неприятное. Лоб в лоб, сходу сошлись здесь когда-то эльмараны с
пореченцами, не успев ни приготовиться, ни перестроиться в боевые порядки.
Рубка получилась страшная и бессмысленная, когда никто не знал общего
замысла, да и не было замысла никакого, а просто каждый бился сам за себя,
озверев от крови и безысходности. Пользы битва никому не принесла, зато
народу полегло несчетно.
замечать, что потянулись вверх неприятные, белоствольные деревца с
хрупкими, суставчатыми веточками и листьями блекло-зелеными, которые в
начале осени (а битва как раз и была в начале) вспыхивали страшным
багровым цветом. Много лет прошло с тех пор и окрепли, высоко поднялись
гладкие, мерзкие, цвета высохшей кости стволы, и совсем потерялись среди
них старые вязы, ясени и дубы, помнившие побоище. Потому и назвали так -
Белолес-на-Костях. Смельчаки отваживались забираться в чащу, находили
сломанные мечи, расщепленные копья, ржавые колчаны, а в старых деревьях,
по их рассказам, торчали заплывшие корой эльмаранские стрелы.
пробирал их озноб от молчаливой враждебности мерзких белых деревьев, а он
не кончался, и уже мерещились им дальние яростные голоса, сиплый рев
боевых труб и хрипы умирающих, а Белолес не кончался, и нечего было думать
остановиться перекусить, и не шли на ум никакие слова, а он не кончался и
не кончался, проклятый Белолес-на-Костях...
впереди птичий звон, а скоро последние костяные стволы шарахнулись в чащу,
потерялись, затаились. "Ф-фу, - перевел дух Сметлив. - Ну и гадостное
место". Смел и Верен с ним согласились, хотя почему гадостное - непонятно:
кроме жути, которую, проходя, испытывал каждый, никому никакого вреда
Белолес-на-Костях не причинял. Ну и Смут с ним, прошли - и ладно, а что
там со временем? Оказалось, что до вечера еще далеко, не так уж и долго
шли они через Белолес.
на ходу по куску лепешки и - скорее, скорее, чтобы заночевать подальше от
жуткого места. Однако вышла в пути задержка: на припеке у самой обочины
Смел приметил белые шляпки двух тепляков. Тепляки - грибы чистые, крепкие,
вкусные и растут обширными семьями. Стали искать - набрели на поляну, где
их будто посеяли. Пришлось Сметливу снимать рубаху, приспосабливать под
мешок - набрали, сколько вместилось.
назло, не попадалось им подходящего места. Когда до темноты оставалось
совсем немного, Верен решительно свернул к подножию большого дуба: "Все.
Здесь переночуем. Хоть не промокнем, если дождь." А погода портилась,
ветер с далеких гор нагонял серые мокрые облака и запах дождя висел уже
над дорогой.
ведерке, а старики пекли над углями грибы, целиком нанизанные на прутья
яблони-дичка, подсаливали и ели, захлебываясь сладковатым горячим соком. И
вот, когда Смел, нагнувшись к костру, поджаривал очередной тепляк, Сметлив
вдруг пригляделся к нему повнимательнее и фыркнул: "Эй, Смел! Что это у
тебя на лысине?" - "А? Что?" - испуганно переспросил Смел, проводя тыльной
стороной ладони ото лба к темени. Посмотрел на руку, потом на Сметлива:
"Ничего нет." - "Ты погляди, Верен! - Сметлив взял Смела за шею и слегка
пригнул его к огню. - Что это там такое засеребрилось? Никак ты, Смел, к
старости обрастать начал?" - "Да ну тебя к Шмуту!" - обиделся Смел и
сбросил его руку. Верен улыбнулся, а Сметлив не унимался: "Слушай, Смел, а
вдруг правда? Обрастешь к концу пути, а там - какая-никакая невеста. Вот
мы тебя и поженим!" Тут уж и Верен засмеялся, а Сметлив задыхался и
хрипел, ударяя ладонями по коленям и не слушая возражений Смела: "Да это
вщегда так было... Дурак ты, Шметлив!" Отсмеявшись и утерев слезы, Сметлив
выдохнул: "Уф-ф, давно так не смеялся... Давайте чай пить, что ли?" Но
Смел надулся и первым начал пристраиваться ко сну. Верен и Сметлив
посидели еще, посмеиваясь тихонько, да и тоже стали укладываться. Это
оказалось совсем не просто: невидимые в траве корни немилосердно впивались
в бока.
листьям давно собиравшийся дождь и, как ни мощна была крона старого дуба,
капля по капле просочился через нее. Спать под дождем - это дело на
любителя, если таковые имеются; а когда впридачу ветерок без остатка
сдувает оболочку хрупкого сонного тепла - совсем никуда не годится. Вперед
всех озяб тощий маленький Смел. Он поднялся, стал раздувать еле живые
угли. Они шипели, дымили и возвращаться к жизни не хотели. Поднялись и
Верен со Сметливом, постояли, ежась и наблюдая за его бесплодными
усилиями. "Брось, Смел, - сказал Верен. - Все равно бестолку, идти надо."
