Чтение 7–й страницы книги ~Белое танго~

опаздываешь.

- Прости, - сказала она. - Ждала, пока мать в гости уйдет.

- А что, строгая?

- Факт!

- Ну, в кино? Детектив показывают. Хорошо бы про шпионов!

- Почему про шпионов?

- А про воров неинтересно. Врут все. Показывали какой-то глупейший
гэдээровский детектив. Но Тане было все равно. Успевшая до начала сеанса
справить свои дела и закусить в буфете пирожным с лимонадом, она просто
уткнулась Генералу в плечо, взяв его за руку. Так они и просидели весь
фильм, держась за руки, а когда вышли и начали обмениваться впечатлениями,
то оба со смехом узнали, что из всего фильма запомнили только самое начало:
мальчик уходит в кино, а родители остаются дома - и самый конец: мальчик
возвращается домой, а родители его встречают.

Расстаться не могли долго - стояли, смотрели друг на друга и молча
держались за руки.

- Ну что, красивая, - сказал наконец Генерал. - Завтра как?

- Завтра не могу. Большой семейный обед, - сказала Таня. - Давай
послезавтра с утра. Я скажу матери, что пошла с классом на демонстрацию. В
девять на том же месте.

- Ну пока, красивая. Целую, - сказал Генерал, но не поцеловал, а хмыкнув,
добавил:

- В ротик.

Таня расхохоталась.

Только бы не показать смущения, только бы не покраснеть! Теплая волна
поднялась в ней, заколотилось сердечко. До первых петухов тыкалась носом в
подушку, ворочалась с боку на бок. Снова и снова вспоминала слова Генерала,
и накатывала радость, сжимала горло. Не получалось ни расплакаться, ни
рассмеяться, как перед ним.

По правде говоря, в доме Захаржевских давно уже не устраивали никаких
семейных обедов, тем более больших. Зато возникла другая, условно говоря,
традиция, которую Ада с Таней и называли "Большим семейным обедом". Каждое
второе воскресенье и иногда по праздникам академика на сутки запирали в его
комнатке при кухне, выставив туда, во избежание всяких осложнений, большой
ночной горшок, а Никиту заряжали к каким-нибудь приятелям с ночевкой. Утром
Таня помогала матери готовить всякие вкусности и накрывать на стол. А часам
к четырем начинали приходить Адины друзья - элегантные, хотя и пожилые, в
Таниных глазах, мужчины, нередко с молодыми красивыми женщинами. Это были
веселые, интересные люди - артисты, коллекционеры, художники, юристы,
ученые. Они рассказывали всякие смешные истории, громко смеялись. Громче и
заразительнее всех смеялась Ада. Тане нравилось бывать в их компании,
слушать, запоминать. Лишь немногих новичков вгоняли в неловкость вопли
академика, время от времени доносившиеся из его конуры. После обеда, если
друзья приезжали с женщинами, устраивались танцы, а если без женщин - то со
стола сдергивалась скатерть, подавался кофе с коньяком и начинался картеж.
Причем всегда находился кто-то лишний, который с удовольствием помогал Аде
мыть посуду. А Таня предпочитала оставаться в комнате и следить за игрой.
Она мало что понимала в самих играх - а играли гости в преферанс или в
покер, - но ей нравились их сильные страсти. Таня смеялась. Уж больно весело
было наблюдать столь крутовареные эмоции. А главное, на чем?

Играли-то на спички. Будто каждая и вправду червонец весила. А то еще и,
мухлевали. Катал, как правило, ехидно сдавала игрокам она. Что тут
начиналось!

Сегодня незаметно закозлила дядю Коку Адочке. Та надулась, сквозанула на
кухню.

Следом кинулся воздыхатель.

Обычно к половине двенадцатого Ада загоняла Таню спать, поспешно целуя
дочку в щеку и приговаривая:

- Доченька, сегодня дядя Кока у нас переночует. Ему ехать очень далеко.

- Конечно, Адочка, - сонным голоском отзывалась Таня и закрывала глазки.

В это же время расходились гости. Дядя Кока демонстративно укладывался в
Никитиной комнате, но для Тани давно уже не составляло никакой тайны, что,
выждав для порядку полчасика, он перебирался в гостиную, где, разложив
широкий "трехспальный" диван, его ждала Ада.

Эту квартирку из трех полноценных комнат и полутемной людской
Захаржевские получили взамен казенной семикомнатной, по штату положенной
директору. Было это в середине шестидесятых, когда академика за полную
научную замшелость и стремительно прогрессирующее слабоумие отстранили
сначала от руководства институтом, а потом - и от научной работы вообще.
Несколько лет академик еще появлялся в институте с толстым портфелем,
набитым какими-то бумажками, и выступал на каждом Ученом совете, вещая
всякую чушь, но потом его перестали пускать в институт, а вскоре он и сам
забыл туда дорогу, выходя только во двор, и то под наблюдением Никиты или
Ады.

