подбросить рыскающим по США разведчикам такой шанс, только счастливейшее
стечение обстоятельств.
более строгий надзор. Обидных провалов с тяжкими последствиями, к счастью,
не было, успехи же внушительны, за что майор удостаивался похвал, и за дело
благодарности объявляли, за дело, памятуя, однако, что ценность любой
информации прежде всего в том, что она есть, эта информация, а уж какая она
- это еще проверять надо и перепроверять. В 1970 году решили майора Кустова
наградить орденом Красной Звезды, но сочли этот боевой знак отличия
недостаточным, не соответствующим его заслугам, поскольку как раз в феврале
он передал наиценнейшие сведения о новом палубном истребителе. И шифровкой
известили Ивана Дмитриевича, что отныне он кавалер юбилейной медали "Сто лет
со дня рождения В. И. Ленина".
друг, Френсис Миллнз, и его часто вспоминал теперь Василий Петрович, жалел
временами и мучился желанием известить его каким-либо образом о смерти Анны,
потому что этот человек мог сдуру пуститься в розыски их по всему свету и
подпортить, если не сорвать, операцию, которую Бузгалин решил сделать
безукоризненной, она стала бы его лебединой песней, что ли, и она же
осветила бы смыслом всю службу его - и прошлую, и ту, что начнется после
возвращения из Штатов...
куда временами заглядывал Иван... И вдруг - удивительное и неразумное:
Майами, пляж, и Кустов, будто он в Сочи, знакомится с девушкой, влюбляется в
нее и умоляет руководство дать согласие на брак с нею, благословить!
Произошло это в середине 1972 года, мальчишеское словечко "втюрился"
вперлось в текст шифровки, и куратор призадумался: у нечаянной возлюбленной
- не совсем подходящая родословная. Начался сбор всеохватывающих сведений о
невесте, результаты еще не были получены, согласие еще только
вырабатывалось, как Кустов совершил не первое, но, возможно, самое серьезное
нарушение дисциплины: церковь, венчание, таинство по всем канонам. Невеста,
супруга уже, - американка, дочь из малообеспеченной и отнюдь не
респектабельной семейки, француженка по матери, отец - испанских кровей;
натура необузданная, давшая о себе знать задолго до знакомства с женихом,
когда Жозефина (такой впоследствии псевдоним получила жена Ивана Кустова),
учащаяся школы, в 1968 году рванула, презрев экзамены, в Париж побуянить
вместе со студентами. В сентябре же семьдесят второго молодожены прибыли в
Москву, почти одновременно с ними - ценнейшая информация из Гаваны, куда
частенько наведывалась Жозефина: часами выстаивала речи Фиделя и не раз
пылко заявляла, что за Кубой пойдет вся Южная Америка. Скрывать от
незавербованной супруги основное занятие мужа - можно, конечно, однако
овчинка выделки не стоит, подозрение в супружеской измене - неминуемо, а там
уж недалеко до признания в шпионской деятельности, что не всякая женщина
примет, хотя чаще всего - вполне удовлетворяется и начинает помогать: любовь
все-таки творит чудеса. Удалась вербовка более чем успешно. Молодые отбыли
за океан, информация от них потекла полезная, подпортилась она тем, что
Кустов нежданно-негаданно получил американское гражданство. Такая
возможность заложилась в самой легенде, гражданство было зарезервировано в
ней (мнимые родители Ивана сына своего произвели на территории США, в штате
Айдахо), но Кустову приказали держать о сем язык за зубами, поскольку очень
уж гладко и ладно вычерчивался путь его к берегам Штатов: настоящая легенда
должна быть корявой, а тут все сходилось наилучшим образом, каждая деталь
подгонялась к другой безукоризненно, прямо указывая на деланность биографии.
Поэтому о природной национальности Иван помалкивал, до истины докопалась
нетерпеливая Жозефина, хотя в бразильском паспорте мужа стоял вполне
благоприятный, разрешающий житье-бытье где угодно штамп. Из властей Айдахо
она вытрясла свидетельство о рождении бразильянца в рочестерской клинике;
Ивану не пришлось клясться на Библии в преданности американским идеалам, и
то хорошо...
и папки личного дела майора Кустова привозили по утрам; обживаться здесь не
хотелось, Бузгалин спал в кухне на раскладушке, по вечерам слушал
настроенный на Чикаго "филлипс"; телефон отключен, телевизор помалкивал;
где-то рядом был стадион, оттуда доносились крики матерых болельщиков, но
уши предпочитали тихие дворовые голоса, глаза с радостью посматривали вниз:
туда, под окна, будто в тупик загнали вагон электрички и сняли крышу, все
пассажиры как на ладони. Парнишки возвращаются с вечерних и дневных смен
школ и заводов, и среди них те, кого отфильтруют, возьмут в специальные
питомники, обучат умению слушать и видеть, на долгие годы забывать имя свое,
погружаясь в чужой быт, становящийся родным. И первой их любовью будет не
девушка с Марьиной Рощи или с Ленинских гор, а куратор, человек в Москве,
кому он станет объясняться в любви цифрами и буквами секретных донесений.
