вещей. Должны же теперь все знать, почему я одна... или с кем-то вместо
тебя... Ну, я имею ввиду, на улице, в метро... И потом. что тут плохого
- проверишь кто как к тебе относится, придет навестить тебя в диспансер
или испугается...
прочность свои взаимоотношения с окружающими... В том числе и с женой...
Впрочем, тогда уже меня не столько волновала судьба моего личного
счастья, сколько состояние моих родителей, которые тяжело переживали
случившееся. А как они навестили меня в первый раз - и сейчас вспомнить
нелегко.
мать и отец миновали каменные ворота диспансера. Мама, и без того невы-
сокого роста, сверху казалась еще более приземистой, округлой - она шла
впереди и уверенно направлялась к дверям диспансера. Отец с хозяйствен-
ной сумкой в руках, пройдя ворота, остановился, осмотрелся и пошел к
флигелю с женскими палатами. Мать на ходу обернулась, всплеснула руками
и засеменила, боясь поскользнуться, к отцу. Догнала, схватила за рукав и
потянула в свою сторону. Они стали друг другу что-то горячо доказывать,
пока мать не махнула рукой и не пошла в прежнем направлении. Отец озада-
ченно покрутил головой и все же двинулся к женским палатам.
бучил шапку и выскочил во двор, столкнувшись в дверях с мамой.
тебя шарф? В кармане?.. Надень немедленно! А перчатки?.. Ты не беспокой-
ся, сейчас пока еще тепло, поноси эти, а я тебе варежки связала, теплые,
двойные, вот только пальцы осталось, ты уж подожди дня два-три, не успе-
ла я, а в следующий раз я обязательно принесу... Ну, как ты тут?..
нас всегда был, это ты и сам прекрасно знаешь, а вот к старости совсем
характер испортился. И что с ним делать? Ума не приложу. Нет, ты поду-
май, уперся и все тут - туда нам, а не сюда. Я уж ему по-хорошему: Сере-
жа, но ведь я же здесь была, знаю куда, а он мне - этого не может быть.
Здесь, говорит, диспансер, сюда приходят те, кто на учете состоит или на
подозрении, а больные должны лежать отдельно, где лечат. Мы уже вышли из
дверей, добрались до лавочки и сели неподалеку от женского флигеля.
не так?
сумку, как портфель с важными деловыми бумагами, но нам с матерью было
ясно, что вся эта важность больше оттого, что он был на виду у других, и
оттого, что он взволнован и обескуражен - сам он, тьфу-тьфу, отличался
хорошим здоровьем, разве что в последнее время посасывал валидол, а в
больницы попадал только как посетитель.
вовала атмосфера солидной взаимоуважительной самостоятельности, серьез-
ной от пустяков и внешних проявлений чувств. Правда, когда я еще был па-
цаном, отец, особенно захмелев на домашних празднествах, любил пово-
зиться со мной, и у меня до сих пор жива память о его жестких руках. При
этом он любил ткнуть твердым, как железяка, пальцем так, что потом долго
ныло под ребрами не столько от боли, сколько от неожиданности. Помню,
как однажды летом, а вернее, на майские праздники, мужчины от веселого
застолья у нас дома вышли покурить и подышать свежим весенним воздухом.
Соседский мордастый Вовка, вспотев от напряжения, мрачно осваивал ис-
кусство езды на двухколесном подростковом, только что подаренном велоси-
педе. Мы же, сгорая от зависти и неосуществленного желания прокатиться,
стояли в сторонке, готовые в любую минуту прийти Вовке на помощь в обмен
на желанную самостоятельную попытку сесть на велосипед. Отец сразу же
оценил ситуацию. Он подошел к Вовке, присел около велосипеда, осмотрел
зубчатку с педалями и серьезно спросил Вовку:
изучая зубчатку.
за седло, сказал Вовке:
не хватает скорости. Вот, гляди...
ли от желания, чтобы сын его подольше прокатился, а может быть, действи-
тельно стремясь доказать Вовке на практике свою теорию, но отец придал
мне такое ускорения, что у меня засвистело в ушах, засосало под ложеч-
кой, руки дрогнули, руль подвернулся и я через десяток метров кубарем
грохнулся на асфальт. Авария усугубилась еще и тем, что я налетел на ни-
весть откуда взявшийся кусок колючей проволоки.
читься к могучему реву Вовки, оплакивающего отнюдь не травмы своего то-
варища, а возможную поломку велосипеда. Но заплакать я сначала не успел,
а потом не смог. Отец подбежал, поднял меня на руки и стал, остужая,
дуть на мое сожженное ссадиной колено, а потом поцеловал его. Для меня
это было так неожиданно, что я замер от стыда за нас с отцом, словно
проявилось в этот момент то, что другим не дозволено видеть, что являет-
ся только нашим, сокровенным...
сдашь, снимки надо сделать, а ему сразу все подай.
туда, ведь правильно я тебе говорил, что тех, кто на излечении, отдельно
держат... Только там женское отделение, понятно?
туда же, ишь как черти тебя носят, покоя не дают.
к ней в сменщицы пойти, сторожихой в проходную, хоть пользу будешь ка-
кую-никакую приносить, - подмигнул мне отец.
них я.
вас здесь кормят? Да, кстати, сумку-то пойди разгрузи. Только подожди, я
тебе сначала все объясню. Там баночка с сырниками, я их только что ис-
пекла, со сметаной, с маслом, с вареньем. Они в фольгу завернуты, теплые
должно быть. Ты их прямо ложкой поешь, только вот банку не выбрасывай,
уж больно удобная она - с крышкой. Ты сполосни ее после, а я потом от-
мою. Ну, что еще? Смородина тертая с сахаром - это к чаю, а хочешь прос-
то поешь, если проголодаешься. Огурчики маринованные, паштет, колбаса,
яблоки, мандарины, вафли лимонные, я знаю ты их любишь...
задерживайся.
верт с пятью рублями. На конверте крупным маминым почерком значилось:
"Это тебе!"
увидев меня, умолкли. Мать взяла сумку, поставила себе на колени и стала
в ней копаться. Отец отвернулся в сторону, время от времени глубоко
вздыхая.
вить на минутку.
меня, что нам нельзя было разъезжаться. Если бы мы жили вместе, говорит,
ты бы не заболел. Но ведь у тебя же своя семья, своя жена, кто о тебе
должен заботиться пуще всего? Или не научили Тамару, или еще почему, но
помощи от нее не дождешься, я это поняла еще когда мы вместе жили. С
другой стороны, нельзя же все на меня валить...
отец. - Распределим обязанности, чтобы каждый отвечал за свой участок. -
И если кто-то не выполнил своих обязательств перед коллективом, то его
лишают премии? - спросил я. - Прости, папа, но я тебя очень прошу, не
надо говорить с Тамарой, сами разберемся.
неприятном. Зарядку по утрам делай обязательно, а то вон мать твоя ле-
нится...
рили мы с ним как-то, пристал ко мне, сил нет, делай да делай зарядку, я