такими же белесыми губами стеснительно наклонился ко мне.
морсом смуглокожей особе с голубоватой искоркой в глазах и золотистой в
уголке улыбки. Меня одарили кивком, морс благосклонно приняли.
Сергея Соловьева или "Механическое Пианино" Никиты Михалкова, а вы
переключаете на детектив или не подходите к телевизору вовсе.
тираду. Помимо всего прочего он обладал, по-видимому, и тонким слухом.
небом". Стоит ли мне после этого подходить к телевизору?
нагловатой уверенностью завсегдатая столичных богем.
"Асса" и "Розы", можно позволить себе и пару бяк. Простительно.
Эдуарда-Эльдара, вновь удивленно повел белесыми бровями.
кадров.
Какие-нибудь редкие...
и, прищурившись, ударил своим мутноглазым залпом, пытаясь пробить точечки
зрачков смуглокожей. Что-то там радужно взорвалось, взметнулось навстречу.
Чем дольше я сидел за столом, тем больше она мне нравилась. Кстати
сказать, это одно из непременных условий застолий. Разговоры, сладости и
внимание хозяев - лишь часть обязательной программы. Одна-единственная
загадка способна придать пикантный аромат всему вечеру. И чаще всего роль
этой загадки суждено исполнять женщинам. Два-три взгляда, легкое движение
головы - и ворожбе положено начало. Что бы вы уже ни говорили, что бы не
делали, призрачный невод уже заброшен - от вас к ней, а от нее к вам. И
вовсе не обязательно что-либо вытаскивать. Рыбак волнуется, видя дрожь
поплавка, азарт утихает, когда рыба уже в садке. И совсем не нужно
подходить и знакомиться, - напротив, зачастую это прямо противопоказано.
За нашим столом сидела еще одна свободная дама. Издалека и мельком она
выглядела вполне ничего. Но стоило мне присмотреться, как я тут же записал
ее в категорию "старых кокеток". Увы, даме не удавалось самое
естественное. То, как она держала вилку, поджимала губы и даже мигала, -
во всем угадывалось желание позировать и быть красивой. А если не быть, то
по крайней мере казаться. В сущности она и была красивой, но, наверное, об
этом не знала. С такими трудно общаться. Им нужно подыгрывать, и,
подыгрывая, поневоле превращаешься в такого же позера. Словом, не всегда
тайна оказывается тайной.
танцующей на другом конце зала. Сначала она была просто привлекательной,
потом стала казаться обворожительной. Не выдержав, я двинулся ее
приглашать и тем был наказан. Воображение в компании с полумраком сыграли
со мной шутку. Приблизившись и произнеся банальную фразу приглашения, я
разглядел множество печальных морщин и одинокую припудренную бородавку. Но
странным было то, что исчезло и все остальное. Хрустальные чары
рассыпались песочным крошевом. Но почему так случилось? По чьей злой или
доброй воле? Или это мы все поголовно слепы и, очаровываясь издалека,
перестаем видеть красоту вблизи? Особый род дальнозоркости или что-то
более банальное?..
как. Я спасался. А роль спасительницы, как и роль загадки, женщинам так же
удается, как никому другому.
перебежчики. Идейные паразиты, коим только успевай подбрасывать лозунги.
Сегодня - "сарынь на кичку", завтра - "хайль", а послезавтра что-нибудь
еще...
подняться ее. А возможно, все обстояло иначе. Она решила первая выйти
из-за стола и поманила меня следом. Так или иначе нити были натянуты,
крючки прочно угнездились в живом. Определить, кто из нас командовал, а
кто откликался, было довольно сложно.
друга. Она назвала свое имя, и я тотчас его забыл. Любить всегда лучше
незнакомку. Руки ее были сухи и горячи, и я с удовольствием переплел свои
пальцы с ее пальцами. Это произошло неосознанно - значит, действительно
искренне.
поправила.
но отнюдь не виновато.
разойтись, разорвать этот двусмысленный танец. Разговор прервался. Вернее
сказать, беседа происходила уже на ином уровне. Язык прикосновений -
латынь для большинства. В этом мне, увы, пришлось убедиться давным-давно.
