- И в этой тишине слышно, как на улице детский голос
произносит:
- Мама!
- Содерини идет не останавливаясь, и в толпе купеческой
сволочи раздается хихиканье. Это хихикнул Джиокондо.
- Но Леонардо, бледный, идет за Содерини и слышит, как
детский голос просит есть, и видит, как нищая мать зарывает в землю чужую
еду...
- Стой! - говорит Леонардо, и Содерини останавливается.
- Тогда Леонардо без сил, без слов показывает ему
большой рисунок канала. Потом начинает швырять на пол перед ним бесценные
рисунки свои, но Содерини даже не смотрит.
- Нет, - говорит Содерини. - Не позволю. Я устал от тебя, Леонардо... От
твоих выдумок. Твои безумные фантазии только сеют волнения среди черни...
- Синьор мой, людям нужно есть... - говорит Леонардо, задыхаясь. - Еды
должно быть столько, чтобы о ней не думать... Чтобы на всех хватило, нужны
каналы, машины и знания. И тогда беда не будет кружить над городом.
- Просто ушам своим не верю... Ведь ты уже не молод, - сказал Содерини
удивленно. - Старый человек, а тешишься ребяческими мечтами... Господи, еще
один маньяк, желающий улучшить мир... Как все это старо! Просто ты боишься
крови, Леонардо!.. В нашей жизни нужно быть героем, - сказал Содерини.
- И тогда Леонардо пришел в себя. И рот у него стал
такой, каким он его нарисует в Виндзорском портрете, - сжатый и
презрительный.
- Скоро не останется людей в Италии, - сказал он. - Останутся одни герои...
Правда, от этого погибнет Италия, но стоит ли говорить о таких пустяках...
Героям всюду тесно, они все время сражаются, дьявол их забери... Один
другого рубит пополам и этим делает двоих. Они размножаются делением, как
поганки... Это я изобразил в своей картине.
- Молчи! - топнул ногой Содерини. - Вместо того чтобы поднять дух людей, ты
нас смутил кровавым видением...
- Что такое ваша битва с пизанцами? - сказал Леонардо. - Два соседа,
живущие через реку, насмерть дерутся на мосту...
- Ты стал бесполезен, Леонардо, - сказал Содерини. - Кто ты и что ты?
Подумай, ученики твои бездарны... Картин твоих ничтожно мало, да и те на
глазах ветшают... Машин твоих не видел почти никто - так, слухи одни... Ты
даром прожил жизнь, Леонардо... Ведь ты старик, стыдись, ты бесполезен, -
сказал Содерини с презрением.
- И Леонардо ответил:
- Пара коней влечет телегу жизни... И каждый тянет в свою сторону... Телега
делает зигзаги в поле... Я все старался направить бег коней прямо по дороге.
- И Леонардо вышел.
- ...Лошади тихо скачут по мягкой
траве в запахе мяты и укропа, который тянется со сжатых полей.
- Садится солнце.
- Кричат ласточки.
- И колокола возвещают своим звоном прощание с Леонардо.
- ...Вот Леонардо сидит в саду
Джиоконды, и перед ним портрет, лучше которого не бывает.
- Джиоконда смотрит на Леонардо не отрываясь, и не
отрываясь смотрят на него нянька Анита, ученики - Зороастро и Мельци.
- Проклятая война, - говорит Леонардо. - Она съедала все мои усилия. Все
мои лучшие деянья... Правители и князья дерутся, как пауки в банке. Наемные
войска бесчинствуют по стране... Надвигаются орды испанцев, и бороться с
ними некому. Я уезжаю искать правителя, который бы объединил страну.
Сегодня едем...
- И тогда поднялась Джиоконда и сказала быстро и звонко:
- Не уезжайте. - И замолчала, и все оглянулись на нее, и тогда она
заговорила, и пятна выступили у нее на щеках.
- Нет, этого не может быть... Как же это так вдруг? А мой портрет? Вы же
его не окончили, Леонардо... Это преступление перед искусством.
- Искусство! - сказал Леонардо. - Искусство в том, чтобы приносить пользу!
И так я поступал всю жизнь как умел. Скорей... Скорей... - сказал он,
собираясь.
- Не уезжай, любимый... - тихо и отчаянно сказала Джиоконда.
- И стало совсем тихо, и вес перестали шевелиться, и
Леонардо повернул к ней бледное лицо:
- Что вы... сейчас сказали... Монна Лиза?.. . - Любимый мой... - сказала
Джиоконда ясным голосом. - Как сладко говорить "любимый"...
- Что ты говоришь, безумная! - крикнула ей нянька Анита. - При людях!
- Ну вот, теперь ты знаешь, - торжествующе сказала Джиоконда. - Пусть! Все
равно... Я столько времени молчала... Да, я люблю тебя... ты мои! Ты никуда
теперь не уедешь!..
