добирая в рот зеленый стебелек, смотрит на нас ровно столько времени,
сколько уходит на добирание в рот этого стебелька.
на сванской башне". Почему-то раздражало, что она опять обогнала нас.
Зарождалось предчувствие того, что она и впредь всегда будет обгонять меня и
выходить навстречу с некоторого возвышения.
а может быть, и подъемных средств, взгромоздить его куда-нибудь наверх.
Позже, когда пианист подыгрывал музыкантам, и особенно певцу, который стоял
на середине глыбины, сверкая своими концертными туфлями, он, пианист, высоко
задирал голову, и тогда казалось, что он кивает козлотуру: дескать, пошли?
Пошли!
наш знаменитый певец по имени Арменак. Сейчас на нем был роскошный
бледно-зеленый костюм, в котором он, и без того высокий и худой, выглядел
особенно длинным. Его вытянутое тело увенчивалось маленькой смугленькой
головкой с глубокими глазными впадинами, откуда высверкивали зрачки,
источавшие сухой жар неопасного вокального безумия.
дядюшка Вартан. Нашими ребятами было замечено, что он всегда раздражается,
если у него спрашивают, где он купил или шил этот костюм. Он считал, что
достаточно бросить беглый взгляд на его костюм, чтобы сразу было видно, что
он ОТТУДА. Заметив за ним эту слабость, ребята стали подговаривать своих
знакомых, чтобы они у него спрашивали, где он купил свой костюм, и, если за
вечер это повторялось три-четыре раза, он приходил в бешенство.
бесплатно владевшего великолепными средиземноморскими пейзажами, и
необычайной прожорливостью человека, столь же долго, а может, еще дольше,
голодавшего.
оклеивал газетами стены и пол ванной комнаты из какой-то патологической
брезгливости. При всем этом надо сказать, что он имел очень хороший голос и
слух и с необычайной быстротой, свойственной истинным авантюристам, в том
числе и средиземноморским, овладел русским языком. Правда, говорил он
по-русски с греческим и турецким акцентом одновременно, потому Что вырос на
Кипре. Сам приезд свой сюда он, ссылаясь на вечную вражду греческих и
турецких киприотов, объяснял так:
уселся во главу стола, посадив направо от себя московского гостя, по левую
руку -- дядю Сандро. Потом, после небольшой заминки, рядом с товарищем из
Москвы был посажен Автандил Автандилович, а рядом с дядей Сандро
представитель северокавказских турокозов так, что тот очутился как раз
напротив Платона Самсоновича, таким образом, и в графике застолья как бы
повторилась их научная непримиримость.
руководящих работников, дескать, теперь сами разберитесь и рассядьтесь в
порядке угасания ответственности ваших должностей. Дюжина сравнительно
мелких начальников, то есть представители предприятий, представлявшие своих
передовиков производства, а также работники городского профсоюза, глядя друг
на друга, туговато и неохотно осознавая степень угасания ответственности
своих должностей, постепенно разобрались и расселись.
художник, написавший "Козлотура на сванской башне", а рядом с художником
сидел Вахтанг Бочуа, ныне директор художественного салона, переброшенный на
эту работу для умиротворения склочного племени художников.
когда-то своей нежной дружбой, как ты здесь оказалась?
раньше, и он в знак протеста на глазах у ее матери выпил флакон йода, и его
отвезли в больницу, откуда он через три дня возвратился победителем.
следующий раз, и потому что знал, что никогда не смогу угрожать кому-либо
своим трупом.)
словно угрожая в случае необходимости удвоить или утроить порцию йода.
поступок его был алкогольной истерикой, и, окажись у ее матери под рукой
стакан водки, он бы охотно обменял его на склянку с йодом... Впрочем, все
это теперь не имело никакого значения.)