Однако звание академика и соответствующее этому званию денежное
довольствие за Всеволодом Ивановичем сохранили, как и полагается,
пожизненно. Этих денег хватало на содержание семьи, и, насколько понимала
Таня, именно поэтому Ада и держала при себе старика, не сдавала в психушку
или дом престарелых насовсем.

Тогда, наверное, пришлось бы отдавать все жалованье академика государству
- ведь он больше не будет членом их семьи. А Ада боится бедности и поэтому
только на два-три месяца в году - на сколько возьмут - определяет старика в
какую-нибудь клинику. Или Никитки стеснялась. Тот-то со старым идиотом как с
писаной торбой носился. А Таня так и не научилась воспринимать академика как
отца, и он всегда казался ей чужим и мерзким стариком, к которому возможно
испытывать только одно чувство - брезгливость.

Перед свиданкой долго крутилась у зеркала, не зная, что сварганить из
волос. И так зачешет, и эдак заколет.

- Ты что там вертишься? - удивилась Ада. - Или собираешься куда?

- Так, ненадолго... - Застигнутая врасплох, покраснела до кончиков ушей.

Ада не заметила. Таня шмыгнула от ее глаз в ванную. Отдышалась маленько.

"Нет! Так не пойдет!" - решительно заявила своему отражению в зеркале.
Села на краешек стиральной машины и давай придумывать, как подойдет и что
скажет. Все оказалось проще, без излишних придыханий. Голос не сорвался,
трепета он не заметил.

- Здорово, красивая!

- Привет, мой Генерал!

- Что у нас сегодня по плану? Опять киношка?

- Пойдем к тебе?

- Ты вправду хочешь?

- Да.

И вновь по проспекту, только уже вдвоем, по следам праздничных колонн,
отправившихся ранним промозглым утром в неблизкий путь до Дворцовой. Только
путь Тани и Генерала скоро разошелся с маршрутами колонн. Они сели в
полупустой автобус и через полчаса подъехали к невзрачному многоэтажному
дому, стоящему на кривоватой улочке в другом районе.

Они вошли в подворотню, потом еще в одну и на третьем дворе увидели
совсем уже неказистую развалюху. Прямо на них смотрел пустой дверной проем.

- Вот он, мой дворец, - с принужденной веселостью показал Генерал.

- Я думала, ты живешь где-то рядом с нами.

- А зачем?

Войдя вслед за Генералом в проем, Таня увидела стены с облупленной
штукатуркой, лестницу с кривыми ступеньками и содранными перилами, щербатые
каменные плиты, лишь местами прикрывавшие земляной пол, во всю длину
которого зачем-то тянулась глубокая траншея. Через траншею была перекинута
доска.

Обстановка подстегивала любопытство. Ее фантазия разыгралась.

Генерал бережно взял Таню за руку и перевел по доске.

Когда они поднялись на один марш. Генерал сказал:

- Подожди меня тут.

Он поднялся на второй этаж и три раза стукнул в дверь, обтянутую рваным
черным дерматином, что-то отрывисто сказал и вошел в открывшуюся дверь.
Потом высунулся и жестом подозвал Таню, приложив указательный палец другой
руки к губам.

Таня поднялась.

- На цыпочках, - шепнул он, пропуская ее в темный коридор.

Если бы она сейчас увидела груду костей, черепа и сверкающие
драгоценности под вековой паутиной - не удивилась бы. Ее золотые глазки
горели восторгом, жадно вглядываясь в разбойничий лабиринт.

В комнате, которую занимал Генерал, было, несмотря на всю обшарпанность,
довольно чисто - возможно, прибрался на случай ее прихода. И просторно - из
мебели в ней имелся только широкий пружинный матрац, положенный на кирпичи и
накрытый полосатым покрывалом, в головах больничная тумбочка, на которой
стоит магнитофон, сундук и табуретка возле окна. На подоконнике ваза с тремя
свежими алыми розами - уж не для нее ли? Чуть дальше, в самом углу, прямо на
полу стоял красивый черный телевизор неизвестной Тане марки с большим
экраном и еще какой-то металлический прибор. Все прочее хозяйство
размещалось на полках, которые тянулись вдоль всей дальней от двери стены -
кое-какая посуда, несколько затрепанных книжек, множество ящиков и коробок -
фанерных, картонных, больших и маленьких. Одни были разноцветные, красивые,
явно заграничные, хотя попадались и совсем старые - рваные, мятые. Однако
большую часть пространства на полках занимали штабеля новеньких
автомобильных покрышек. Стараясь незаметно изучать взглядом логово, Таня
дышала свободно и легко, словно попала в свой дом, такой непохожий на
родительский. Ни тебе старинного комода, воняющего нафталином, ни пыльных
портьер, ни тусклой бронзовой люстры с висюльками хрусталя, мутными, как
сопля.

- Ты... посиди пока, отдохни, - сказал Генерал, помогая ей снять пальто.
- А я сейчас... Чайку вот...

Его голос был напряженным. То, что паренек мог стесняться убогости своего