разные подробности у слуг, а потом вкладывают в них лживый смысл. - Она
сердито стукнула кулаком по столу. - И это после того, как Роберт отдал им
наш лимузин на целый месяц прошлой зимой, когда мы ездили на юг...
что мы с Эдной друзья, и насплетничала Чиличевым. А у них в России
считается, что если мужчина и женщина...
отношения у кавказских народностей.
Роберту, - сказал Энсон сухо, - чтобы, когда слухи дойдут до него, он был
заблаговременно предупрежден об их ложности.
предоставил им возможность немедленно объяснить все. Он достоверно знал, что
они виноваты, и вскоре перейдут черту, разделяющую объяснение и
самооправдание и обвинят себя сами гораздо неоспоримей, чем это удалось бы
ему. Около семи вечера они предприняли отчаянный шаг и сказали всю правду -
пренебрежение со стороны Роберта Хантера, пустая жизнь Эдны, случайный
флирт, из которого вспыхнула пламенная страсть, - но, подобно многим
правдивым историям, эта, к несчастию, была стара, как мир, и ее одряхлевшее
тело беспомощно билось о непроницаемую броню воли Энсона. Угроза пойти к
отцу Слоуна обрекла их на беспомощность, поскольку старик, перекупщик хлопка
из Алабамы, ныне ушедший на покой, был закоренелым
фундаменталистом[*Фундаментализм - крайне консервативное учение в
протестантстве, требующее беспрекословного приятия всего Священного писания
в качестве основы веры] и держал сына в руках, определив ему весьма скудное
содержание и пригрозив, что при следующей же выходке перестанет выплачивать
это содержание навсегда.
пререкания, - был миг, когда Слоун даже пригрозил насилием, но в скором
времени оба уже молили его хоть немного повременить. Но Энсон оставался
непоколебим. Он видел, что Эдна теряет уверенность, и нельзя никак
допустить, чтобы дух ее укрепило хотя бы краткое возобновление их страсти.
наконец не выдержали, и она стала просить отвезти ее домой. Слоун весь вечер
неумеренно пил, потом слюняво расчувствовался, опершись локтями о стол, и
даже слегка всплакнул, закрыв лицо руками. Энсон тотчас поставил им свои
условия. Слоун должен на полгода покинуть город не позже, чем через двое
суток. Когда он вернется, роман не будет возобновлен, но к концу года Эдна
может, если на то будет ее желание, попросить у Роберта Хантера развода и
прибегнуть к обычной в подобных случаях процедуре.
последнее, решающее слово.
Эдна готова бросить своих детей, я решительно ничем не могу помешать вам
бежать вдвоем куда угодно.
ты сделал с нами за один-единственный день?
мерцающий свет. И в этом свете любовники последний раз взглянули друг другу
в лица, искаженные, словно трагические маски, сознавая, что время упущено и
у них не достанет сил отвратить вечную разлуку. Слоун вдруг кинулся прочь и
скрылся в конце улицы, а Энсон тряхнул за плечо спящего шофера такси.
призрачном свете, неспешно струилась вода, и две ночные шлюхи, словно
бесплотные тени, маячили у темного фасада храма святого Фомы. Вот
промелькнула ограда пустынного Центрального парка, где Энсон так часто играл
мальчишкой, а дальше простирались перекрестные улицы под возрастающими
номерами, которые значили не меньше названий. Это мой город, думал он, здесь
мое семейство процветает вот уже полтора столетия. Никакие перемены не могут
повлиять на прочность его положения, поскольку всякая перемена сама по себе
неизбежно укрепляет ту связь, посредством коей он и все, носящие его
фамилию, достигли единения с духом Нью-Йорка. Находчивость и сила воли -
ведь будь он менее тверд, угрозы его не значили бы ровным счетом ничего -
смыли пятно, едва не покрывшее позором имя его дяди, репутацию всей семьи и
даже этой дрожащей женщины, которая сидела рядом с ним в автомобиле.
Куинсборо. Во тьме, охваченный смятением, он принял чернеющий внизу уступ за
темную воду, но через мгновение ему было уже все равно - разве только он
надеялся умереть с последней мыслью об Эдне и выкрикнуть ее имя, беспомощно
барахтаясь в воде.
обстоятельств, которое привело к такому концу, отнюдь от него не зависело.
Но правый неизбежно страдает наряду с виноватым, и он обнаружил, что его
самая старая и в известном смысле очень дорогая для него дружба оборвалась.
Он так и не узнал, какую лживую историю преподнесла мужу Эдна, но в доме
дяди его более не принимали.
