замуж. Но я сразу поняла свою ошибку. Он взял у приятеля костюм, чтобы
надеть на свадьбу, а мне про это и не заикнулся. Через несколько дней -
его как раз не было дома - приятель приходит и просит вернуть костюм. "Вот
как, это ваш костюм? - говорю я. - Первый раз слышу". Но костюм все-таки
отдала, а потом бросилась на постель и ревмя ревела до самой ночи.
Одиннадцать лет они так и живут над этим гаражом. А у нее даже ни одного
дружка не было до Тома.
только Кэтрин не проявляла к ней интереса, уверяя, что ей "и так весело".
Том вызвал швейцара и послал его за какими-то знаменитыми сандвичами,
которые могли заменить целый ужин. Я то и дело порывался уйти; мягкие
сумерки манили меня, и хотелось прогуляться пешком до парка, но всякий раз
я оказывался втянутым в очередной оголтелый спор, точно веревками
привязывавший меня к креслу. А быть может, в это самое время какой-нибудь
случайный прохожий смотрел с темнеющей улицы в вышину, на наши освещенные
окна, и думал о том, какие человеческие тайны прячутся за их желтыми
квадратами. И мне казалось, что я вижу этого прохожего, его поднятую
голову, задумчивое лицо. Я был здесь, но я был и там тоже, завороженный и
в то же время испуганный бесконечным разнообразием жизни.
на меня вдруг полился рассказ о ее первой встрече с Томом.
которые всегда занимают в последнюю очередь. Я ехала в Нью-Йорк к сестре и
должна была у нее ночевать. Том был во фраке, в лаковых туфлях, я просто
глаз не могла от него отвести, но как только встречусь с ним взглядом,
сейчас же делаю вид, будто рассматриваю рекламный плакат у него над
головой. Когда стали выходить из вагона, он очутился рядом со мной и так
прижался крахмальной грудью к моему плечу, что я пригрозила позвать
полицейского, да он мне, конечно, не поверил. Я была сама не своя, - когда
он меня подсаживал в машину, я даже не очень-то разбирала, такси это или
вагон метро. А в голове одна мысль: "Живешь ведь только раз, только раз".
смехом.
совсем перестану его носить. Завтра я куплю себе новое. Нужно мне
составить список всех дел, которые я должна сделать завтра. Массаж, потом
парикмахер, потом еще надо купить ошейник для собачки, и такую маленькую
пепельницу с пружинкой, они мне ужасно нравятся, и венок с черным шелковым
бантом мамочке на могилку, из таких цветов, что все лето не вянут.
Непременно нужно все это записать, чтобы я ничего не забыла.
оказалось, что уже десять. Мистер Мак-Ки спал в кресле, раздвинув колени и
положив на них сжатые кулаки, точно важный деятель, позирующий перед
объективом. Я достал носовой платок и стер с его щеки засохшую мыльную
пену, которая мне весь вечер не давала покоя.
от времени принимался тихонько скулить. Какие-то люди появлялись,
исчезали, сговаривались идти куда-то, теряли друг друга, искали и снова
находили на расстоянии двух шагов. Уже около полуночи я услышал сердитые
голоса Тома Бьюкенена и миссис Уилсон; они стояли друг против друга и
запальчиво спорили о том, имеет ли право миссис Уилсон произносить имя
Дэзи.
повторять, пока не надоест. Дэзи! Дэ...
разбил ей нос.
женщин и надсадный, долгий крик боли, вырывавшийся из общего шума. Мистер
Мак-Ки очнулся от сна, встал и в каком-то оцепенении направился к двери.
На полдороге он обернулся и с минуту созерцал всю сцену: сдвинутая мебель,
среди нее суетятся его жена и Кэтрин, браня и утешая, хватаясь то за одно,
то за другое в попытках оказать помощь; а на диване лежит истекающая
кровью жертва и судорожно старается прикрыть номером "Таун Тэттл"
гобеленовый Версаль. Затем мистер Мак-Ки повернулся и продолжал свой путь
к двери. Схватив свою шляпу с канделябра, я вышел вслед за ним.
вздыхая и охая, ехали на лифте вниз.
заметил, что прикасаюсь к нему.
папкой в руках.
"Бруклинский мост"...
и таращил слипающиеся глаза на утренний выпуск "Трибюн" в ожидании
четырехчасового поезда.
