выдрался из захвата, услышал треск своих штанов, упал на живот,
протиснулся под "козлом", перемахнул через "черепаху" и прыгнул, метясь в
лифт. Проглиссировав, влетел в кабину точно, как шайба в ворота. По дороге
он ревел, что младенец, только на октаву ниже. Дядя Витя еще приподнялся,
как раненый воин, ткнул носом в кнопки и снова повалился. Лифт стал
взлетать к небесам - так показалось растекшемуся по полу телу. И катули,
как части организма, остались при нем! Райские впечатления усилились,
когда двери бесшумно разошлись, и в кабину вполз мягкий душистый туман.
Дядя Витя поднялся без боли и поплыл-поплыл в этом мареве, вкушая
блаженство.
напоминали Настюхины телеса, а вот глаза - южный овощ маслину. Эх, и
Настеньку бы сюда за компанию, она беленькая, эти - смугленькие, прямо
картинка, мелькнуло в затуманенной голове дяди Вити. Разодранные штаны,
удерживаемые до поры силой воли, стали спадать с него, а руки вместе с
сумками потянулись к нежным созданиям. Однако гурии, заметив дядю Витю,
сразу превратились в гарпий и фурий. Они напали на него, стали царапать и
терзать, драть в клочья и клевать, кусать и обзывать на южных языках:
гуль, зебб и шайтан. А дядя Витя был уже обмякший, беззащитный,
безропотный, лишь мог приговаривать: "Только сумки не бейте". Потом
появился мужчина в халате, чалме, туфлях с загнутыми носками на ногах, с
шампурами в руках. Дядя Витя понял, что доходчиво объяснить свое появление
он не сумеет и будет нанизан на шампуры человеком южной национальности.
Если только сам не взбесится. И дядя Витя взбесился. Вскипятил злое в себе
и стал "объяснять". С криками "ура" и "русские не сдаются" пошел в атаку,
а также выставил вперед авоську с коньками. И хозяин гарема был смят и
отброшен вместе со своими острыми шампурами. Северная ярость одолела южную
страстность. Натиск дяди Вити был так грозен и пассионарен, что мирный
труженик проскочил несколько помещений и оказался на каком-то помосте. Ему
захотелось остановиться, но он был уже в воздухе, слегка повисел и
отправился вниз, где его поджидала зима. Вначале дядю Витю ожгло, потом
ничего, привык, но изо рта вместо слов вышли пузыри. Повсюду была ледяная
вода. С ее помощью он догадался, что действие происходит в бане. Однако
всплыть не удавалось, сидоры тянули его на дно. Вокруг уже захороводили
тени товарищей по работе, тучей обозначилась Настюха, они напевали:
"Прощай, милый мой, наверно, наверно, не быть нам с тобой". Тут что-то
впилось ему в уши и потащило вверх, к белому свету, кислород ворвался в
съежившиеся легкие, а глаза увидели бороду гаремщика.
Твой нэ хател мой женщын. Салам тэбе, салам.
меня зарежешь.
тэхналагический, да, - перечислил добрый магометанин и, сохранив дяде Вите
жизнь, неожиданно расщедрился. - Я тэбя атпущу.
упирающегося дядю Витю полотенцем и втащить на бортик бассейна.
сопротивляться дядя Витя.
горец (или пустынник) и отвел сочащегося жидкостью дядю Витю в его номер,
поддерживая, как дорогого гостя, под локоть. Даже помог вскарабкаться на
второй ярус. Сутки пролежал мужественный человек пластом, не выпуская из
рук приобретений и окропляя отходящими водами пенсионера внизу. Тот
почему-то не возражал. На следующий день выяснилось, что пенсионеру уже
все решительно было до фени по причине трупного окоченения. Зато к этому
времени дядя Витя был бодр, весел, слегка под газом, хорошо побрит и почти
сух. Какой-то вызванный молодежью кибер прошелся по нему утюгом. Селянин
стерпел, ни разу не застонав. Долг был исполнен, все силы отданы на.
Трофеи, иначе не назовешь, остались при нем. Некоторые сумки, правда,
подозрительно разбухли, раза в два, другие съежились до размеров ридикюля.
Зато мирно спал в кармане билет на приближающийся геликоптер "Синяя
птица". И уж во всяком случае оболочки, системы и кто там еще, не взяли
его тепленьким.
Хавронией и дедом Прогрессом. Тех, оказывается, вчера понесло в город за
автозубами - у деда жевательный аппарат сломался при работе с орехами.