- Что она говорит?! Что говорит... Опомнись... ты замужем, - в страхе
сказала Анита.
- Мой муж, - с презрением сказала Джиоконда. - Он меня получил за долги,
когда разорился отец... Но душу за долги не получают... А я ее тебе отдала,
Леонардо... Ты не посмеешь отказаться...
- Я! - воскликнул Леонардо, глядя на Джиоконду в горе и счастье. - Мне
отказаться от такого дара?! Еще до встречи с тобою я тебя любил - при
встрече только припомнил! Что же мне мешало сказать тебе это? О мадонна!
Неужели этот мул, что купил тебя, как мешок овса?! Я угадал, что встречу
тебя, - не угадал только, как это случится...
- Ты не уедешь? - сказала Джиоконда.
- Сердце мое, рвись... - сказал Леонардо.
- Ты не уедешь!
- Что же нам делать?! Скажи? Неужели, словно собакам, ухватив кость,
вползать в конуру? Ведь то, что живет в моей душе, не даст, чтобы я
спокойно ел и пил, когда за долги продают девчонок, когда нищие дети просят
хлеба! Их тощие, немытые руки за сердце меня держат...
- Да, ты уедешь, - тихо сказала Джиоконда. - Я не угадала...
- Молчи, молчи! Не гляди так! Я тоже не стану глядеть на тебя. Давай
посмотрим на портрет.
- И Леонардо положил руки на спинку кресла, стоящего
перед мольбертом.
- Прощай, - сказал Леонардо. - Прощай! Здесь все, что я умел... На этом
холсте слиты ты и я... Смотри в глаза - узнаешь? Это мои глаза. Смотри в
уста - это твоя улыбка... Я знаю, я сделал удивительную вещь. Теперь
вижу... Здесь все звенит, как песня. Здесь руки умеют разговаривать...
Видишь, одна рука зовет: "Не уходи!" - "Прощай, прощай!" - отвечает
другая... А голоса их в складках рукавов отдаются печальным эхом...
- И Леонардо опустил голову на руки, лежащие на спинке
кресла.
- И тогда, тяжело сглотнув комок слез, Джиоконда сказала
ровным голосом:
- Возьми с собой портрет, Леонардо... Пусть он всегда будет при тебе... Где
бы ты ни был... Я так хочу... И... эту шаль, - сказала она и накинула на
портрет кружевную свою шаль. - Прощай, - еще сказала она.
- И тут Франческо Мельци по знаку Зороастро снимает
накрытый черной шалью портрет и выносит.
- И тут Анита, нянька, ненавидевшая Леонардо, поднимает
его голову, крестит и ведет к дверям. И Зороастро его выводит.
- А Джиоконда прикрывает ладонью рот и молча плачет.
- И тут входит муж.
- В чем дело? - спрашивает он. - Что случилось, Мона Лиза?
- Синьора расстроилась, потому что прекратят писать портрет, - говорит
нянька в замешательстве. И выводит Джиоконду.
- Н-да... - говорит муж, - странные особы эти бабы... И плачут и хохочут -
все невпопад...
- Он хлопает в ладоши, входит мальчик.
- Подмети да закрывай окна в доме... - говорит синьор Джиокондо. -Свежо на
улице...
- ...Ученый посидел молча, закрыв
глаза, потом снял шлем и попросил, чтобы его выпустили.
- Выкатили кресло. Отстегнули ремни. Человек взял
микрофон. На верхнем этаже, как сорвавшиеся с цепи борзые, наперегонки
застучали телетайпы, отпечатывая вступление.
- Вечер. Сад, - сказал человек. - Половодье цветов и листьев. На каменной
скамье две женщины-, старая и молодая. Молодая поет: "В сновиденьях моих...
мы друг к другу прильнули... Мы с тобою вдвоем... мы с тобою вдвоем..."
ПРОШЛЫЙ ПЕРЕУЛОК.
- Семина, - сказал метрдотель. - Ты бы хоть подмела у своих столиков, что
ли.
- Не пойду, - сказала официантка. - Очень нужно.
- Я ее не осуждаю, - сказала подруга. - Создайте условия - тогда
спрашивайте работу.
- А ты помолчи, - сказал метрдотель.
- Семина - хороший работник, - сказала подруга. - А издевательства она
терпеть не обязана.
- А ты помолчи, - сказал метрдотель.
- Конечно, мы обязаны быть вежливыми, но и посетитель должен быть на
высоте, - сказала подруга. - Я такого первый раз вижу... То дрыхнет, то
спорит, то спит, то лается.
- Приезжий как раз досматривал очередной сон в этом
кафе-заповеднике, где ничего не изменилось за столько лет. Он так и заснул,
Корнев Павел
Земляной Андрей
Сертаков Виталий
Шекли Роберт
Херберт Фрэнк
Шилова Юлия