Моя партнерша владела им в совершенстве. Пожалуй, кое-чему мне следовало у
нее поучиться. Я и учился. На ходу. Не прерывая танца. Если вы думаете,
что я говорю о диалоге физических тел, вы ошибаетесь. Тела заменяли собой
посредников. Не более того. А МЫ беседовали иначе. Как именно - я
затруднился бы объяснить. Никто и никогда не опишет словами музыку. Никому
не удастся описать любовь. В лучших из лучших творений гении только робко
прикасаются к тому, что называем мы чувством. Большим и светлым. Океан не
поместить под микроскоп, а капля - это не океан. С нами происходило
необъяснимое, и мы не спешили что-либо объяснять. Ладонь партнерши чуть
вздрагивала, - она волновалась, как первоклашка в день первого сентября.
Понимание редких взаимных мгновений поражало колокольным ударом. И оба мы
тотчас извивающимися угрями ускользали от этого понимания. Мысль,
натолкнувшаяся на самое себя извне, робеет и делает поспешный шаг назад.
Телепатический сеанс - это не болтовня досужих кумушек, это процесс
перемещающегося иглоукалывания. Нельзя погрузиться в чужую душу, словно в
бочку с водой. Мы напоминали два деревца, глубоко под землей впервые
встретившиеся корнями. Шелест листвы, скрип стволов предназначались для
посторонних глаз и ушей. Главное происходило там, в недоступной взору
глубине.
том же, но, к счастью, по разному. И тот же Ваня Пасюк способен отпустить
сомнительной пробы комплимент. Например, вздохнуть и сказать: "Да...
Женщины - это вещь!" Ваня Пасюк - один из жизненных водоворотов.
детей, складывается впечатление, что в варенье заживо топят муху. Делать
что-нибудь для себя - опекающее большинство не желает. Оно рвется к
самоотречению, и подрастающее поколение кормят оладьями из толченого
камня.
способна и кожа. Впрочем, следует говорить только за себя. Я чувствую
запахи кончиками пальцев. Вот, в сущности, и все, что я хотел сообщить...
погружаюсь во что-то теплое хорошее. Мозг этих вещей не понимает. Он
требует отправных аксиом и алгоритмов. А теплое и хорошее в аксиому не
упрятать. Потому что получится уголовный кодекс и ничего более. И я не
знаю, почему, танцуя с незнакомками, я готов полюбить всех и простить
каждого. Ластик терпеливо стирает все серенькое и черное, и я в состоянии
вспоминать только самое светлое.
увольнении, я перебирал в рабочем столе вещи, размышляя, что забрать, а
что оставить. И неожиданно среди кнопок, скрепок и мятых листов
миллиметровки обнаружил старую фотографию. На квадратике глянцевого
картона были изображены он и она. А вернее - я и она. Под каким-то легким,
продуваемым насквозь деревцем, на склоне холма и дня. Еще в дни школьной
ветренности. Хотели просто попозировать, а она вдруг взяла и обняла меня.
Этот самый миг я и вспомнил с обжигающей отчетливостью. Крохотный миг
счастья, не очень понятый тогда. Прохладные ладони у меня на шее и
доверчивую мягкость ее груди на моей...
только за тем мифом, чтобы на всю жизнь, целиком и полностью - как храм,
как гора Джомолунгма? Но ведь и храмы не вечны. И даже Джомолунгмы.
Значит, один миг - это тоже кое-что?.. Во всяком случае, глядя на это
простенькое фото, я вдруг до того расчувствовался, что побежал к
начальнику и проникновенно попросил прощения. Сердитый и багровый, он
помягчел, и что-то даже внутри него оттаяло. Я это видел. Бурча по
привычке неразборчивое, он с облегчением взял мое заявление и, разорвав,
отправил в мусорную корзину. Мы пожали друг другу руки. И все из-за
одной-единственной фотографии. Вернее, того волшебного момента, что
толкнул ее ко мне, а много позже меня к разобиженному начальнику. Видимо,
подобное, не теряется. Наши порывы, как искры, блуждают по миру,
передаваясь от сердца к сердцу - через слова, поцелуи и помощь.
Посняков Андрей
Мережковский Дмитрий
Шилова Юлия
Грабб Джеф
Прозоров Александр
Шилова Юлия