наверное, обратил внимание на вид из окна?
волнами зноя, лежал сад - спутанные заросли сирени и зебролистой калатеи,
бегонии, плакучих ив с понурыми ветвями в нежно мерцающем кружеве листьев и
низкорослых, как на восточной гравюре, вишен, раскинувших полуденному солнцу
свою грубую зелень. Не запущенность была в этом продолговатом участке
джунглей, а словно кто-то буйный расшвырял как попало невероятную смесь
семян. Трава, цветы, кусты и лозы - все сбилось в сплошную массу. Мощные
магнолии и мыльные деревья охватывали сад глухой стеной. А напротив дома, в
дальнем конце, высилось нечто необыкновенное: как растопыренная рука,
торчали из земли пять белых желобчатых колонн, сообщая всему вокруг вид
древней, навещаемой призраками руины; дикий виноград карабкался по этим
ненадежным опорам, а о среднюю колонну точил когти тигровый кот.
Джоула.
наподобие этих. Мисс Кадински сказала, что у меня получилось лучше всех, и
повесила рисунок на доску объявлений, - похвасталась она. -... Колонны...
Рандольф их тоже обожает; они были частью старой боковой террасы, -
продолжала она задумчиво. - Анджела Ли - молодая невеста, только что из
Мемфиса, а я ребенок, младше тебя. Вечерами мы сидели на боковой террасе,
пили вишневую воду, слушали сверчков и ждали восхода луны. Анджела Ли
вышивала шаль для меня - как-нибудь ее увидишь, Рандольф накрыл ею стол у
себя в комнате... обидно, пропадает вещь. - Она говорила так тихо, как будто
обращалась только к себе самой.
стекле. - Это случилось в декабре за неделю до Рождества, и в доме не было
никого, кроме Джизуса Фивера, а он уже тогда был совсем стариком. Никто не
знает, как начался пожар и как кончился; вспыхнул ни с того ни с сего,
уничтожил столовую, музыкальную комнату, библиотеку... и погас. Никто не
знает.
наверно.
балы; небольшие, конечно, - Анджела Ли немногих принимала из местных... И
все уже умерли, кто бывал на ее вечерах; мистер Кейси, насколько я знаю,
скончался в прошлом году, а он был последний.
комнату и танцоров ("Анджела Ли играла на арфе, - говорила мисс Эйми, -
мистер Кейси на рояле, Джизус Фивер на скрипке, хотя он нигде не учился, а
Рандольф-старший пел - самый красивый мужской голос в штате, так все
считали"), но ивы были ивами, золотарник - золотарником, а танцоры - умерли,
исчезли. Полосатый кот проскользнул под сиренью, скрылся в высокой траве, и
сад остекленел, затаился, замер.
угостит Миссури.
светом, наподобие того, какой нацеживается в комнату во время дождя. Обои,
как можно было догадаться, кроваво-красные в прошлом, выцвели во фреску из
багровых волдырей и географических пятен. Дверей, включая Джоулову, было в
коридоре четыре - внушительных дубовых дверей с тяжелыми бронзовыми ручками,
- и Джоул подумал: какая из них, если ее открыть, приведет к отцу?
Пожалуйста, скажите, мне можно его увидеть?
перчатке по изогнутым темным перилам, и каждая ступенька вслух отмечала
изящество ее шажков. Седая прядь в ее блеклых волосах напоминала молнию.
Лестница привела в круглый зал, который он запомнил со вчерашней ночи; здесь
зеркало в рост замкнуло его голубоватое отражение; зеркало как в комнате
смеха: Джоул колыхался медузой в его искривленном пространстве. Зал был уныл
и не обставлен: только кедровый комод да керосиновый фонарь на нем. Слева -
арка, за нею - сумрак большой загроможденной гостиной; справа лиловый
бархатный занавес со многими потертостями, блестящими как иней на зимней
траве. Она прошла сквозь него, раздвинув складки. Еще один холл, еще одна
дверь.
застеленным клетчатой клеенкой, а мисс Эйми вышла на заднее крыльцо и
закричала: "Эгей, Миссури", - как старая совка.
но темноватая, всего с одним окном - и за ним плотно сомкнулись меховые
листья инжира; к тому же и дощатые стены были сине-серые, цвета пасмурного
неба, и печь, дровяная реликвия, где сейчас плясал огонь, была черной, и
черным - конус дымохода, уткнувшийся в низкий потолок. Вытертый линолеум на
полу, как в кухне у Эллен, - и это было единственное, что напомнило Джоулу
дом.
что, если отец уже видел его? Вообще, следил за ним с самого приезда, и даже
в эту минуту за ним наблюдает? Такой старый дом должен быть весь продырявлен
тайными ходами, и в картинах вместо глаз на самом деле глазки. И отец
думает: этот пигмей - самозванец; мой сын был бы выше, сильнее, красивее,
наряднее. Что, если он сказал мисс Эйми: дайте этому маленькому обманщику
поесть и пусть идет своей дорогой? Боже, добрый, милостивый, куда идти-то? В
дальние страны, сделаться там шарманщиком с обезьянкой, одетой
по-кукольному, или слепым уличным певцом, или нищим продавать карандаши?
больше пяти секунд?
скисшим от раздражения лицом и грациозная молодая негритянка с охапкой
щепок, которые она сбросила в ящик у плиты. За этим ящиком Джоул увидел
майорский чемодан.
Джоул.
пожаловать... - она уронила сковороду, - в Лендинг.
ждут серьезные осложнения. Какой грохот: Рандольф выйдет из себя.
накормят. Но не объедайся - по воскресеньям мы рано ужинаем.
Джоулу в глаза:
Секретной девятки Сент-Дивал-стрит для блага и смущения посторонних.
собрания, - объяснила мисс Эйми.
нас.
его занимало сейчас более важное дело:
ваша встреча - ему очень трудно разговаривать. Но если ты хочешь, - она
развела руками, - я спрошу.
мамалыгой, политой мясным соусом.
- Только на прибавку не надейся - в спину вступило, хоть ложись и помирай.
Глаз не сомкнула всю ночь: у меня простреливание началось с детства,
лекарства столько перепила, что целый флот потонет, а пользы - кот наплакал.
Тут подальше на дороге колдунья жила, миссис Гас Хьюли, делала хороший
волшебный отвар - этот помогал несколько. Белая дама, такое несчастье
потерпела. Упала в старую индейскую могилу, а вылезти не смогла - ветхая вся
уже.
уверенно и бесшумно расхаживала босиком по кухне, и в свободной, текучей
походке ее была прекрасная, царственная чувственность. Она была узкоглаза и
черна, как старая чугунная плита; курчавые волосы стояли дыбом на ее голове,
как будто она увидела привидение, а губы были толстые и фиолетовые. Длина ее
шеи заставляла задуматься, потому что это был каприз природы, настоящий
человек-жираф, и Джоул вспомнил фотографии, некогда вырезанные из "Нэшнл