Х
подумала:
корабль.
тревожило его сон, она расправляла пальцем складки, словно прогоняя тени,
словно разглаживая легкую зыбь и успокаивая постель; так прикосновение
божества смиряет море.
весь Буэнос-Айрес. В соседнем доме танцевали; ветер доносил обрывки мелодий
-- был час развлечений и отдыха. Город запрятал людей в свои сто тысяч
крепостей; кругом все дышало спокойствием и уверенностью; но женщине
казалось, что вот-вот раздастся призыв:
муж. Он еще спал, но то был тревожный сон военных резервов, которые скоро
будут брошены в бой. Дремлющий город не защищал его; жалкими покажутся
летчику городские огни, когда он, молодой бог, взлетит над их пылью. Жена
посмотрела на сильные ладони, которым через час будет вручена судьба
европейского почтового, ответственность за что-то большое, подобное судьбе
целого города. И в сердце закралась тревога. Этот человек -- один среди
миллионов -- был предназначен для необычного жертвоприношения. Ей стало
тоскливо. Он уйдет, ускользнет от ее нежности. Она лелеяла, ласкала,
охраняла его не для себя, а для сегодняшней ночи, и эта ночь сейчас возьмет
его -- для битв, для тревог, для побед, о которых она никогда не узнает. Ей
удалось на краткий срок приручить эти ласковые руки, но она лишь смутно
представляла себе их истинное назначение. Она знала улыбку этого человека,
знала чуткость влюбленного; но она не знала, как божественно гневен бывает
он, оказавшись в сердце грозы. Она обвивала его нежными путами любви,
музыки, цветов; но в час отлета он неизменно сбрасывал эти путы и, видимо,
ничуть об этом не сожалел.
вниз, на город.
видел, как развеивается по ветру бесполезная пыль огней большого города.
наклонившись, в окно и глубоко дышал, словно обнаженный пловец перед прыжком
в море.
отправляется их покорять. Он -- вольная птица. Не пройдет и часа -- он будет
держать в руках весь Буэнос-Айрес, а потом отбросит его назад.
югу, дашь газ, и через десять секунд весь ландшафт уже опрокинут, и ты
летишь на север. И город под тобой -- как морское дно.
небосвод. Она показала ему на небо.
кожи. И этому телу угрожает опасность!..
грубые ткани, в самую тяжелую кожу; он одевался, как крестьянин. И чем
тяжелее он становился, тем больше она любовалась им. Помогла застегнуть
пряжку пояса, натянуть сапоги.
как следует.
взял ее, как маленькую. -- на руки и -- все с тем же смехом -- положил на
кровать:
толпы сделал свой первый шаг к завоеванию ночи.
то нежное, мягкое, что для него было лишь дном морским.
XI
были прекрасные, вы свободно могли пройти напрямик. Испугались?
поднимает голову и смотрит Ривьеру прямо в глаза:
страх. Пилот оправдывается:
Может быть, дальше... Но бортовой огонь почти исчез, я даже не видел
собственных рук. Хотел включить головную фару, чтобы хоть крыло разглядеть,
-- все такая же тьма. Показалось, что я на дне огромной ямы и из нее не
выбраться. А тут еще мотор стал барахлить...
испугаться -- и сразу кажется, что мотор барахлит.
высоту -- попал в завихрение. Вы сами знаете: когда ничего не видишь -- и
еще завихрения... Вместо того чтобы подняться, я потерял сто метров. И уже
не видел ни гироскопа, ни приборов. И стало казаться, что мотор не тянет, и
что он перегрелся, что давление масла... И все это -- в темноте. Как
болезнь... Ну и обрадовался я, когда увидел освещенный город!
Но я спасаю его от страха. ."
скрываю свою жалость. А хорошо бы окружить себя дружбой, теплотой! Врачу это
доступно. А я направляю ход событий. Я должен выковывать людей, чтобы и они
направляли ход событий. Вечером, в кабинете, перед пачкой путевых листов
особенно остро ощущаешь этот неписаный закон. Стоит только ослабить
внимание, позволить твердо упорядоченным событиям снова поплыть по течению
-- и тотчас, как по волшебству, начинаются аварии. Словно моя воля -- только
она одна -- не дает самолету разбиться, не дает ураганам задержать его в
пути. Порою сам поражаешься своей власти".
ведет борьбу на своем газоне... Извечно вынашивает в себе земля дикий,
первозданный лес; но тяжесть простой человеческой руки ввергает его обратно
в землю".
что парализует людей, столкнувшихся с неведомым. Начни я его слушать,
жалеть, принимать всерьез его страхи -- и он поверит, что и впрямь побывал в
некоей загадочной стране; а ведь именно тайны -- только ее -- он и боится;
нужно, чтобы не осталось никакой тайны. Нужно, чтобы люди опускались в этот
мрачный колодец, потом выбирались из него и говорили, что не встретили там