Автандиловича, и он, конечно, согласился. Я поймал взглядом взгляд дяди
Сандро и по его невозмутимому взгляду понял, что он хочет сказать. А хотел
он мне сказать, что он, как настоящий профессионал, привыкший к настоящим
мастерам застолья, и не хотел бы сейчас руководить этим разношерстным столом
расхлябанных любителей. Он пристально вглядывался в меня, пока не убедился,
что именно эту мысль я правильно прочел в его глазах.
добром это не кончится, что мне надо быть поосторожней с товарищем из
министерства, который, пока я к ним приближался, уже блестел на меня своими
враждебными очками. А между тем простодушный Абесаломон Нартович что-то ему
шептал про меня, видно, что-то хорошее, потому что враждебность роговых
очков явно усиливалась.
усадили рядом с товарищем из министерства, и я почувствовал, как он с
ненавистью сжался, чтобы не притрагиваться ко мне, и я сам сжался, чтобы
как-нибудь не прикоснуться к нему.
вместе учились в институте. Это, как я заметил сейчас, придавало их
отношениям оттенок осторожного панибратства. Не отцепляясь от привязи своих
сегодняшних должностей и не слишком натягивая эту привязь, они время от
времени подходили к зоне студенческих воспоминаний, вынюхивали оттуда
какое-нибудь усохшее событие и, выразив вялые восторги по поводу его
благоухания, возвращались в обозримую повседневность.
знаменитый певец, стоя на скальном уступе, пропел ее в ритме танго. Он ее
пел во всех танцевальных ритмах.
поклокатывая от амбиции, -- хорошо схвачена наступательная сущность...
танцующими, -- всюду поют... Даже по "Маяку" передавали...
высокой толстой шее, уставился он на меня очками.
песне о козлотуре. Но, так как я не мог быть к ней лояльным, а внутренний
цензор сосредоточился на формальном значении моего ответа, мое истинное
отношение затаилось в интонация кроткого издевательства, которое я не сразу
осознал, а, осознав, уже не мог перестроиться.
клокоча от сдерживаемой ярости. И тут вдруг я понял, что он уже где-то
нализался. Он плохо контролировал себя: ярость выплеснулась раньше, чем я
успел ему подбросить повод.
приказа никогда и не стал бы высказываться перед таким значительным лицом.
я наконец подброшу повод душащей его ярости, -- или вы согласны, или вы...
мне всем туловищем.
столом. Абесаломон Нартович напоминал мне о своем нежелании рисковать
субсидиями.
Сандро, более откровенно передавая желание Абесаломона Нартовича.
глаза.
знает, что может думать нормальный человек обо всех этих кампаниях и песнях,
воспевающих эти кампании. Так что же ему надо узнать? Выяснить степень
страха перед ним, получить истинное эстетическое наслаждение этим страхом и
заручиться этим же страхом для проведения будущих кампаний -- вот что ему
нужно...
глаза. И не только опустил. Одновременно с этим, как-то угрюмо надувшись, он
сделал самое неожиданное, но и самое точное, как я потом понял. Он тихо
протянул руку и убрал с моей рубашки какую-то соринку, может быть,
символическую. Это был великолепный семейственный жест, жест признания
кровного родства, протягивающего руку над любыми спорами, тайно извиняющийся
жест. Жест, как бы говорящий: конечно, в споре я мог погорячиться, но ты
видишь, когда дело доходит до реальной пылинки (волосинка, соринки) на твоей
рубашке, тут я запросто протягиваю руку и снимаю, сдуваю или стряхиваю эту
зловредную пылинку.
оттянет. Мои подозрения полностью оправдались. Конечно, это было рискованно.
Но, по-видимому, он решил, что у меня есть какая-то спина, что недаром ко
мне Абесаломон Нартович хорошо относится.
что я один знал его тайное призвание и ценил именно это в нем. Он, в
сущности, балагур, настоящий народный сказитель, и, чуть бывало разойдется
за столом, мгновенно забывает тот неписаный устав, по которому он во