Чтение 7–й страницы книги ~По тонкому льду~

бледность ее лица.

- Ты перестал меня замечать, - обратилась она к моему другу. - Чем это
объяснить?

- Я не хочу, чтобы твой мавр выпустил в меня обойму патронов, -
улыбнувшись, ответил Дим-Димыч.

Оксана прищурила свои синие глаза, повела бровью и сказала:

- Ты не ахти какой храбрец.

- Храбрость здесь ни при чем. Я придерживаюсь здравого смысла.

- И что он тебе подсказывает?

- Опасаться ревнивых мужей, особенно тех, которые пишут на тебя
аттестации...

- Отбросим на сегодня здравый смысл. Пойдем потанцуем. Тебе не стыдно,
что приглашает дама?

- Очень, - ответил Дима. - Поэтому и не могу отказаться.

Оксана с загоревшимися глазами положила руку на плечо Дим-Димыча, и они
не без усилий втиснулись в плотный строй танцующих.

Дим-Димыч танцевал, как никогда, напряженно, с каким-то упорством,
будто исполнял тяжелую, но необходимую работу.

И вдруг сзади меня послышался возглас:

- Вот тебе и на! Отошла на минуту, а его уже украли.

Я оглянулся. Сзади стояло разрумянившееся "восьмое чудо света" -
Варенька.

- Ты это откуда?

- С коммутатора через сцену. Тут ближе.

- Ревнуешь?

- Нет! - решительно ответила она и тряхнула головой.

- Смотри, - продолжал я в шутливом тоне, - Оксана - соперница опасная.

- А это не от нее зависит, а от Димы. А в него я верю.

К Вареньке подскочил этаким фертом Селиваненко, получивший на концерте
наибольшее количество аплодисментов за художественное чтение, и пригласил ее
на танго.

- Дуй, Варенька, - подбодрил я ее. - Димка в тебя тоже верит.

Я наблюдал за обеими парами. Что и говорить, Оксана красива, и все-таки
между нею и Варей есть что-то общее. Они почти одинакового роста, обе
статные, у обеих сильные, стройные ноги, чудесные руки, высокая грудь,
пышные каштановые волосы. И на этом, кажется, сходство заканчивается. Черты
лица и глаза разные. Тут прав Дим-Димыч. Оксана - воплощение холода, а
Варенька - одухотворенная теплота.

Когда музыка смолкла, первой ко мне подошла Варенька, а за нею
Дим-Димыч. Она сейчас же взяла его под руку и, заглянув в глаза, спросила:

- Ну как?

Дим-Димыч смешно дернул головой и лаконично ответил:

- Хищная особа.

Я поболтал с ними немного, а когда танцы возобновились, направился в
бильярдную. Там было так накурено, что дым четко, видимо на глаз отделялся
от чистого воздуха. За единственным не очень плохим столом с костяными
шарами шла горячая битва "на вышибаловку". Я взял кий, вошел в игру и не
посрамил чести отдела! Воспользовавшись тем, что Фомичев дважды выпустил
"свой" шар за борт и дважды заплатил штраф, я "вышиб" его под дружные хлопки
болельщиков.

Второго января наш отдел походил на бивак. По коридору сновали
работники, хлопали ежеминутно двери, стучали машинки, составлялись справки,
ведомости, списки. В должность начальника отдела вступал новый человек,
некто Кочергин, приехавший из Белоруссии. Я его видел пока один раз на
совещании и ничего о нем сказать не могу.

А вчера я проводил в командировку Дим-Димыча.

Было около восьми, а то и все восемь вечера, когда дежурная машина
доставила нас на вокзал.

С неба сыпалась снежная мелочь и щекотала лицо.

Дим-Димыч взял меня под руку, и мы зашагали по безлюдном перрону.

Столбик ртути на большом градуснике, прибитом к стене вокзала,
показывал около двенадцати градусов ниже нуля.

- Не успел проститься с Варей, - пожаловался Дим-Димыч. - Заглянул на
коммутатор, а ее там нет...

- Беда небольшая, не на войну едешь.

- Так-то оно так, но порядок нужен во всем...

Он не договорил. Кто-то налетел на Диму сзади и едва не сбил с ног.

- Пришла-таки! - заметил я.

Варя скороговоркой объяснила, что вырвалась из коммутатора без ведома
начальника телефонной станции, что в ее распоряжении считанные секунды, что
ожидать поезда, а тем более отправления его она не может.

