Чтение 7–й страницы книги ~Приключения майора Звягина~

фамилии которых он скрупулезно переписал в Ленинграде, в Вологду прибыло
триста девятнадцать детей и десять воспитательниц. Жихарева Петра среди
прибывших с той партией эвакуированных ленинградских детей - не значилось.
Следовало предположить, что да, одна машина Ладогу не пересекла...

Новостью это не было - подтверждалось лишь известное. Больше
заинтересовало Звягина другое. В том же марте сорок второго года 37-й
детский дом имени Маршала Тимошенко принял в числе поступивших еще с двумя
партиями из Ленинграда четырнадцать человек с пометкой "родители не
установлены": малолетки, чьи документы каким-либо образом затерялись, и
кто не мог назвать ни родителей, ни адреса, ни порой фамилии и даже имени.
В мае сорок третьего года при слиянии двух детдомов они были переведены в
Киров, в детский дом для сирот войны.

Четверо из них были мальчиками, возраст которых записали как
трехлетних.

- Спасибо,- сказал Звягин, вручая старушке-заведующей торт,- кое-что
я, кажется, нашел.

Ночь он проспал в приятно постукивающем поезде и сошел в Кирове с
ощущением близости цели.

В облоно все нервничали, бумаги летали, вихрь проносился по
коридорам: грянула какая-то проверка.

- Я к вам из Краснознаменного Ленинградского округа,- нагло
представился Звягин в отделе кадров.- Требуется справочка... Оказалось,
что детский дом закрыт в шестьдесят первом году.

- Списки хранятся, безусловно. Срочно? Зайдите завтра... В списках
значились и те четверо уроженцев Ленинграда, эвакуированных в марте сорок
второго года; именовались они как Петрищев Сергеи Анатольевич, Середа
Николай Александрович, Вязигин Павел Гаврилович и Хабаров Павел Павлович.
В сохранности были и личные дела. ("Имена, фамилии? Называли в честь
близких, друзей, спасителей, писали иногда свою фамилию или придумывали
что-нибудь - ведь без имени и фамилии челонеку никак...")

Вязигин в пятьдесят третьем году был осужден к трем годам колонии для
несовершеннолетних, дальнейших сведений обдано не имело, и его Звягин из
поисков исключил.

А областное управление внутренних дел располагало лишь информацией,
что трое других в октябре пятьдесят седьмого года были призваны в армию и
с тех пор по Кировской области не значатся.

- Подавайте на розыск,- посоветовал усталый капитан.- Через пару
месяцев придет ответ; человек у нас потеряться не может.

Звягин составил заявление, заполнил три листка данных, положил на
полированный стол и поехал брать билет на самолет.

...Отсиял елочными гирляндами Новый год, отсвистел ветрюгой с Балтики
редкостно студеный январь, сыпануло ворохом открыток от старых сослуживцев
23-е февраля,- когда в официальных конвертах стали приходить извещения на
запросы.

Хабаров жил в Кемерове. Петришев - в Николаевской области. Середа Н.
А. в тысяча девятьсот шестьдесят третьем году окончил Ульяновское высшее
военно-техническое училище и погиб девятого октября семьдесят третьего
года при выполнении задания.

Звягин заказал по междугородному телефону Кемеровское и Николаевское
УВД, объяснил ситуацию: ищет человека, спасибо за сведения, как узнать
некоторые дополнительные обстоятельства?..

Минуло немало времени, пока он в последний раз перелистал ворох
накопившихся справок и выписок, аккуратно подколотых к заполненным
страницам блокнота, нашел нужную и позвонил.

- Зоя Ильинична? Беспокою вас по поводу военных лет... Выстроенная
версия оборачивалась реальностью. Вот таким образом случилось, что Сергей
Анатольевич Петрищев получил из Ленинграда следующее письмо: " Уважаемый
Сергей Анатольевич! Пишет незнакомая вам, но хорошо вас помнящая Зоя
Ильинична Теплова. Вы меня, конечно же, помнить никак не можете, я - та
самая воспитательница, которая сопровождала машину с детьми через Ладогу
двенадцатого марта сорок второго года. Машина эта до Войбокало не дошла -
была уничтожена немецким пикировщиком. Вы, трехлетний мальчик, сидели в
кузове у кабины рядом со мной, и когда после взрыва бомбы машина
накренилась на расколотом льду и заскользила в воду, я успела только
схватить вас, а потом все скрылись в ледяной воде, я стала тонуть, но меня
вместе с вами успел вытащить шофер, в последний миг выскочивший из кабины.

Колонна машин уже объезжала полынью, останавливаться было нельзя, нам
кричали бежать и садиться быстрей! Сели в чужую машину, немного отстав от
своей колонны, с одежды текло, мы сняли с вас все и закутали в чей-то
платок, боялись воспаления легких. Я оказалась ранена осколком, сразу
сгоряча не почувствовала, у первой же перевязочной палатки меня высадили,
и вас передали регулировщице рядом со мной, ведь я за вас отвечала, а
думать, что делать, было некогда, машины шли и шли, и та машина ушла, в
ней осталась ваша мокрая одежда, а вещи утонули раньше. Я все слабела,
регулировщица, поняв, что случилось с вами, выругала меня и передала вас
на проходящую машину, в кабину, чтоб не замерзли.