чад епископальной церкви, и Энсон официально стал главою семьи. Тетка, вот
уже много лет жившая у них на положении старой девы, вела хозяйство и
беспомощно пыталась блюсти добродетель младших сестер. Все дети были менее
самостоятельны, нежели Энсон, и не обладали особыми достоинствами или
недостатками. Смерть миссис Хантер ненадолго отсрочила выезд в свет одной
дочери и замужество другой. Помимо того, смерть ее нанесла им всем некий
серьезный материальный урон, поскольку теперь мирному, бездумному
преуспеянию Хантеров пришел конец.
наследству, и в скором будущем подлежал разделу между шестью наследниками, а
потому не мог более считаться истинно солидным. Энсон замечал за своими
младшими сестрами склонность уважительно отзываться о семьях, которые никому
не были известны каких-нибудь двадцать лет назад. Его чувство первенства не
находило у них отклика - порой они проявляли пошлый снобизм, но и только.
Во-вторых, им осталось прожить в коннектикутской усадьбе последнее лето;
слишком громкие протесты раздавались в семье: "Кому охота губить лучшие
месяцы года в глуши этого мертвого захолустья?" Он уступил с крайней
неохотою - осенью дом будет продан, а на следующее лето они арендуют усадьбу
поменьше в округе Уэстчестер. Это был шаг вниз от дорогостоящей простоты,
которую так ценил его отец, и хотя он сочувствовал возмущению, вместе с тем
оно вызывало в нем неудовольствие; при жизни матери он ездил туда на субботу
и воскресенье, по крайней мере, два раза в месяц - даже в самый разгар
летних увеселений.
инстинкт жизни в двадцать лет отвратил его от пустых, мертвых обрядов этого
бесплодного, праздного класса. Он не понимал всего с полной ясностью, и все
же чувствовал, что в обществе существует некая норма, установленный образец.
Но нет никакой общественной нормы, и едва ли была когда-либо истинная норма
в Нью-Йорке. Те немногие, которые все еще сохраняли платежеспособность и
рвались проникнуть в избранный круг, достигали цели лишь для того, чтобы
обнаружить свою общественную несамостоятельность или же, что еще тревожнее,
свое подчинение той богеме, от которой они когда-то бежали, а теперь она
возвысилась над ними.
сомневался, что уже никогда не женится. Свадьбы, где он был шафером или
дружкой, не имели числа - дома у него целый ящик был набит галстуками,
которые он надевал по случаю той или иной свадьбы, и галстуками, уцелевшими
после романов, которые не продолжались и года, память о супружеских парах,
которые навсегда ушли из его жизни. Булавки для галстуков, золоченые
карандашики, запонки, подарки от целого поколения женихов побывали в его
шкатулке и затерялись - но с каждым свадебным торжеством ему становилось все
трудней и трудней вообразить себя самого на месте жениха. Под сердечностью,
которую он выказывал на всех этих свадьбах, скрывалась отчаянная
безнадежность.
особенно в последнее время, отнимали у него друзей. С огорчением замечал он,
как распадаются и рвутся многие дружеские связи. Товарищи по университету -
а именно к ним он был особенно привязан и в их среде чаще всего проводил
досуг - старательно его избегали. В большинстве своем они погрязли в
семейных заботах, двое умерли, один жил за границей, еще один переехал в
Голливуд, где сочинял сценарии для фильмов, которые Энсон неизменно смотрел.
членами каких-нибудь тихих пригородных клубов, куда ездили по сезонным
билетам, и отчуждение с ними он ощущал особенно остро.
совета насчет своих скудных финансов, он рассеивал их сомнения, стоит ли
заводить ребенка, имея всего лишь две комнаты с ванной, тем более что он
воплощал в себе огромный внешний мир. Но теперь денежные затруднения
остались позади, и ребенок, рождения которого ожидали с таким страхом,
претворился во всепоглощающую семью. Они всегда были рады повидать старину
Энсона, но при этом щегольски наряжались и стремились произвести на него
впечатление своей нынешней значительностью, а житейские неприятности
оставляли при себе. Он стал им не нужен.
близкий из друзей Энсона. Сам Энсон был, как обычно, шафером, как обычно,
подарил новобрачным серебряный чайный сервиз и, как обычно, проводил их в
свадебную "одиссею". Дело было в пятницу, в жаркий майский день, и, уходя с
пристани, он понял, что наступает суббота и до утра понедельника он
совершенно свободен.
Роллинс Джеймс
Сапковский Анджей
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Вронский Константин
Орловский Гай Юлий