Дело ясно! С места в карьер они начали прощаться. Я, как человек
деликатный по натуре, отошел в сторонку.

Прощание прошло в быстром темпе. Оно сопровождалось взглядами,
вздохами, объятиями, жаркими поцелуями, но без слов. Да и к чему здесь
слова!

Можно было подумать, что Дим-Димыч едет не на неделю, а на год и не в
райцентр нашей области, а в экспедицию по открытию нового материка.

Когда удовлетворенное "восьмое чудо света" затопало своими валенками к
выходной калитке, к платформе подошел поезд.

У вагона я сказал Дим-Димычу:

- Потешные люди вы, влюбленные.

- И ничего не потешные, - ответил он. - От Адама и Евы до наших дней
все влюбленные одинаковы. А ты знаешь, по какому делу я еду?

- Понятия не имею.

- Любопытная история. Месяца два назад на одну из строек Сибири приехал
член крайисполкома. Был митинг. На глазах у всех к члену исполкома подбежал
какой-то тип и с ходу выпустил в него три патрона. Когда его пытались
схватить, он хлопнул еще одного, двоих ранил, а последнюю пулю пустил себе в
рот. И делу конец. Опознать убийцу-покойника никто не смог. Документов при
нем не оказалось. Единственная улика - пистолет "парабеллум".

Мы прогуливались вдоль вагона.

- Так... - сказал я. - Нелепая история. Но это же в Сибири?

- Да, в Сибири. Но теперь выяснилось, что "парабеллум" принадлежал до
ноября 1936 года работнику военкомата Свердловского района нашей области.

Я свистнул и спросил:

- Где же он, этот работник?

- Сидит в тюрьме.

- За что?

- На это я отвечу, когда вернусь. Пока неясно.

- Ну, желаю тебе успеха. Заходи... Уже два звонка.

Я усадил Дим-Димыча в плацкартный вагон и вернулся в город.

6 января 1939 г.

(пятница)

Сегодня новый начальник отдела Кочергин собрал к себе руководящий
оперативный состав и слушал доклады о наиболее серьезных материалах,
находящихся в производстве.

Пока впечатление о Кочергине складывается в его пользу. Дело он, видно,
знает и имеет опыт. Держит себя просто, а спокойствием напоминает Курникова.
Подчиненного выслушивает, считается с его мнением. Это отрадно.

Например, выслушав начальника шестого отделения, Кочергин спросил:

- Как вы сами думаете?

Тот доложил.

- Вы убеждены, что это правильно?

- Да!

- Хорошо. Так и действуйте!

Конечно, не в меру "умный" товарищ, вроде Безродного, может сказать,
что подмеченная мною деталь, по сути дела, мелочь, но, как известно, стиль
работы и складывается из мелочей.

А с начальником первого отделения младшим лейтенантом Чередниченко
произошел другой разговор. Тот доложил о заявлении на одно лицо, недавно
появившееся в нашем городе и сразу привлекшее к себе внимание соседа по
квартире.

Кочергин поинтересовался:

- Почему вы не побеседовали до сих пор с автором заявления?

- Как вам сказать... - замялся Чередниченко, - я имел в виду сделать
это, но бывший начальник отдела Курников посмотрел на мою инициативу
неодобрительно.

- Откуда это видно? - спросил Кочергин.

- К сожалению, письменного распоряжения не было...

Кочергин пристально, даже очень пристально посмотрел на Чередниченко и
недовольно произнес:

- Никогда не пытайтесь валить вину с себя на тех, кого нет и кто не
может опровергнуть ваши слова. Это очень плохая привычка.

Меня никогда не радовали чужие неприятности, а вот, тут душа моя
возликовала. Чередниченко, безусловно, врал. Курникову он не докладывал. И
Кочергин понял это.

Уже в коридоре ко мне подошел Чередниченко и произнес с иронией:

- Новая метла по-новому метет.

- Дурак! - коротко бросил я.

- Что ты сказал? - покраснел Чередниченко.

- Если понравилось, могу повторить, - ответил я. - Но мне кажется, что
ты расслышал.

Чередниченко чертыхнулся и пошел к себе.

Несколько слов о Безродном. У нас в управлении две группы по изучению
иностранных языков. С начинающими занимаются два приватных преподавателя, а
с теми, кто совершенствует знания, Дим-Димыч. Он прекрасно владеет немецким