-- Там осталась лишь старая-престарая салака, -- сказал
Хомса. -- Если это, конечно, не селедка.

Эмма так и выхватила у него рыбку из лапы и с высоко
поднятой головой прошаркала в свой угол. Она долго гремела там и,
вытащив наконец большую метлу, принялась усердно мести.

-- Что такое театр? -- обеспокоенно прошептала Муми-мама.

-- Не знаю, -- ответил папа. -- Похоже, что нам следует этим
поинтересоваться.

Вечером острый запах цветущей рябины заполнил зал. Птички
порхали под самым потолком, охотясь за пауками, а малышка Мю
повстречала на ковре в зале большого страшного муравья. Только
теперь все заметили, что театр плыл уже в лесу.

Все пришли в сильное волнение. Забыв свой страх перед Эммой,
они сгрудились у самой воды, разговаривая и размахивая лапами.
Они привязали дом к большой рябине. Муми-папа прикрепил канат к
своей палке, а палку воткнул прямо в крышу чулана.

-- Не смейте разрушать суфлерскую будку! -- закричала Эмма.
-- Это, по-вашему, театр или пароходная пристань?

-- Вероятно, это и в самом деле театр, раз вы, Эмма, так
утверждаете, -- смиренно сказал папа. -- Но никто из нас не
знает, что это такое.

Эмма молча уставилась на него. Покачав головой, она пожала