- "Куда идти..." - проворчал Смел, стирая со скулы выбитую дымом слезу. Но
Сметлив поддержал Верена: "Правильно. Под дождем лучше идти, чем лежать. А
там - или дождь кончится, или найдем, где спрятаться."
трудом угадывая дорогу в плотном, сжатом между тучами и землей беззвездном
мраке. Какой-то не весенний, без грома и молний, продолжал сыпаться сверху
унылый и настойчивый дождь. Сначала старики согрелись от ходьбы, но под
конец опять стали деревенеть от холода и усталости. И тут как раз
забрезжил свет, а дождь стал редеть, мельчать - и совсем кончился. Впереди
проглянуло синее небо и принялось теснить скучную серую крышу, до тех пор
пока вдруг не ударило из-за реки горячее солнце.
которой стоял уютный на вид шалаш. Внутри обнаружились охапки довольно
сухого сена. В него старики и рухнули, и мгновенно уснули как убитые.
сладким, промытый ночным дождем лес вовсю радовался жизни, обступив поляну
зеленой стеной. Но первое, что ощутили старики - это жуткий голод. Поэтому
Смел немедленно отправился за сушняком, Сметлив - к реке с ведерком, а
Верен взялся потрошить мешки.
лопуха. На вопрос Верена - зачем? - Смел довольно ухмыльнулся: "Увидишь".
Он взял одного мордана, смыл соль, завернул рыбью тушку в листья и уложил
в неглубокую ямку, присыпав сверху тонким слоем земли. Потом развел на
этом месте костер и подвесил ведерко с водой. Когда вода закипела, Смел
сдвинул угли в сторону и, обжигаясь, развернул листья. Дух от тушеного
мордана шел такой, что сразу в животах заурчало. Приглашать никого не
пришлось, все трое дружно накинулись на еду.
рад накинуться, да не позволяла беззубость. По этой причине такое простое
и знакомое каждому дело, как еда, превращалось у него в целую церемонию:
он отрезал или отламывал приглянувшиеся ему кусочки мяса, рыбы, хлеба и
так далее, собирал их в ладонь, тщательно измельчал ножом, а уж потом
отправлял в рот, доминая все вместе деснами. Так же орудовал Смел и
теперь, если и отставая от остальных, то лишь самую малость. Про вчерашние
обиды он забыл - слишком хорошо было на полянке и слишком вкусен оказался
мордан.
челюсть, болезненно сморщившись. "Ты чего?" - спросил Сметлив, прожевывая.
"Я щебя жа яжык укущил", - отвечал Смел. Сметлив поглядел на него как на
недоумка и коротко поинтересовался: "Чем?" - "Не жнаю", - удивился Смел,
глотнул и полез пальцем в рот. Полез, и вдруг выхватил так поспешно, будто
наткнулся там на раскаленный уголек. Он растерянно поглядел на товарищей и
пробормотал: "У меня, кажетчя, жуб лежет..." Тогда Сметлив взглянул на
него пристально и цепко, без тени вчерашней насмешки перевел взгляд на
лысину, где в лучах яркого солнца уже совершенно явственно серебрился
легкий пух, который можно было бы назвать младенческим, не будь он седым.
И Сметлив отрешился, заглянул внутрь себя и не поверил тому, что увидел.
Он положил руку на грудь, вздохнул несколько раз - глубоко и чисто, почти
без хрипа, и рука опустилась бессильно, а в глазах почему-то затуманилось.
Сметлив отвернулся, заморгал, заговорил торопливо-невнятно: "Да чтоб
тебя... Это что же?.. Надо ж такому..." А Верен сказал: "Подождите. Рано
еще радоваться. Доедаем - и пошли."
разобрать было трудно, потому что там уже вовсю кипела негаданная,
небывалая надежда, что время для них покатилось вспять, что мудрый
Управитель послал их не только против течения Паводи, но и против течения
жизни. И накатывал тут же волной ледяною страх, что не так это все, что
обманом окажется, сгинет за первым же поворотом - и вновь захрипит
Сметлив, и у Смела вместо нового зуба прорежет десну догнивающий корень...
отчаявшись разобраться в себе, стали пристально, жадно приглядываться друг
к другу. И Сметлив указал Верену глазами на Смела, который шел, совсем не
опираясь на свою палку, а иногда, забывшись, принимался сбивать ею колючие
зеленые головки придорожного дурмана. И Смел, вдруг резко остановившись,
изумленно оглядывался на Сметлива: тот легко поспевал за ними, и не только
не задыхался, но еще и мычал что-то себе под нос.
опять запустил палец в рот, провел им по деснам - и замер. "Второй полеж",
- севшим голосом сообщил он, а в глазах его были ужас и счастье. И Смел
вскочил, и завопив, швырнул свою длинную палку в кусты, и пустился в пляс
на пыльной дороге, равнодушной к их радости. Верен сидел и смеялся, а
Сметлив тоже вскочил, топнул пару раз, но раздумал плясать, и заревел во
всю глотку старую рыбацкую песню - ту, что мычал себе под нос по пути на
эту полянку: