остерегался коварства "коновала".
множество раз, люди как люди, хотя и Другого племени. Случилось даже так,
что и первый его, Ягнича, рейс когда-то был именно в Пирей, это тогда,
когда еще безусым комсомольцем, прибавив себе лет (потом это и в паспорт
перешло), по известному призыву комсомола пришел он на флот вместе с
тысячами таких, как и он, плечистых степных крепышей. И бывают же
совпадения в жизни: только ступил на палубу - сейчас же в рейс, выполнять
ответственное поручение Коминтерна! Суть задачи заключалась в том, чтобы
как можно скорее зайти в Пирей и в обход портовых властей взять ночью па
борт болгарских революционеров, которых нужно было во что бы то ни стало
спасти от расправы после поражения восстания. И ходил, и рисковал, и взял
их в ту ночь тайком на борт, а теперь в этом самом Пирее тебя, выходит,
самого с борта?! Однако обошлось. Есть все-таки у людей совесть.
не смейтесь. Потому что у каждого человека должен быть свой берег, к
которому бы он всю жизнь душой тянулся, видел бы его и за тысячи миль, с
любых параллелей и меридианов. Недаром же замечено моряками: судно идет
быстрее, когда возвращается к родным берегам. Само летит!
выздоравливал, покорно выполнял все предписания "коновала", хотя заметно и
тяготился этим. Хотелось ему знать, где они сейчас идут, какой там день
наверху и какой ветер. А еще - какой вид имеет "Орион" после бури, после
той адской воющей ночи, похож ли на себя или стал неузнаваем?
Интересовался, кто это встречный приветствовал гудком их "Орион",-
впрочем, как же его, красавца, не приветствовать: паруса на морях нынче
редкость, и на любых широтах капитаны издалека узнают - учебное крылатое
судно. Датчанин ли там идет, француз или норвежец, а, поравнявшись с
"Орионом", непременно включит сирену, отдаст честь - так уж издревле
повелось у моряков. Кому-кому, а Ягничу по душе такой обычай.
самочувствии, похвалил врача, отважившегося на такую смелую операцию (с
"коновалом"
капитан,- хотя для пего была первая такой сложности операция.
наконец человек попался. Вот он и возрадовался.
вверх тормашками летело, не растерялся, мгновенно и точно поставил диагноз
и почти без наркоза...
отличием.
Ягнич,- хорошо, что так кончилось, могло бы гораздо хуже...
своем капитане, этом самом Янченко, старик наилучшего мнения: уважительный
человек, ценит твой опыт, заслуги и, хотя молод, уже пользуется на флоте
большим авторитетом, привлекает людей умом, корректностью. Янченко-капитан
тоже из числа бывших воспитанников Ягнича, тоже в свое время в звании
курсанта ходил на "Орионе", как и все, лазал по реям, стоял подтянутый
пород преподавателем с секстантом в руке, выполняя урок, внимательно
определяя высоту солнца. Сколько их, молодых, прошло через "Орион",
сколько закалялось под его парусищами! Один контингент сменялся другим,
бывшие твои воспитанники, которых ты до седьмого пота гонял, школил,
похваливал или стыдил, теперь сами где-то ходят по мировым акваториям в
званиях штурманов, старпомов или капитанов, и только он, Ягнич, остается
на палубе "Ориона", будто прирос к ней, накрепко, навсегда. Он тут - как
вечный. Все кроит да шьет из прочного, специально обработанного, в льняном
масле вываренного полотна парусье. Что парусина? Всего лишь материал,
который только после твоих рук, после твоей выдолки станет парусьом! Все
новым людям, которые приходят к нему на выучку из мореходок, передает
Ягнич немудреные свои секреты - как связать тот или иной узел, зачалить
конец, приладить на стальном конце "гашу", которая по-ученому называется
".6гоп"... Казалось бы, не один ли черт: огон ил" гаша? А может, и не
один. Для кого огон, для него, Ягнича, только гаша, так, а не иначе,-
всему флоту свою кураевс;кую терминологию навязал. Хорошо ужо и то, что
нt' забивают. Никто из тех, кто проходил на "Орионе"
однокашника где-нибудь в далеком порту, не забудет спросить: "Ну как там
наш Ягнич, вечный наш узловяз?"
капитан.- Интересовались состоянием здоровья...
Нет, как видите, еще живой и теплый.
реестров. Посматривает на своего капитана подобревшими, чуть прижмуренными
глазами. Приятно все-таки видеть человека, когда он такой молодой, в самом
цвету. Моряк, как ты его ни поверни,- моряк. Не скрывает и от других, что
влюблен в свой "Орион". Юная его супруга (они недавно поженились) спросила
однажды даже с ревностью: "Когда ты налюбуешься, наконец, своим
"Орионом"?" - "Да, наверное, никогда..." - ответил он улыбаясь.
Капитанский ответ. С едва сдерживаемой гордостью носит Янченко свое, пока
что не совсем привычное для него капитанское звание. Не каждому в таком
возрасте выпадает честь стать капитаном; оттого, может, и старается,
светится весь на работе, стоит празднично сияющий, когда выполняется его
звонкая команда: "Ставить паруса!.." И уже пошли расти эти паруса,
разметнулись, распростерлись в небе, как крылья!.. Торжественный миг - для
всех праздник, для него же, капитана, это праздник вдвойне, потому что не
кто иной, а именно он поведет навстречу и штилям и штормам свое
легкокрылое, вечно юное судно. Встанет на мостике, как всегда, спокойный,
подтянутый, увидя его, любой скажет: этот на месте, с таким хоть в
кругосветный рейс.
непременно окажет уважение своему корабольному мастеру... Не так давно,
когда капитан женился, Ягнич приглашен был посаженым отцом. И сейчас, во
время этого посещения, Янченко держится просто, толкует с Ягничем о том о
сем, обсуждает все, что касается судна, потому что из шторма "Орион"
вышел-таки с изрядными синяками: пожалуй, придется стать на заводской
ремонт.
мастерской.- Кто без меня хозяйничает?
запасные полотна лежат на полках, аккуратно свернутые, как рулоны ткани в
магазине, на каждом свертке парусины бирочка с отчетливой надписью, каждую
мелочь, даже иголку, Ягнич может па ощупь в потемках найти. Знает, где
каждая медная беготка лежит, или люверс, где ждет его трудовой наперсток,
который по-моряцки называется "гардаман"... Море любит порядок, в
мастерской должен мастер дело вести, а не кто-нибудь... Без тебя там такое
натворят, что потом и за педелю лад нс наведешь!..
так поддала под ребра, аж аппендицит не выдержал. Еще раз паука. Не
зевай!.. Даже неловко чувствует себя Ягнич перед капитаном: оконфузился!
Никогда же с ним, ветераном, такого не бывало... Неповоротлив стал, что ли?
Ловчее, конечно, надо быть... хотя зубы еще все целые, не знаю, как и
болят...
ему неловко.- Не с вами первым. С каждым может случиться. Ну, да все будет
о'кей! Вот придем домой, достанем для вас путевку льготную...
слонялся...
сейчас...
то теперь будьте спокойны.
набрали все паруса.
догадках. Почему о путевке заговорил?
пережить на крутом веку! Будь он помоложе, выдержал бы и не такое, а тут
еж оклемался. Мог бы и в самом деле концы отдать. Пошла бы радиограмма в
Кураевку а тебя зашили бы в парусиновый мешок и с балластиной по доске -
под хороший размах - за борт, под волны... На этот раз сам себя победил,
не поддался, ведь поддаться в этом случае - все равно что отступить в бою.
И он не подвел, а вот как будет дальше? Неужели станет только Нептуном для
насмешки или и хуже того - живым балластом? Нет, не должны они его
обидеть, ветеран ведь, знают все, где здоровье свое надломил! Не в