Лицо дяди Вити разгладилось, глаза прищурились, а рот стал лыбиться. Тем
более, что старички напитали его салом и хреном, когда он вспомнил, что не
кормил свое тело два дня. Токеры пустомержцев принесли благие вести о
скорой посадке, и дядя Витя проникся расположением даже к этой ушной
заразе. Будущие пассажиры "Синей птицы" перебрались в буферный зал. Там
токеры мило прогнусавили: "Пустомержа. Вторая (красная) дорожка".
новыми зубами, хихикал и подмигивал, бабка Хаврония с притоптыванием
исполнила несколько частушек про любовь с летчиком. Потом дорожка
уткнулась в кабину, похожую на аттракционный вагончик. Из токера выскочила
следующая команда: "Занять места согласно стартовому расписанию".
Пустомержцы стали рассаживаться, кто любит - к окошку, кто не любит -
подальше от иллюминатора. Кресла были интересные, новой конструкции,
качающиеся во все стороны, так что бабка Хаврония боялась осрамиться.
Кабина ехала и ехала себе по земле. Дед Прогресс предположил, что их опять
надрали: деньги взяли за воздух, а повезут поездом. И бабка Хаврония
заволновалась - значит, и рельсы уже успели положить, а вдруг прямо через
огород, по огурцам. Но кабина их успокоила, потянулась вверх, в конце
концов остановилась, щелкнули крепления. "Вот и прилепились, легли в
пузо", - сообразил дед. Полуженский технический голос сказал по токеру:
"Кресла в позицию один. Объявляется минутная готовность".
Что-то я здесь нужника не вижу.
забилась. Из-за борта в уши проник, потом въелся в мозги тяжелый плотный
гул. Непривычная сила стала вдавливать пустомержцев в кресла, перемещать в
них все подвижные вещества, а затем, наоборот, пошло легчать. Дед забыл о
нужнике, принялся хрустеть огурцом и поглядывать по сторонам.
дочерей... - пропел он, а потом задумался. - Почему звезды-то вокруг, ведь
день же был, или это по телику звездные войны показывают?
беспечно протараторила бабка.
будет тогда яичница на этом стуле... Ай, не хочу, - дед изо всех
стариковских сил забил кулаком по иллюминатору.
"против", полемизировал сам с собой и, наконец, пришел к единому мнению:
значит.
можно? - угрюмо спросил дед и привстал, сжимая в руках батон. - Я ветеран
сельского труда, а не говноед какой-нибудь.
Да что там, на станции, кроме комедии, показать можно? Невесомость, утечка
из санузла, тараканы порхают, как птицы. Может, я, конечно, не прав,
может, вы там "Мать" заделаете.
бабка сказала кротко. - Из нас артист-клоун только ты, мил человек.
Вырядился, понимаешь... А мы делом заняты, мы на вертолете в Пустомержу
летим. Поскорее бы надо, картошку пора копать, а ты тут лясы с нами
точишь. Шел бы баранку крутить да педали жать, а то еще не туда залетим.
в скафандре, - ну, добро.
кресла, а дед с солдатской смекалкой старался поймать ее клюкой, но при
этом бранился: "Так вот ты какая, чертовка, разводу мне давай немедленно,
а то еще ночью загрызешь железными зубьями".
кто-то из летучих стучал палкой колбасы по шлему человека в скафандре.
Многие, особенно дети, просились в туалет, другим было уже поздно. Три
сестры блевали, не стесняясь. Один дядя Витя сидел скромно, без претензий.
Он понимал, что оболочки, почему-то озлясь, не давали ему жизни на Земле,
а теперь вообще загнали в безвоздушное пространство, и некому заступиться,
некому сказать веские слова: "Цыц, черти".
кефира, как следует разбухло, до размеров пирамиды - будто тьмы
насосалось. На борту пирамиды была светящаяся надпись: "Гнездо-2". Похожее
дядя Витя уже видел в каком-то боевике. Космонавт кончил ржать и уплыл
производить точную стыковку. Тело станции входило острием прямо в
дяди-Витину голову и ковыряло давно слежавшие слои мозгового вещества.
Что-то там уже забурлило, запузырилось. Но тут один задорный мужик,
пытавшийся пробежать по спинкам кресел, лягнул его каблуком в затылок.
Мозговое вещество надолго успокоилось, излишек мыслей вылетел в спертый
воздух кабины.
еще не кончили удивляться, что лететь им приходится в гордом одиночестве.
Они не знали, куда могла задеваться обычная бестолковая толпа пассажиров.
Но они не подозревали кое о чем более существенном для себя. Где-то на
полдороге в Пустомержу, только не в воздухе, а на земле играло несколько
детишек. Это были отпрыски дачников-горожан, симпатичные такие ребята в