месте? Хочешь, я спрячу ее у себя в сейфе?
смотрели в глаза Кино. Он был уверен, что жемчужина спрятана в хижине, и
следил, не взглянет ли Кино на то место, где она зарыта.
ее продашь,- сказал доктор и заметил, что Кино невольно метнул взгляд на
пол, к угловой стойке хижины.
на корточки у тлеющих в ямке углей и стал прислушиваться к ночным звукам
- к шороху легкой прибрежной волны и лаю собак где-то вдалеке, к шелесту
ветерка на крыше тростниковой хижины и к приглушенным голосам соседей,
доносившимся из других хижин поселка. А голоса не умолкали, потому что
сон у этих людей прерывистый: они проснутся среди ночи, поговорят и
опять засыпают. И, посидев у тлеющего костра еще несколько минут, Кино
встал и подошел к двери.
крадется ли кто, и его глаза впивались в ночную темноту, ибо Песнь зла
не стихала, а вместе с ней не стихали ни гнев, ни страх в сердце Кино.
Приглядевшись, прислушавшись к ночи, он вернулся в хижину, подошел к
угловой стойке, откопал жемчужину и, вырыв под циновкой другую ямку,
положил се туда и прикрыл сверху землей.
и когда он спрятал жемчужину, она спросила:
ящик, подвешенный к потолку, а взяла его к себе и прикрыла ему лицо свой
шалью. И вскоре в ямке для костра один за другим погасли все угольки.
научился читать и что теперь он, его сын и сын его народа, расскажет
своему отцу всю правду. Койотито читал книгу - огромную, величиной с
дом, буквы в ней были большие, каждая величиной с собаку, и слова
скакали и резвились по ее страницам. А потом на книгу упала густая тень,
и сейчас же вслед за этим снова зазвучал злой напев, и Кино беспокойно
заворочался во сне, и при первом же его движении глаза у Хуаны
открылись. Кино проснулся, но злой напев все еще пульсировал у него в
ушах, и он
лежал в темноте, насторожившись всем своим существом.
что, может статься, это только почудилось ему, затаенный шорох,
бесшумная поступь, почти невнятное "х-х" сдерживаемого дыхания. Кино сам
перестал дышать, прислушиваясь, и он знал: то темное, что таится в его
доме, тоже не дышит и тоже прислушивается. Минуту-две в дальнем углу
хижины все было тихо. Кино мог бы подумать, что он ошибся. Но рука Хуаны
предостерегающе подкралась к его руке, и тут звук послышался снова:
шорох шагов по утоптанному полу и царапанье пальцами по земле.
страхом, как всегда,- гнев. Рука его метнулась к груди, туда, где висел
на шнурке нож, и он вскочил с циновки и, хрипя, фыркая, как разъяренная
кошка, бросился на то темное, что таилось в углу его дома. Он нащупал
рукой мягкость ткани, ударил ножом, промахнулся, снова ударил,
почувствовал, что нож распорол ткань, и тут мозг ему пронзило молнией, и
его обожгло взрывом боли. Шорох у порога, быстро удаляющийся топот ног-и
все стихло.
зов Хуаны:
так же стремительно, как минуту назад гнев, и он сказал:
раскопала в золе уголек, бросила на него разорванных кукурузных листьев,
подула на них, и по хижине заплясали маленькие отсветы огня. А потом
Хуана достала из потайного места огарок священной свечки, зажгла его и
поставила на камень у костра. Хуана двигалась быстро и тихо напевала все
время. Она намочила край своей шали в воде и вытерла Кино кровь со лба.
холодные, и ненависть росла в нем.
сжались тонкой полоской.
нас! - В голосе Хуаны зазвучали пронзительные нотки.- Выбрось ее. Кино.
Давай раздавим ее жерновом. Давай закопаем ее и забудем то место. Давай
бросим ее назад в море. Она несет с собой беду. Кино, муж мой! Она
погубит нас!- И в отблесках огня, плясавшего по хижине, губы и ресницы
Хуаны дрожали от страха.
могло поколебать.
учиться в школе. Он должен разорвать путы, которые держат нас.
сыну.
жемчужину, и все, что в ней есть недоброго, уйдет, останется только
хорошее. Молчи, жена.- Его темные глаза хмуро уставились на огонь, и тут
он впервые почувствовал, что все еще держит нож в руке, и, взглянув на
стальное лезвие, увидел на нем узкую полоску крови. Секунду он
колебался, а потом, вместо того чтобы вытереть нож о брюки, счистил с
него кровь, ударив им в землю.
рассвет был близок. Утренний ветер покрывал рябью гладь речного устья,
шелестел листвой мангровых деревьев, и маленькие волны все чаще и чаще
набегали на мелкую ракушку прибрежной кромки. Кино приподнял циновку,
откопал свою жемчужину и положил ее перед собой.
обманула его своей прелестью. Она была такая красивая, такая нежная, и у
нее была своя песнь песнь, полная обещаний, сулящая радость, надежное
будущее, покой. Ее теплое свечение было как целебное снадобье на
саднящую рану, как стена, ограждающая от обид. Она навсегда захлопывала
дверь перед голодом. И по мере того, как Кино смотрел на нее, взгляд у
него становился все мягче и напряженность сходила с лица. Он видел
маленькое отражение огарка в серебристой поверхности жемчужины, он
слышал чудесную песнь подводного царства, музыку рассеянного зеленого
света на морском дне. Взглянув на него украдкой, Хуана увидела, что он
улыбается. И так как они были все же одним существом, одной волей, она
улыбнулась вместе с ним.
-==IV==-
следит и за самим собой, и за отдельными единицами, составляющими его
целое. Если мужчина, женщина, ребенок живет, придерживаясь раз и
навсегда установленных правил, и не нарушает обычаев, не отличается от
других мужчин, женщин и детей, не идет на риск новизны, не страждет
каким-нибудь недугом и не грозит ни душевному покою, ни размеренному
течению жизни города, тогда эта единица пребывает в неизвестности и
ничем не дает знать о себе. Но пусть только кто-нибудь один сделает шаг
в сторону от рутины мысли или от раз заведенного, надежного порядка
вещей, и нервы горожан сейчас же отзовутся на это, нервная система
города сейчас же придет в действие. И тогда каждая отдельная единица
сообщается с другими такими же единицами.
днем Кино пойдет продавать свою жемчужину. Это стало известно соседям в
тростниковых хижинах и ловцам жемчуга; это стало известно в китайских
бакалейных лавках; это стало известно в церкви, потому что служки
перешептывались между собой, делясь последней новостью о жемчужине. Слух
об этом дошел и до монахов; нищие на церковной паперти обсуждали его,
ибо им-то наверняка предстояло вкусить от первых плодов удачи, выпавшей
на долю Кино. Мальчишки встретили эту новость восторженными криками, но
больше всех она взволновала скупщиков жемчуга, и когда день наступил,
каждый скупщик уже сидел у себя в конторе наедине со своим черным
бархатным лотком и кончиками пальцев катал по нему жемчужины и заранее
репетировал свою роль в предстоящем событии.
каждый сам по себе и перехватывают друг у друга жемчужины, которые
приносят им на продажу. И когда-то действительно так и было. Но этот
порядок не оправдал себя, ибо, горячась, скупщики частенько
переплачивали ловцам жемчуга, и мириться с таким расточительством в
конце концов не пожелали. В дальнейшем остался только один
скупщик-многорукий скупщик, и люди, которые сидели по своим конторам в
ожидании Кино, знали заранее, сколько они предложат за его жемчужину,
сколько надбавят и на какие пойдут ухищрения, чтобы сбить цену. И хотя
эти скупщики работали не на процентах, а получали только свое жалованье,
их трепала лихорадка, ими владел охотничий азарт, потому что человек,
которому по роду его занятий надлежит сбивать цену, торгуется с
радостью, с восторгом и сбивает ее настолько, насколько это удается ему.
И так всякий из нас на любом жизненном поприще действует в полную меру
своих способностей и выполняет все от него зависящее, что бы мы там ни