ГЛАВА III
Летними вечерами на вилле у моего соседа звучала музыка. Мужские и
женские силуэты вились, точно мотыльки, в синеве его сада, среди
приглушенных голосов, шампанского и звезд. Днем, в час прилива, мне было
видно, как его гости прыгают в воду с вышки, построенной на его причальном
плоту, или загорают на раскаленном песке его пляжа, а две его моторки
режут водную гладь пролива Лонг-Айленд, и за ними на пенной волне взлетают
аквапланы. По субботам и воскресеньям его "роллс-ройс" превращался в
рейсовый автобус и с утра до глубокой ночи возил гостей из города или в
город, а его многоместный "форд" к приходу каждого поезда торопливо бежал
на станцию, точно желтый проворный жук. А в понедельник восьмеро слуг,
включая специально нанятого второго садовника, брали тряпки, швабры,
молотки и садовые ножницы и трудились весь день, удаляя следы вчерашних
разрушений.
фруктовщика из Нью-Йорка - и каждый понедельник эти же апельсины и лимоны
покидали дом с черного хода в виде горы полузасохших корок. На кухне
стояла машина, которая за полчаса выжимала сок из двухсот апельсинов - для
этого только нужно было двести раз надавить пальцем кнопку.
поставщиков. Привозили несколько сот ярдов брезента и такое количество
разноцветных лампочек, будто собирались превратить сад Гэтсби в огромную
рождественскую елку. На столах, в сверкающем кольце закусок, выстраивались
окорока, нашпигованные специями, салаты, пестрые, как трико арлекина,
поросята, запеченные в тесте, жареные индейки, отливающие волшебным
блеском золота. В большом холле воздвигалась высокая стойка, даже с медной
приступкой, как в настоящем баре, и чего там только не было - и джин, и
ликеры, и какие-то старомодные напитки, вышедшие из употребления так
давно, что многие молодые гостьи не знали их даже по названиям.
музыкантов, а полный состав: и гобои, и тромбоны, и саксофоны, и альты, и
корнет-а-пистоны, и флейты-пикколо, и большие и малые барабаны. Пришли уже
с пляжа последние купальщики и переодеваются наверху; вдоль подъездной
аллеи по пять в ряд стоят машины гостей из Нью-Йорка, а в залах, в
гостиных, на верандах, уже запестревших всеми цветами радуги, можно
увидеть головы, стриженные по последней причуде моды, и шали, какие не
снились даже кастильским сеньоритам. Бар работает вовсю, а по саду там и
сям проплывают подносы с коктейлями, наполняя ароматами воздух, уже
звонкий от смеха и болтовни, сплетен, прерванных на полуслове,
завязывающихся знакомств, которые через минуту будут забыты, и пылких
взаимных приветствий дам, никогда и по имени друг дружку не знавших.
оркестр заиграл золотистую музыку под коктейли, и оперный хор голосов
зазвучал тоном выше. Смех с каждой минутой льется все свободней, все
расточительней, готов хлынуть потоком от одного шутливого словца. Кружки
гостей то и дело меняются, обрастают новыми пополнениями, не успеет один
распасться, как уже собрался другой. Появились уже непоседы из
самоуверенных молодых красоток: такая мелькнет то тут, то там среди дам
посолидней, на короткий, радостный миг станет центром внимания кружка - и
уже спешит дальше, возбужденная успехом, сквозь прилив и отлив лиц, и
красок, и голосов, в беспрестанно меняющемся свете.
для храбрости залпом выпив выхваченный прямо из воздуха коктейль, выбежит
на брезентовую площадку и закружится в танце без партнеров. Мгновенная
тишина; затем дирижер галантно подлаживается под заданный ею темп, и по
толпе бежит уже пущенный кем-то ложный слух, будто это дублерша Гильды
Грей из варьете "Фоли". Вечер начался.
кажется, был одним из немногих приглашенных гостей. Туда не ждали
приглашения - туда просто приезжали, и все. Садились в машину, ехали на
Лонг-Айленд и в конце концов оказывались у Гэтсби. Обычно находился
кто-нибудь, кто представлял вновь прибывшего хозяину, и потом каждый вел
себя так, как принято себя вести в загородном увеселительном парке. А
бывало, что гости приезжали и уезжали, так и не познакомившись с хозяином,
- простодушная непосредственность, с которой они пользовались его
Посняков Андрей
Акунин Борис
Ковальчук Вера
Лукин Евгений
Бажанов Олег
Лукьяненко Сергей