Мне сделали перевязку, потом в Войбокало оперировали, а после
поправки я окончила курсы и ушла санинструктором на фронт.

Я долго переживала, что вас отправили дальше без всяких примет
личности, отставшим от колонны, а когда ребенку всего три года и он
пережил такие страшные испытания, что и взрослым порой не снести, то мало
ли что может случиться, вдруг потеряется, кругом война...

Потом было очень много и тяжкого, и хорошего, я воевала, была еще раз
ранена, кончила войну в Восточной Пруссии, вынесла с поля боя пятьдесят
семь бойцов, была награждена медалями, но вас помнила, такое не забудешь,
вы были мой первый спасенный.

Вот и прошла моя жизнь, теперь я на пенсии, но чувствую себя еще
неплохо, стараюсь бодриться. Осенью была на экскурсии в Вологде, и как
меня кольнуло: может узнаю что о вас. Вспомнила как живое: и висящие в
черном небе люстры на парашютах с их мертвым светом, и вой самолетов,
зенитки стучат, вы все плачете в кузове, я вас криком успокаиваю, а у
самой сердце обрывается, и тут взрыв рядом, и мальчик, которого я схватила
и не выпускала, пока саму не вытащили с ним вместе на лед...

Оказалось, что того детского дома давно не существует. А главное -
что с тем транспортом эвакуированных из Ленинграда Петя Жихарев не
поступал. А Петя Жихарев - это тот мальчик и был.

Вы, наверное, уже поняли, что Петр Жихарев - это вы и есть...

Здесь ошибки быть не может, потому что никакого Петрищева Сергея
Анатольевича из Ленинграда в тот период не эвакуировалось, зато с тем
самым транспортом прибыл трехлетний мальчик без личных вещей и в одежде
чужих размеров, контуженный при бомбежке на Ладоге, который ничего про
себя сказать не мог, знали только, что раненная воспитательница вытащила
его из потопленной машины.

А новое имя вам дали при записи в детском доме, и об этом сохранилась
пометка. Вот так Петр Жихарев, на самом деле не погибший, а живой,
превратился в Сергея Петрищева.

Я долго наводила справки, куда только не обращалась, и из
Центрального военного архива узнала, что ваш отец, Жихарев Степан
Михайлович, пал смертью храбрых двадцать четвертого июля сорок первого
года под Лугой.

А теперь самое главное. Ваша мать, Жихарева Ефросинья Ивановна, жива,
живет в Ленинграде..."

Так связалась нить, которая привела к дверям шестнадцатой квартиры
немолодого уже мужчину с чемоданом в одной руке и огромным букетом южных
роз - в другой.

- Мне Жихареву Ефросинью Ивановну,- неестественно высоким напряженным
голосом произнес он.

- Зачем еще? - подозрительно спросила Жихарева.- Ну. я это...

Он сделал глотательное движение горлом, попытался улыбнуться, бросил
чемодан, сказал:

- Мама...- и заплакал.

Старуха побледнела, глаза ее сделались огромными и черными, невидимая
молния прошла сквозь нее, она дрогнула и сжала зубы в крике, когда мужчина
обнял ее, неловко роняя на серый кафельный пол красные розы.

Свет в окне на четвертом этаже, выходящем во двор, погас в эту ночь в
половине шестого утра, когда зашумели по улицам первые автобусы.

А назавтра они сидели за уставленным снедью столом втроем с Зоей
Ильиничной, и она все повторяла историю многомесячных поисков и
раскладывала бесчисленные справки, заверенные всевозможнейшими подписями и
пестреющие разнообразными печатями архивов.

Петр Степанович, постепенно привыкающий к своему имени-отчеству,
закатил счастливой матери турне по магазинам, завалил нужной и ненужной
всячиной, прогостил три дня (на столько его отпустили со стройки, где
работал), а в воскресенье свел ее под руку к такси, ждущему внизу,
побросал чемоданы в багажник, и они отбыли в аэропорт:

- Поедем, мама. Поживешь у нас, увидишь внуков, с невесткой
познакомишься... у нас уже тепло.

Старуха помолодела на десять лет, сияла и утирала слезы, не сводя
глаз с сына - взрослого, самостоятельного, с семьей, уважаемого людьми,
хорошо зарабатывающего. Что еще надо для счастья.

- Вот и все,- задумчиво сказал Звягин вечером.- Теперь ей есть ради
кого жить. А кто счастлив сам - другим зла не желает.

- Почему ты им не сказал, что это ты его нашел? - задето спросила
дочка, шествуя из ванной спать.

- Зачем? - пожал плечами .Звягин.- Я это делал из интереса.

- Несправедливо. Деньги на поездки тратил... И где спасибо?

- А Разве справедливо, когда у одних все хорошо, а у других - плохо?
Считай, что мы просто отдали долг. И - брысь в кровать!

Наливая в термос сваренный кофе, чтоб утром не возиться второпях,
жена тихо спросила: