Чтение 7–й страницы книги ~Долина Звенящих Камней~

...Хромой выкапывает из влажного песка плоские округлые камушки,
морщит лоб, складывает. Четыре камушка ставит торчком - это стены. Камушки
не слушаются, норовят упасть, Хромой сопит от напряжения, изловчившись,
накрывает их пятым - это кровля. Он смотрит на Странного снизу вверх:

- Можно сделать так, но большое? И жить внутри?

Странный смотрит на камушки, рот его коверкает судорога, он с размаху
бьет по ним ногой и в его взгляде - безумие...

...Красные отсветы играют на лице Странного, влажно блестят в его
усталых глазах:

- Ты ведь видишь сны, Хромой. И бывает так, что во сне ты не совсем
ты, и не здесь - далеко. Представь, что человек умер во сне. Сразу умер,
не успел проснуться. И тот он, который ему приснился - остался...

...Галька влажно блестит под лучами Слепящего, и ссорятся, кричат над
головой крылатые, и рука сжимает резную рукоять ножа из Звенящего Камня, а
в нос бьет густой трупный смрад, и сквозь жгучие слезы Хромой смотрит на
дохлого Корнееда, на изгрызенный череп под огромной когтистой лапой,
смотрит, давясь рыданиями, не в силах повернуться спиной, уйти...

Странный. Странный. Странный сидит. Спит. Убивает Шамана. Смотрит в
лицо. Отвернулся. Нож в руке Странного. Черная прядь в седой гриве
Странного. Черная прядь, прилипшая к сплющенному лапой Корнееда черепу.
Странный. Странный. Темнота.

...Хромой стоит у самой воды, крепко сжимает копье, зорко смотрит по
сторонам. Там, в ослепительном мельтешении жидких бликов Слепящего, почти
на середине Реки черное пятно - голова Кошки. Долго купается. Опасно.
Хромой зовет.

Кошка послушно плывет к берегу, выбирается на отмель, встает. На фоне
золотых бликов ее стройная фигурка кажется черной, только блестят в улыбке
ровные крепкие зубы, и лучатся смеющиеся глаза. И еще взблескивают крупные
капли, стекающие по ее груди, по животу, по бедрам... А Кошка смеется и
встряхивает густой гривой черных волос, и фонтан холодных брызг летит
Хромому в лицо...

...Хромой и Кошка лежат в густой траве под обрывом, тяжело дышат, со
страхом вглядываются в черную пасть пещеры. Страшно. Выйдет Странный,
увидит - убьет... Кошка поворачивает лицо к Хромому - глаза огромные,
круглые, на вздернутом носу - сажа. Откуда?

- Скажи, Хромой - Кошка переводит дыхание, сглатывает слюну. -
Скажи... Можно нарисовать слова?...

Кошка. Кошка. Кошка. Глаза Кошки. Кошка на ложе из душистой травы -
их первая ночь. Хромой одевает на Кошку ожерелье из перьев Крылатых.
Кошка. Кошка. Кошка. Темнота.

Беспалый задумчиво обсасывал пальцы на здоровой руке, страдальчески
морщился. Поглядывал рассеянно на стремительно несущиеся в холодном небе
клочковатые тучи, на любопытствующую толпу, на прорастающие травами кровли
Хижин...

- Не знаю, - проговорил наконец. - Не знаю. Не помню такого. Кто
помнит?

Он посмотрел на стариков. Старики молчали.

- Молчат, - с удовлетворением произнес Беспалый. - Тоже не помят.
Никто не помнит. Потому, что не было.

Он снова помолчал, почмокал губами. Заговорил опять - степенно,
рассудительно:

- Про этого, - кивок в сторону Узкоглазого (всхлипывающего,
растирающего по лицу слезы и кровь), - про этого я понял все. Не воин. Не
мужчина. Ползучий.

Беспалый задумался на миг, уточнил:

- Тот ползучий, который в заднице.

Снова задумался, поморгал слезящимися глазами. Потом щелкнул на
Узкоглазого остатками зубов:

- Иди. Уноси свой стыд.

Узкоглазый побрел к Хижинам, сгорбясь, не смея поднять от земли
заплаканные глаза. Едва не ткнулся в гордо выпяченную грудь стоящего на
дороге Хромого, шарахнулся, опасливо обошел стороной под ехидные смешки
стариков и тех, кто смотрел. Хромой стоял подбоченившись, смотрел поверх
голов. Беспалый щурился на него, растеряно жевал губами:

- С этим что делать? Может, духи скажут, что делать с едва поменявшим
зубы щенком, который не подпустил воина к женщине? - Беспалый с надеждой
оглянулся на Шамана. - Э?

Шаман прищурился, процедил через выпяченную губу:

- Духи молчат. Щенок ничтожен - не снизойдут говорить. Не о чем.

Беспалый отвернулся, вздохнул беспомощно. И старики завздыхали.

Странный слушал эти вздохи, морщился, мотал головой, будто съел
кислое. Не выдержал:

Шаман буркнул:

- Молод иметь женщину. Щенок.

Камнебой согласно закивал. И Однорукий закивал, и Сломанное Копье, и
Каменный Глаз...

А Косматая Грудь прошепелявил:

- Отдать... Женщины есть... Лишние есть... Отдать.

Беспалый поскреб прозрачный пух на макушке, изловил кусючего,
рассмотрел перед тем, как раздавить - задумчиво рассмотрел, изучающе. Тем
же взглядом медленно обвел толпу тех, кто смотрел. Крикнул, как проблеял:

- Длиннорукая! Подойди.

Длиннорукая несмело выбралась из толпы. Беспалый заговорил было, но
подавился слюной, надолго закашлялся. Все с интересом ждали.

Наконец он прохрипел:

- Длиннорукая. Тебя брали много мужчин. Сколько?

Женщина задумчиво посмотрела на небо, пошевелила губами. Неуверенно
загнула три пальца на руке. Подумала, загнула еще один.

- Хорошо. Ты видела много мужчин. - Беспалый закряхтел, сел
поудобнее. Посмотри Хромого, Длиннорукая. Сможет?..

И сразу - сумрак Хижины, и догорающий очаг роняет алые отсветы на
стены, дрожит красными точками в расширенных зрачках Кошки... И сильные
руки Кошки, и запах ее волос, и пряный аромат душистых трав Первого
Ложа... Их первая ночь?

Но почему сразу? Ведь было еще много всего в тот день, когда старики
отдали Кошку Хромому. Были песни, и бешеный гром тамтамов, и большие
костры, и плясали воины, сокрушая дубинами тени врагов, и черепа немых
смотрели пустыми глазницами с кровель на эти пляски... И только потом
пришла ночь, но была она совсем не такая. Хромой до рассвета просидел у
входа, задремывая и просыпаясь от холода, а Кошка сжалась на травах
Первого Ложа и при каждом его движении угрожающе вздергивала верхнюю губу
и злобно шипела...

А это? Когда это было, с кем? Почему у Кошки глаза стали синими? Или
это не Кошка? А эта женщина, красивая, но седая, гладит синеглазую Кошку
по голове... Она такая знакомая, эта женщина - кто? А воин? Старый, но
крепкий еще воин, у которого молодые глаза прячутся в мудрой сетке морщин
- Хромой?! Хромой и Кошка?! Их дочь?!.. Дочь... Кошка... Только глаза
синие.

Так не нарисовать. Никому. Потому, что рисунок мертв, а это... Это
живет. Теплое-теплое, мягкое, живое... И Кошка, его Кошка, та, что шипела
на него с Первого Ложа, будет всегда. И он, Хромой, тоже будет всегда, они
оба будут всегда, всегда вместе. В этом теплом-теплом, живом. Так вместе,
как никогда не смогут быть по-другому. Вот, значит, для чего людям дети...

А потом непривычно волнующее стало плоским и зыбким, потеряло смысл,
подернулось серым. И серое крепло, густело, съедало образы, чувства,
воплощалось мелкими холодными каплями, и капли эти оседали на лице, вязали
губы вялой горечью болотных трав...

А спина и безвольно раскинутые руки стыли в сырости жестких мокрых
стеблей, и серое, серое, серое низкое небо вливалось в открывшиеся глаза
беспросветной тоской пробуждения. Сон. Просто сон.

Хромой с трудом приподнялся, преодолевая зябкое оцепенение обмякшего
тела, сел, огляделся.

Плавился, переливался белый туман вокруг, и там, в этом тумане,
цепенело мертвое озеро, и бесшумно скользили водовороты по поверхности
черной реки, и непомерной тяжестью давили себя причудливо нагроможденные
каменные плиты.

Все то же. Будто и не было схватки с Людьми Звенящих Камней, пещеры,
Одинаково Странных. Будто и не было живой глыбы, темноты, льющейся из
ледяных глаз. Или все это было? Или это тоже был сон, рожденный усталым
сердцем и тяжелым осенним туманом?

Хромой сдавил ладонями виски, тихонько завыл, закачался из стороны в
сторону. Не было? Было? Если не было, где искать Кошку? И если было - где?

Его тоскливый блуждающий взгляд упал на еле различимое в траве древко
копья, и Хромой взвизгнул, как от удара. Он кинулся на четвереньках к
своему оружию, ползал в траве, перебирал трясущимися руками большое копье,
маленькие копьеца, отбрасывал, снова хватал, щупал, подносил к глазам, к
носу, пробовал на зуб... Нашлось все - даже нож Странного. Там, в траве. И
Хромой понял: не было.

Потому, что все четыре его маленьких копьеца были здесь, целые, без
следов крови. Потому, что его большое копье было целым, и наконечник его
был на месте. Он не сражался с Людьми Звенящих Камней. Сон. Не было.

Хромой снова сел, задумался. Странный сказал: "Люди Звенящих Камней
найдут тебя сами". Не нашли. Нашли сны - странные, страшные, злые. Мало
еды. Холодно. Мокро. Слабость съедает силы. Надо уходить. Но уходить
нельзя: Люди Звенящих Камней не найдут. А если не найдут никогда? Если