Знакомы ли они с предметом в достаточной мере?
тверд в своей вере. Наверное, так оно и было: я готовился все увидеть
собственными глазами и авансом презирал людей, которые познают истину из
книг, а не из своего опыта. Нарочито грубо я послал воспитателя подальше
- мне нечего было терять. Он по-жабьи выпучил глаза и раздул щеки в
бессильной злобе. Считается, что вечным людям нечего опасаться,
поскольку их жизнь в безопасности, но и мне бояться было нечего, потому
что я смотрел на мир глазами покойника. Нельзя отнять то, чего нет. Моя
жизнь уже не принадлежала мне - я заранее сдал ее на тот свет под
расписку и теперь как бы потрясал полученной взамен нее бумажкой,
дававшей мне право на бесшабашность.
выпускных экзаменов. К самим экзаменам я, кстати, не готовился. Зачем?
Пустая трата времени. Целыми днями я сибаритствовал в кровати,
прогуливая занятия, и в буквальном смысле слова плевал в потолок. У меня
была такая игра: доплюнуть до потолка, а если не получится - увернуться
от падающего плевка. Можно было, конечно, убивать время более интересно,
например, по утрам гонять мяч на спортплощадке, а по вечерам гулять с
девчонками, но это так же, как экзамены, представлялось мне суетой. Мое
мировосприятие тяготело к биполярному экстремизму: или высшая польза или
никакой. Высшей пользы я ни в чем, кроме своей грядушей смерти, не
находил, и потому мне нравились чисто бесполезные занятия.
было неожиданно потревожено, когда по Интернату распространился слух,
будто Приемная комиссия будет выдавать аттестаты только тем, у кого
идеальное здоровье. Таланты и способности больше не имеют решающего
значения, достаточно не завалить экзамены и пройти медицинскую комиссию.
В догонку первому слуху прошел второй: медкомиссия будет очень строгой и
врачам дано указание забраковывать даже тех, кто страдает плохим зрением
или у кого не в порядке зубы. Отличники-очкарики, сломавшие глаза на
штудировании учебников, тотчас приуныли, а кровь-с-молоком дебилы,
напротив, впервые за много лет воспряли духом. На переменах между
уроками появилось новое развлечение: рослые жизнерадостные парни, не
отягощенные губительным для здоровья интеллектом, которых раньше никто
не замечал как вполне заурядных, загоняли в угол яйцеголовых "доходяг",
хватали их широкой ладонью одной руки за нижнюю челюсть, двумя пальцами
другой руки зажимали нос и орали в ухо: "Больной, покажите зубки!"
Причем, вытворяли это те самые подростки, которым ранее принято было за
глаза сочувствовать в их отсталости и которых никто из деликатности не
упрекал в природной тупости.
душу на страдания. Так, наверное, бывает с матросом, выпавшим за борт
корабля в открытом океане. Сначала он в отчаянии пытается догнать
корабль, хотя сразу должно быть понятно, что это бесполезно, затем он
поднимает крик в надежде, что его услышат и спасут, а когда до него
доходит, что корабль ушел, не заметив потери члена экипажа, медленно,
экономя силы, плывет в сторону берега. Через несколько часов он,
наконец, с горечью осознает, что это бессмысленно, потому что берег
слишком далеко, а еды и пресной воды у него нет, и смерть от голода и
жажды неминуема. Солнце палит голову, волны хлещут в лицо, ноги сводит
холодом, а перед глазами мерещатся акульи плавники. Положение безвыходно
и впадать в истерику нет смысла, но он все же не удерживается и рыдает
над собой, теряя вместе со слезами ценную для организма жидкость,
которую нечем восполнить среди необъятных просторов соленого океана.
звезд. Человек смиряется со своей скорой гибелью и, оставив бесплодные
хлопоты и переживания, наслаждается последними минутами своей жизни. Он
лежит на спине, широко расставив руки, плавно покачивается на волнах и
любуется грандиозной небесной картиной. Он восхищается величием космоса.
Только теперь до него доходит, что кроме него самого и ему подобных,
кроме океана и Земмли, есть бесконечное множество миров, которые он
видит ВСЕ и ВСЕ СРАЗУ. Ну, если не все, то половину, но и эта половина
затмевает собой все его проблемы и страдания, потому что в далеких
мирах, как и в нашем, рождаются и умирают, радуются и страдают, но вот
одна ничтожная песчинка, беспомощное существо, обреченный на смерть
организм смотрит в космос глазами Бога, потому что видит сразу все миры,
и перед ним предстает неподвижная гармония... Но с этой гармонией что-то
диссонирует, нечто суетное, какой-то посторонний шум... Матрос
поворачивает голову в сторону и видит проплывающий неподалеку круизный
лайнер. Его палубы сверкают праздничными огнями, слышна веселая музыка,
иллюминаторы светятся уютом - и матрос, оставив мириады небесных миров,
бросается к этим милым его сердцу огням, к родным электрическим лампам,
к кипяченой воде, к горячей пище и к милосердным врачам. Он сучит ногами
по воде, орет благим матом и машет руками, пытаясь повыше подпрыгнуть.
Заметят ли его с корабля? Маловероятно, но... есть шанс, а пока у
человека есть шанс, он будет отчаянно бороться за свое существование.
выжить, я забыл всю свою возвышенную философию и стал тривиально
барахтаться в людском море. Я засел за учебники и все свободное время
зубрил математические формулы и правила правописания, я прислушивался к
своему организму, не колет ли в боку или под лопаткой, я ежечасно
проверял пульс, и меня охватывала паника, если он отклонялся от нормы
хотя бы на пять ударов в минуту. Но странное дело: чем больше я боролся
за свою жизнь, тем меньше был уверен в успехе.
предупреждения и в любую минуту. Сидел ли я за партой на уроке, мылся ли
в душе, обедал ли в столовой, стучал ли теннисным мячом об стенку -
Страх всегда был начеку, и стоило мне чуть расслабиться и забыть о его
существовании - он тут же напоминал о себе, сдавливая мне горло своей
мягкой, как у кошки, но сильной лапой. На какую-то секунду я задыхался и
в глазах темнело, затем спазм очень быстро проходил, но Страх неизменно
давал понять, что уходит не далеко и не навсегда.
приходить ко мне по ночам, и я просыпался с холодным телом в необычной
позе - со сложенными на груди руками и скрещенными ногами. На следующий
день после первого такого случая я узнал из учебника истории, что именно
в таком положении в древности покойников клали в "грооб" - варварское
приспособление в форме деревянного ящика, который вместе с мертвецом
заколачивали и закапывали в землю. Это неприятное открытие только
подтвердило неумолимую реальность моего первобытного Страха - он
распоряжался моим телом даже когда я спал и не мог думать о нем. Вместе
с тем, я был благодарен Спасителю за то, что родился в такое счастливое
время: если я и умру, мое тело не съедят мерзкие жирные черви, как
сожрали они тела моих далеких предков, - после кремации оно легко
разлетится по всему миру миллионом быстрокрылых пепельных мотыльков.
всех выпускников из двух последних классов собрали в конференц-зале.
Набралось около сорока человек. На трибуну поднялся директор и объявил,
что по решению правительства в этом году в качестве эксперимента
аттестаты будут выдавать только тем, кто пройдет медицинскую комиссию.
Причем распорядок такой: сначала медкомиссия, а потом экзамены по
пройденным предметам. В конце своей короткой речи директор разъяснил
смысл этого важного государственного решения: население Земмли стареет,
число больных людей увеличивается и медицинские учреждения перегружены.
В зале повисла тяжелая тишина: подростков-выпускников явно не устраивало
то, что ценой своей жизни они должны разгрузить больницы и тем самым
облегчить лечение стариков. Директор, видимо, почувствовал напряжение:
он быстро закруглился, объявив, что завтра с утра все должны явиться в
поликлинику с анализами мочи и кала, скороговоркой пожелал нам успеха и
поспешно ретировался.
поликлинику. Парней собрали на первом этаже, девушек на втором. Всем
приказали раздеться. Когда мы сбросили одежду и посмотрели друг на
друга, то не смогли сдержать хохота: двадцать молодых голых мужиков, и у
каждого в одной руке запотевшая от теплой мутно-желтой жидкости баночка,
а в другой - обернутая в тетрадочный лист и перетянутая резинкой
подванивающая коробочка. Так мы надрывали животы от смеха, пока из
кабинета не вышла медсестра в белом халате и буднично сказала:
"Заходите". Все двадцать человек тревожно переглянулись: никто не хотел
идти первым. Воспитатель встрепенулся - он понял, что совершил ошибку,
не составив заранее списка, и стал загонять в кабинет ближнего к двери.
Остальные отшатнулись к противоположной стене. Несчастный парень,
случайно оказавшийся крайним, заупирался: он категорически отказывался
быть первым, настаивая на том, чтобы вызывали по алфавиту. Те, чьи имена
были на первую букву, в ответ зароптали, и поднялся шум. Так мы спорили
с воспитателем минуты три, пока не открылась дверь кабинета и строгий
нахмуренный доктор со стетоскопом на шее заорал:
пропускать другого впереди себя.
забилось радостно: еще немного, и с мучительной неопределенносеще
немного, и с муч
крупные и мускулистые, увереннные в своем здоровье парни. Они, очевидно,
решили, что мы с Игором ломанулись вперед из "мачизма", и поспешили