Шаллер был женат на ней уже двадцать два года, и такой почтенный для брака
срок отнюдь не омолаживает женщину. Тем более что душа Елены тяготела к
феминизму: на свою внешность ей было наплевать, она ходила простоволосая,
лишь изредка затягивая волосы на затылке в пучок. Про всякие пудры и румяна
Белецкая забыла на второй год супружества. Лицо ее было бледным, с редкими
веснушками, в общем, лицо какой-нибудь прибалтийской немки.
крайне редкую и дорогую породу лошадей - крейцеровскую. Крепкий мужчина с
военным опытом, он был во всем педантичен до мелочей. Не терпел, когда
что-нибудь из вещей лежало не на своем месте и когда спаривание лошадей
происходило не в намеченный час.
двадцатилетней девушкой, она уже на все имела свое мнение. На политическую
ситуацию в мире и на отношения полов - на все существовала твердая позиция.
женщине разрешалось произносить официальное слово в парламенте или Думе, то
мир бы уже не существовал в прежних границах. Женщины бы разделили его
поровну, с одинаковым количеством озер и морей, чтобы всем достались леса и
пастбища, чтобы у любого негра или нанайца имелся кусок хлеба и охапка сена
для сна.
спину так прямо, что казалась балериной, истерзавшей себя у станка.
Ну, конечно, за исключением физиологии, - поправилась девушка.
логически думать, как и мужчина. Докажите мне обратное!
глупо и безнравственно.
идете той же дорожкой.
серьезе, что Шаллер не удержался и поцеловал девушку в губы. Та слегка его
оттолкнула и, покачивая головой, сказала:
поцелуях?
дети.
делах, - пояснил Шаллер. - Его толкает к женщине инстинкт, первобытный
инстинкт, и так будет во все времена, как мне кажется. А женщина лишь
покорно ждет, когда мужчина пожелает продлить род.
губы.
Белецкой пояснил: - Пожелайте сами продления рода. Берите инициативу! Не
можете?!
сложившейся ситуации и не может его найти, но все же не спешил переводить
все в шутку, наслаждался, как зритель в балагане, неприличным зрелищем.
волновался чрезмерно, но сдаваться не собирался.
имелось свободное пространство, посередине которого стояла софа и лежала на
траве раскрытая книга.
выказывать волнения. В этой ситуации нельзя было разобрать, кто больше
волнуется - молодой человек, уже имевший кое-какой опыт в сферах любви, или
девушка, фанатически убежденная в своих максималистских идеях и не
собирающаяся от них отказываться даже под страхом потери стыда.
приманивая к себе подружку.
крохотных пуговок на платье. Лицо ее было красным, как предзакатное
солнце...
нижнее белье. Шаллер хотел было отвернуться, но что-то в нем выпрямилось
стальным прутом и заставило смотреть на Елену почти нагло. Девушка, в свою
очередь, не поднимала глаз на Генриха и непослушными руками пыталась
расстегнуть кружевной лифчик. Наконец ей это удалось, и из чашечек
выскользнули две маленькие неразвитые грудки с бесцветными сосками и кое-что
еще - матерчатые подушечки.
феминистка!
стыдливое раздражение, она не помнила, что обнажена наполовину, и,
согнувшись, почти разрывала тонкую ткань на бедрах.
шея. Он видел, что девушка практически забыла о нем и все внимание ее
сосредоточено на последнем оплоте стыда. Он также подумал о том, что,
раздевшись в первый раз донага перед мужчиной при свете солнечного дня,
девушка теряет стыд навсегда... Шаллер моргнул, и когда вновь посмотрел на
Елену, то увидел ее совершенно голой. Она стояла все с той же прямой спиной
и, опустив руки по швам, с каким-то отчаянием смотрела на Генриха. Кожа у
нее была белая, сметанная, с голубенькими прожилками на бедрах. Почти
слепили своей рыжиной завитки внизу живота, как будто плеснули золотом. Он
понял, что любит ее и страстно желает... Когда все кончилось и Елена лежала
на софе, прикрыв золото внизу живота Шопенгауэром, Генрих незаметно поднял
из травы матерчатые подушечки и сунул их в карман брюк.
который обычно ел молча, глядя в свою тарелку.
усы.
ускользнуло, что тот побледнел и очень волнуется.