Эти шифровки чем-то схожи с любовными записочками из дупла: запоминаются
сразу, с одного налета глаз, каждое слово толкуется так и эдак, иногда
кажется, что от шифроблокнота пахнет духами "Красная Москва"; составленное в
Москве сообщение - как письмо от любимой девушки, которая, тебе не изменяя,
поглощена все же множеством неведомых забот; поводырю же московскому иное
видится, и не может не видеться, редко какой куратор побывал в шкуре
нелегала. Но чтоб держать того в повиновении, надо изображать полное
всезнание, лишь оно убеждает изгрызаемого сомнениями человека в том, что
кто-то лучше его осведомлен о связях мистера N и шашнях его супруги. Отлично
сознавая, что куратор с потолка берет информацию, человек верит каждому
слову его, потому что - кому еще верить? Так скрепляется телесная и духовная
связь, и агент, со всех сторон теснимый врагами, порою начинает беспокоиться
о своем московском любимом: а он-то как там - что в семье его, хватает ли
денег на пропитаньице в полуголодной стране... Никто еще не воспел этот жанр
возвышенной лирики, эту драму и трагедию тайной связи, эти страсти, которые
помнятся до конца жизни, эти бурные волнения, когда идешь на выемку так,
будто тебя ждет возлюбленная, готовая отдаться! Эти-то страсти и будут
воспеты полковником Бузгалиным - для чего надо благополучно вернуться из США
с целехоньким Кустовым и получить новое назначение - кадры готовить; есть в
поведении человека такие не бросающиеся в глаза странности, которые там, за
кордоном, выдадут его мгновенно: упрятанный в фонетике акцент, который
вымолвится когда-нибудь, манера жестикулировать, плавать, ходить, то есть
все то, что никаким последующим тренингом не выдавится и не поглотится; все
обычное, повседневное человек не замечает, только выпирающие детали режут
глаз, высвечиваются на фоне тягомотины буден, и в отыскании таких деталей ой
как пригодится опыт Бузгалина. Не только пестовать смену, но и наставлять
кураторов: так нельзя, товарищи офицеры, нельзя! Ибо очень неразумно ведут
они подшефных, прибегая порою к недозволенному: сажают провинившегося на
голодный паек, чтоб показать свою власть, отдают невыполнимые приказы,
грозят отзывом на родину. (Все финансовые дела у Бузгалиных вела Анна,
однажды рассвирепела: "Да они нас что - на отхожий промысел послали? Я после
работы бегу преподавать, чтоб на пропитание пятьсот долларов заработать, а
они с меня в пять раз больше требуют!")
по двору, где бабушки у сонных колясок, где судачат молодые мамаши да
щебечут девушки без образования, которое сможет дать им разведка, потому что
пришло их время - время домохозяйственных женщин, упорных тихонь, которые
смело вгрызутся в чужие языки, обычаи, на лету схватят все курсы
страноведения и, серенькие, невзрачные и потому кажущиеся безобидными,
проникнут в любое учреждение, станут сеять разумное, доброе, вечное, то есть
освоят - уборщицами - коридоры правительственных офисов, да и к любой другой
работе горазды будут, при нужде переспят - истово и мудро - с охранниками
посольств, на крючок подцепят писаря, который поважнее Председателя
Объединенного комитета начальников штабов. Это в бурных 30-х годах
требовался другой тип - яркая, эффектная красавица с таинственным прошлым,
выборочно соблазняющая министров по указке ОГПУ или Коминтерна; гремучая
смесь еврейской, румынской и польской крови бурлила в приграничных областях
обоих бывших империй, растекаясь оттуда по Центральной Европе и России.
Короток был век этих авантюристок, удел их - разовые задания, они и поняли
это, быстро повыходили замуж, положив начало новой породе, новым женщинам,
таким же соблазнительным, будоражащим, но - обязательно при муже, потому что
этих новых женщин нельзя было в одиночку посылать за рубеж: слишком
бросались они в глаза, слишком отчетлива для западного глаза печать
возможной или былой проституции в высших кругах, авантюризм просвечивался,
поэтому их стали придавать респектабельным мужчинам, вплоть до послов, и в
роли таких жен они делали фантастически много, красавицы из НКВД резвились
вволю - старый и загруженный делами муженек, предмет насмешек во все века,
как бы оправдывал амурные похождения супруги, заодно отводя от себя - до
поры до времени - все подозрения. И что странно: гибли мужья, обвиненные во
всех смертных грехах, а жены оставались невредимыми. Но и такие красавицы
уже не потребовались через десяток лет, другие пришли на смену, за плечами
которых техникум и яростное желание стать истинной женщиной. Обучать их было
нелегко, потому что мало кому учение шло впрок, мощные позывы извне и порывы
изнутри ломали карьеры и биографии, инструкторы так и не научились прерывать
или останавливать беременность сверх какого-то срока, в поисках нужных
работниц трясли всю страну и в конце концов находили их, да и резерв
оказался значительным. Стоило девушке посожительствовать с человеком, чья
жизнь предполагалась там, за кордоном, как, даже за человека этого замуж не
выйдя, она уже не могла прерывать все связи со службой; она уже как бы в
кадрах состояла, потому что на нее заводилось дело, и при нужде или оказии
она всегда была под рукой и легко соединяла свою судьбу с тем, кто мог
безвозвратно уехать на Запад. Они терпеливо ждали их, знали, как отвечать,
когда их спрашивали, а где отец Юрочки или Танечки, порою изменяли сгинувшим
мужьям, что им прощалось.
так воспламеняла обоих, что этот взрыв чувств накалом страстей, яркостью и
жаром превосходил многолетние любовные радости и печали. Кому как повезет -
выразился однажды начальник Бузгалина, а тому как раз-то и повезло. Вызвали