Маленькие шажочки. Путь ребенка. Цель на завтра, на будущий вторник,
на конец месяца. И в конце - да что же это? Я ведь не этого хотел! Я
думал - так, пустяки, игра ума. Забава.
только пешком. Хорошо, жду.
пахучей анисовой и выпил, блаженно улыбаясь.
поплавок звучно пал на воду. И пусть. Не везет в малом - авось в
большом иначе будет. Вообще-то он любил рыбалку, но преимущественно
теоретически, по книгам Сабанеева; правда, снасти у него были
отменные, и без рыбы оставался он редко, но сегодня, право, не до нее,
хотя и время уловистое, начинался осенний жор, но главнее был жор
другой. Куда главнее.
нечего вид застилать, легкий туман над озером доживал последние
минуты, ветерок тихий, неприметный, благодать. Поплавок повело, и он
нарочно рано подсек. Впустую, на крючке один червяк, натуральный,
навозный.
пристроиться; камыша было много и не так-то просто сыскать гожее
место. Вот, вроде, есть но - занято: рыболов в дождевике
грязно-зеленого цвета как раз вытащил карасишку и теперь отправлял
того на кукан.
удочку так, что было ясно - он не претендует на данное место, просто -
поглядит и удалится.
остановил его. Держись где велено, без нужды не мельтеши, мил человек,
ясно?
было изрядно. Он тоже глянул на охранника, но не мельком, а долгим
взглядом, запоминая и давая запомнить себя.
удочку. - Не сомневайтесь. Винтовку пристрелял, ничего, годная, хотя
нашей я и за семьсот метров достал бы.
место? С него станется.
лейб-стража, у самой ограды пасутся, а вглубь не идут. Место, что вы
показали, дрянь. Я лучше подобрал, чуть ближе, зато и терраса, и
столовая - все на ладони.
винтовка. Американская штучка.
понятливость тебя и ценю.
карася, точно, прикормленное место, и, небрежно распрощавшись, оставил
рыбака.
поравнялся с ним.
напрямик.
пришлось поберечь. Зато шли быстро, успевая не только к поезду, а и к
станционному буфету с его вечными балыками, слоеными пирожками,
жареными курами и свежим духовитым хлебом. Похоже, и ханжой
приторговывают, даже наверное приторговывают - чай в углу пили
зверскими глотками, морща и кряхтя, но Гагарин сегодня не был настроен
изображать Deus ex machina, не тот день. И он не тот, хватит директору
Департамента Безопасности изображать Ваньку-Каина. Поначалу, впрочем,
это было полезно, давало дивиденды и популярность росла, как бурьян,
весело и стремительно, но нынче времечко наступает серьезное.
пригородному поезду. Ехал вторым классом, а прежний директор
непременно бы министерский экспресс заказал, или, по меньшей мере,
специальный вагон-салон. И дело не в конспирации, он и обычно, на
настоящую рыбалку ездил так, по-простому, если честно, для него и
второй класс достаточно комфортабелен, к тому же можно вдоволь
поговорить со случайным попутчиком, сроду его не узнавали в лицо, не
певец, не артист, не человек синемы. А конспирации этой цена - фук.
Куда проще созвониться, подслушает телефонная барышня, так что с того?
Да и механика повсюду, барышни другие разговоры слушают, про любовь, а
его телефон и прослушать, как уверяют лобастые, нельзя. Но стрелок
ценил традиции, или книг начитался, встречаться любил в местах
безлюдных, где каждый человек заметен, как ворона на снегу.
Конспирация! Не удивительно, если и страхуется стрелок, оставил
какое-нибудь письмо адвокату, вскрыть-де по моей кончине или аресте
или просто длительному исчезновению, а цена этому письму - еще фук. Не
нужна ему жизнь стрелка, его дело - попасть, а и не попадет - не
велика беда, лишь бы выстрелил и винтовочку оставил, а виноватый уже
есть, первый сорт виноватый, большая шишка в пархатой американской
компании, последние часы проводит в лесном гнездышке, надо сказать,
часы приятные, мамзель Лизавета своего козлика обиходить умеет. Но
стрелок попадет. Какими, однако, ограниченными людьми были эти господа
революционеры, Каляевы, Халтурины и прочие бомбисты. Что им стоило
взять хорошую винтовку, найти позицию, прицелиться, пиф-паф и...
Дурачье. Гром им был нужен, грохот, огонь и взрыв. Процесс.
поезда, и в вагон больше никого не пускали. Не страшно, двадцать верст
всей дороги, на малую думку едва хватит. Думалось под перестук колес
действительно хорошо, пришло на мысль, что и они от господ бомбистов
недалеко ушли, разве еще громче, еще шумнее бабахнуть хотят. Все мы,
голодные, слеплены одинаково, всего боимся и потому хотим, чтобы нас
боялись. Забоятся, в этом не извольте сомневаться, почтенный.
Некогда отвлекаться. Пока охранник ловил экипаж, это было быстрее, чем
вызывать свой, из Департамента, он прошелся по расписанию дня.
Последний спокойный день, некоторым образом. Остальные дни будут
иными. Не для него, он давно потерял покой, как родился, так и
потерял. Теперь ваша очередь, судари.
улицам. Расплатившись с шофером (Гагарин расплачивался всегда, что
составляло для него предмет определенной гордости) он отпустил
охранника и пошел к себе, благожелательно отвечая на почтительные
приветствия многочисленных подчиненных, являвшихся в присутствие по
его примеру на полчаса раньше назначенного срока.
подложил под инструмент тряпочку, чтобы стену не поцарапать, и легко,
играючи, отодрал табличку: "Д-р Шауманн, зав. Русской секцией".
Небрежно бросил ее в сумку, туда же - инструмент и тряпицу; отойдя,
критически осмотрел стену и, не говоря ни слова, побрел к выходу
Русского зала. Девять пар глаз неотрывно вели его до двери, одна
Розочка стрекотала на "Ундервуде", торопясь отпечатать материал к
сроку.
подняла голову, но хозяйственник успел покинуть зал, и Розочка ничего
не заметила. Или сделала вид, что ничего не заметила.
машинистке.
проговорил он. Розочка быстро допечатала страницу, последнюю в его,
Лернеровском, обзоре, и, вместе с остальными листками, протянула:
автор. Казнить нельзя помиловать.
работали - перекладывали бумаги, водили перьями по текстам, читали
Шилова Юлия
Флинт Эрик
Круз Андрей
Конюшевский Владислав
Флинт Эрик
Фазиль Искандер